Мировые загадки сегодня - Адабашев Игорь Иванович (мир книг TXT) 📗
Это понятно. Конечно, какая-нибудь маленькая ящерица, которой достаточно на день нескольких граммов пищи, а любая ямка под камнем служит надежной защитой от врага, может легче выжить по сравнению с гигантом. Большому динозавру нужно в сутки 4–5 тонн листьев и травы, и скрыться от непогоды или хищника животному, равному по весу 15 слонам, не так-то просто. Чарльз Дарвин считал, что именно это послужило главной причиной вымирания крупных пресмыкающихся в конце мелового периода и гигантских млекопитающих, вроде упоминавшихся нами амблиподов, в начале третичного периода нашей эры.
В этом месте можно привести некую мысленную границу. Все, что мы сейчас говорили об эволюции и выживаемости животных, в той или иной мере рассматривалось Э. Геккелем в его «Мировых загадках». Он отстаивал в основном правильную точку — зрения, хотя, надо признать, недооценивал один из важнейших законов диалектики — переход количественных изменений в качественные, а поэтому во многом видел только упрощенные количественные отношения. Это, помимо прочего, объяснялось тем, что определенные вопросы эволюции, и в первую очередь связанные с наследственными изменениями, были не решены. В наш век сделан существенный шаг в дальнейшем развитии теории эволюционной наследственности. В частности, как мы уже писали, удалось доказать, что элементарная «единица наследственности» — ген (то есть нуклеотидная «ступенька» нашей условной «лестницы» — сверхсложной молекулы ДНК) является делимой структурой. Изменение строения гена или перемена местоположения его на «винтовой лестнице» ДНК вызывает изменение того или иного признака свойств организма.
Такие скачкообразные (в первую очередь качественные) изменения могут быть мутационными (от латинского — перемена, изменение) и вызываться, в частности, воздействием на молекулы ДНК разных видов ионизирующих излучений, в том числе постоянно проникающих из космоса к земной поверхности. Мутационные изменения генов могут случайно оказаться полезными для организма. Но в большинстве случаев — примерно в 1000 раз чаще — они вредны. Это неудивительно, ибо трудно вслепую удачно изменить сложившийся организм, совершенствовавшийся миллионы лет. Однако полезные мутации «замечаются» организмом и закрепляются в последующих поколениях. Теперь доказано, что даже очень незначительное преимущество в приспособленности у данного типа организмов при их взаимном сложении может привести к значительному накоплению положительных мутантов уже за несколько поколений.
Почему сразу (конечно, исторически «сразу» — несколько сот или даже тысяч лет), какими-то периодами или волнами вымирают многочисленные роды и виды животных? Изменяется окружающая среда, условия жизни, враги… Да, безусловно, да. Но почему все же изменения совершаются явно прослеживаемыми периодами? И вообще, почему должна изменяться среда? Как, в какие сроки?
Читателя, ожидающего ответа на эти волнующие вопросы, ждет разочарование. Ибо это опять вопросы из той категории, которые легче поставить, чем дать на них ответ. И все же ответы потихоньку «созревают», хотя в них еще очень многое спорно.
Первоначально ознакомимся с удивительным парадоксом природы: она, образно говоря, не любит слишком удачливых. Чем животное лучше приспособлено к окружающим его конкретно-определенным, так сказать «специализированным» условиям жизни, тем скорее оно вымирает. Вдумайтесь, и вы найдете этому разгадку. Если, например, какое-то животное является «властелином», допустим, болотистой низменности с жесткой, острой травой, то оно быстрее других вымрет, когда болотистая земля превратится в сухую степь. Его слишком широкие копыта, идеально приспособленные к вязкой почве, позволявшие перегонять других животных, теперь на твердой, сухой почве станут роковой обузой, превратят их владельцев в добычу любого хищника. Если, к тому же, пищеварительные органы — зубы, язык, десны были специально приспособлены к поеданию именно болотистой жесткой травы, то, живя на болотах, животное имело преимущество перед другими: оно легко усваивало массу корма, быстро росло и, по всей вероятности, достигало больших размеров. Попав в изменившиеся условия, такое животное с особенным трудом будет приспосабливаться к неподходящей пище.
Таким образом, чем выше степень специализации органов животного, их приспособляемости к определенным окружающим условиям, тем легче ему жить, тем быстрее оно размножается, тем больше у него шансов победить в борьбе за существование и подняться над другими животными.
Узкая «специализация», хорошая приспособленность к определенной среде становятся роковыми при изменении окружающих условий. Вот, в частности, ответ, почему захватившие в свое время доисторические воды головоногие моллюски вымерли, а их менее «специализированные» древние родичи, влачившие жалкое существование в период господства других головоногих, выжили и сохранились по сей день. Вот другой пример. Для гигантских оленей грандиозные рога были в открытой степи грозным оружием, но слишком специализированным органом защиты и нападения. Естественно, что они стали очень мешать передвижению животного в дремучих лесах, которые в Ирландии сменили степь. Гигантские олени вымерли, а их родичи — более мелкие лоси с небольшими рогами выжили.
«Указанные Кювье катаклизмы, катастрофы, революции вызывали много возражений и насмешек, — констатирует профессор М. Павлова. — Но теперь целый ряд ученых подходит постепенно к тем же катастрофическим причинам, употребляя только другие, менее устрашающие слова: колебания материков, опускание их, повышение морей, возникновение гор, охлаждение континентов и т. п., пытаясь объяснить ими изменение или вымирание фауны и флоры».
Насчет возражений и насмешек. Еще совсем недавно, в середине XVIII века, господствовало библейское представление о вечной неизменности мира. А ведь были собраны достоверные факты изменчивости в неживой и живой природе. Но люди, даже ученые, видели эти факты и не хотели их признавать. Надо было обладать мужеством Ломоносова, чтобы «пробивать» идеи эволюционности мира.
Начался XIX век. На долю Кювье выпала высокая честь заложить фундамент фактов для будущей истории органического мира, создать палеонтологию, приоткрыть дверь для эволюционного учения. Рухнула стена бездумной уверенности в незыблемости и неизменности мира. Но на смену одним заблуждениям пришли другие. Единая мировая история была разорвана на клочки. Утвердился катастрофизм, фактически провозгласивший ту же неизменность мира, но неоднократно повторенную. Пропала логика преемственности и развития. Мы знаем, тут немало потрудились христианские богословы, ибо в этом они видели спасение своих догм.
И вот наш, XX век. Теперь большинство (по крайней мере образованных людей) признают принцип эволюционности. Даже многие церковники, в особенности католические, перед лицом неоспоримых данных были вынуждены признать эволюционное развитие мира. Идеи эволюции победили в тяжелой борьбе с катастрофизмом. Однако людям трудно согласиться с мыслью, что эволюция планеты и жизни на ней совершается не плавно из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, а подчинена особым периодам, «волнам», циклам.
Это, конечно, ничего общего не имеет со старой теорией катастроф. Но человеческое сознание долго и напряженно боролось за признание эволюционного развития, против учения о катастрофах, против фактически стоящих за ним принципов неизменности и актов божьего творения. Эта боязнь признания определенной цикличности в эволюционных процессах идет от шаткости философских позиций, от неверного понимания эволюции как исключительно непрерывного, медленного изменения без революционных скачков, дающих как раз качественные изменения, подготовленные предыдущим медленным, порою незаметным, скрытым эволюционным развитием. Эволюция без скачков — это практически антинаучная, по словам В. И. Ленина, «ходячая идея эволюции» [16], бессильная объяснить процесс возникновения нового и уничтожения отмирающего старого.
