Легендарный барон - Князев Николай (книга регистрации TXT) 📗
По установившемуся уже порядку, днем мы отдыхали и выкармливали коней. Под вечер же часов около двадцати, прошли через большое село Покровское. Вероятно, день был праздничный, потому что по селу из конца в конец носились звуки гармонии, и народ толпился на улице. Крестьяне встретили нас низкими поклонами и внешне охотно делились хлебом. Но, кто знает, что лежало на душе жителей с. Покровского. Ведь, далеко опережая дивизию, бежала тысячеустая молва, разукрасившая и личную жестокость нашего начальника, и так называемые «унгерновские зверства» чинов дивизии. Не являлась ли приветливость лишь маской, за которой скрывались чувства опасения за свою жизнь?
Перед рассветом барон сделал короткий привал у какой-то речки, вероятно, Капчеранки. Возле нее стлался густой, холодный туман. Солнце еще не поднялось над горизонтом и лохмотья облаков плавали над долиной, когда затрещали частые выстрелы там, впереди, где сошлись вплотную лесистые сопки. Пули с сердитым шипением пролетали вдоль колонны. Одной из них чувствительно ранен дивизионный интендант, весельчак Россианов. В виде самоутешения, он мог гордиться, что получил столь же деликатное ранение, как и «дедушка» — барон в бою под Троицкосавском.
Когда туман расползался по горам, в самой вершине пади, в полуверсте от подтянувшейся со всеми обозами дивизии показались домики деревушки Капчеранки. Она раскинулась по склону сопки, у самого перевала, за которым начинался уже медленный спуск к реке Джиде. Вскоре выяснилось, что произошла довольно обычная для нас история: разведывательная 1-я татарская сотня 1-го полка спокойно вошла в деревню; когда же она полностью втянулась в нее, из домов выскочили красноармейцы, разбуженные топотом коней, и начали в упор расстреливать татар. Одной из первых пуль был смертельно ранен командир сотни, хорунжий Мухаметжанов, а вслед за ним упали с коней убитыми и ранеными около половины наличного состава сотни. Уцелевшие всадники проскочили через деревню и залетели в гору. Оттуда они открыли беспорядочный огонь по деревне, а заодно уже и по своим, потому что дивизия стояла на продолжении прямой, по которой они стреляли по неприятелю. Татары продолжали вести огонь в этом направлении до тех пор, пока командир полка, полковник Парыгин, лично не пробрался к ним и не взял их в свои руки.
По силе огня противника можно было вывести заключение, что количество красноармейцев не превышало 200 человек. Барон послал в лобовую атаку на деревню дивизион 1-го полка, а трем сотням 2-го полка приказал обойти красных по горе, с правой стороны. После упорного боя, длившегося чуть ли не 4 часа, красноармейцы были оттеснены за гору. В этом незначительном по размерам, но весьма показательном боевом столкновении мы потеряли 50 человек убитыми. Прекрасная иллюстрация к выказанному положению, что красное командование имело блестящие возможности поймать нас в одном из бесчисленных горных проходов Забайкальской области.
Только в девятом часу дивизия миновала деревню Капчеранку.
После перехода какой-то реки по глубокому броду дивизия в 11 часов остановилась в пади Уссуга. В 14 часов двинулись дальше на юго-запад, к п. Нарын. Казалось бы, что теперь настало время облегченно вздохнуть. Ведь обе советские бригады, переназначавшиеся для ликвидации барона Унгерна, остались далеко позади, и им нас уже не догнать! Почувствовавший ослабление давления противника после деревни Капчеранки, барон использовал свой сравнительный досуг для того, чтобы со всей энергией заняться внутренними делами дивизии.
Выражаясь деликатно — он усилил репрессии. Стали исчезать люди. На каждом привале бросалось по нескольку трупов, изуродованных шашками. Уже на ближайшем ночлеге погибла значительная группа офицеров и всадников. При осмотре покинутого лагеря чины моей команды нашли их тела возле стоянки Бурдуковского, и после того случая каждый день я находил своих зарубленных сослуживцев. Гнет все увеличивавшейся со дня на день бароновской нервности и ожидание неизбежной, бесславной смерти под шашками молодцов из команд Бурдуковского или же Безродного, лишали офицеров выдержки и разлагающе действовали на настроение вообще всех чинов дивизии.
Припоминается следующий случай. На одном привале я разместился по соседству от дивизионного интенданта и принял его любезное приглашение пообедать. Во время чаепития к нам прибежал ординарец начальника дивизии и доложил, что интенданта требует к себе барон. Этот немолодой уже поручик, замещавший раненого Россианова, побледнел и после минуты молчания приказал подать ему лошадь. Показалось странным, что интендант поехал не в ту сторону, где была разбита ставка начальника дивизии, а поскакал вверх по пади, на север. Через несколько минут поручик наметом взлетел на гору, а затем его поглотил лес. Я мало знал убежавшего офицера, но думаю, что ему — пусть даже не строевому офицеру — нелегко было решиться на тот шаг: ведь это равнялось самоубийству, являясь, может быть, самой мучительной формой такового. Весьма показательно, что трепет перед гневом барона сделался страшнее иной опасности.
На рассвете 8 августа дивизия подходила к большому поселку. Это был Верхний Нарын, то есть тот географический пункт, к которому стремился барон Унгерн, чтобы почувствовать, наконец, себя совершенно свободным от угрозы окружения. Верхний Нарын стоит на Джидинском тракте, в двух-трех десятках верст к северу от границы и достаточно далеко от реки Селенги, возле которой группировались главные силы красных. Дальше шли уже знакомые места. Через Нарын мы проходили дней десять тому назад в обратном направлении. Теперь противник находился позади и, таким образом, нам могли угрожать только арьергардные бои.
Глава XXVIII
Красные войска, двинутые от р. Селенги по Джидинскому тракту, опоздали к Нарыну на несколько часов. Они в тот же день догнали нас (пехота на подводах) и, выражаясь профессиональным языком — сели нам на хвост. Первый арьергардный бой барон вынужден был дать в 11 часов дня, в районе станицы, на покатом в сторону противника склоне. Левый фланг полка упирался в скалистую сопку, а правый доходил до реки. Позиция представляла много выгод для оборонявшегося, потому что левый фланг был обеспечен от обхода, с фронта трудно было бы наступать по открытому склону, и только правый фланг вызывал опасения, в смысле обхода его по другому берегу реки.
На правом фланге полка, у реки, залегла 6—я сотня, составленная из лам и доведенная до 250 всадников, один взвод, который переправился на противоположный берег Джиды для наблюдения за флангом. Красные начали бой силами двух батальонов. Они спустились с бугра, на котором стоит Атаман-Никольская, и довольно дружно двинулись вперед, чтобы сбить нас лобовой атакой. Но вынуждены были настолько плотно залечь на дистанции 1000–1200 шагов, что не смогли подняться, несмотря на пополнение их цепей резервами. До наступления темноты противник вел энергичную ружейную и пулеметную перестрелку с нашим полком. Вечером красные со стороны реки обошли правый фланг барона, 6-я сотня оказалась отрезанной от полка и почти целиком уничтожена. Уцелел лишь тот взвод, который находился на правом берегу Джиды и, таким образом, первый подвергся нападению обходной колонны противника. Гибель сотни в значительной степени зависела от того, что ею временно командовал прапорщик Кузнецов, бывший секретарь Улясутайского консульства, скоропалительно произведенный бароном в офицерский чин, без достаточного боевого стажа.
В 20 часов барон вывел свои части из боя. В бою убит помощник командира 3-го полка, подъесаул Бородин, являвшийся одной из колоритнейших фигур дивизии, с навыками профессионального вестового, у которого, вместе с производством в офицерский чин, проявились его первобытные инстинкты. Его труп удалось вынести из боя лишь в сумерках, вследствие интенсивности огня красных.
После десятичасового боя барон снял 3-й и 2-й полки (последний во время боя у станицы охранял 3-й полк от глубокого обхода со стороны излучины реки в урочище Саркетуй) и повел их на запад к Харацаю, где его ожидал генерал Резухин. Урочище Саркетуй имеет в поперечном сечении, то есть от гор до гор (с запада на восток), около 5 верст. Оно заполнено глубокой излучиной реки Джиды, сильно забежавшей в этом пункте на север и также круто возвратившейся к своему общему стремлению на восток. И дорога, повинуясь течению реки, делает широкую дугу, а затем полого втягивается в гору, заросшую густым лесом. На перевале, у высоты «529» барон огляделся. «Вот прекрасное место для засады», — вероятно, подумал он и для этой цели укрыто расположил дивизию 3-го полка с обеих сторон лощины, по которой дорога поднимается к перевалу.
