Популярная история евреев - Джонсон Пол (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
Разумеется, очень важно, что в то время, как христиане начали формулировать символы веры на довольно раннем этапе развития церкви, первые десять символов веры евреев были сформулированы Саадией Гаоном (882—942) лишь тогда, когда иудейская религия насчитывала уже свыше 2500 лет. И уже много позже появились 13 статей Маймонида, давшие полноценное определение сущности веры, причем нет никакого свидетельства того, что оно обсуждалось и утверждалось какимлибо властным органом. Эти тринадцать основополагающих формулировок, данных Маймонидом в его комментариях к 10 главе Мишны и к трактату «Синедрион», включают следующие догматы веры: существование идеального Существа, сотворившего все; единство Бога; Его бестелесность; Его первичность по отношению ко всему; поклонение Ему без посредников; вера в пророчества; уникальность Моисея; божественная данность всей Торы в целом; неизменность Торы; Бог – всеведущ; Он наказывает и вознаграждает в будущей жизни; приход Мессии; воскресение. Это кредо, впоследствии названное «Ани маамин» («Я верую»), напечатано в иудаистском молитвеннике и, вообще говоря, явилось источником ряда противоречий. Однако еврейские богословы не слишком увлекались формулировками догматов. Иудаизм концентрируется не столько на доктрине (которая принимается как данность), сколько на поведении: моральные нормы значат больше, чем символы вероучения.
В конце концов последним достижением мудрецов следует считать превращение Торы в универсальное, вечное, полное и последовательное руководство по всем аспектам человеческого поведения. Вслед за монотеизмом Тора превратилась в сущность еврейской веры. Уже в I веке Иосиф Флавий мог написать (со вполне допустимой степенью преувеличения), что в то время, как другие нации могли ничего не знать о своих законах, пока не окажутся в состоянии конфликта с ними, «стоит спросить любого из нашего народа касательно наших законов, как он повторит их с такой же готовностью, как свое имя. Результатом того, что мы тщательно изучаем свои законы с самого начала своего разумного существования, является то, что они буквально высечены в наших душах. Поэтому нарушаются они крайне редко, и никто не может избежать наказания, ссылаясь на их незнание». Эта ситуация еще усугубилась в эпоху академий и мудрецов, так что знание Бога через закон стало сущностью иудаизма. Таким образом, иудаизм стал обращенным внутрь, но приобрел способность выстоять во враждебном мире.
Степень этой враждебности зависела от места и времени, но в целом имела тенденцию к росту. Наиболее удачливые евреи в Темную Эпоху жили в Вавилонии при правителях-экзилархах. Эти князья, более могущественные и светские, чем палестинские наши, считали себя прямыми потомками царя Давида и жили в своих дворцах достаточно церемонно. Во времена парфян экзиларх был фактически старшим государственным чиновником. Рабби стояли в его присутствии и как особую милость получали право обедать за его столом и проповедовать в его дворе. С приходом династии Сасанидов в начале III века и восстановлением зороастризма как национальной религии религиозное давление на еврейские общины стало возрастать. Власть экзиларха ослабела, и при этом выросло влияние ученых богословов. В этот период (III в. до н.э.) в академиях Суры их число достигало 1200 и возрастало в те месяцы, когда сельскохозяйственные работы требовали меньше людей. Избежав ужасных последствий еврейских восстаний против Рима, вавилонские общины достигли более высокого уровня развития богословия. Во всяком случае, сами вавилонские евреи всегда считали себя хранителями строгих еврейских традиций и чистоты крови. Вавилонский Талмуд утверждал: «Все страны – тесто по сравнению с закваской земли Израиля, Израиль же – тесто по сравнению с Вавилоном». Вавилон, правда, зависел от Запада с точки зрения календаря, и существовала специальная цепочка, по которой из Иерусалима академиям передавались соответствующие команды. Но, скажем, Вавилонский Талмуд подробнее своего иерусалимского собрата (хотя тот и другой сохранились не полностью) и всегда считался более авторитетным. Он был главным руководством для евреев в средние века повсюду, кроме Палестины.
Однако и Вавилон не был безопасен для евреев. Известно много ссылок на преследования и страдания при Сасанидах, хотя документальные свидетельства редки и ненадежны. В 455 г. Таздигар III упразднил своим указом Шабат; тогда (согласно письму рабби Шериры Гаона) «раввины объявили пост, а благословенный Господь наслал на него ночью крокодила, который и проглотил его, спящего на ложе, после чего указ утратил силу». Впрочем, Шерира, глава академии в Пумбедите, расцвет которой приходится примерно на 906—1006 гг., описывал указанные события через 450 лет после них. Еврейское предание называет сына и наследника Таздигара Фирузом Злобным и обвиняет его в жестоком убийстве экзиларха. После смерти Фируза наступил период анархии, во время которой еврейскому экзиларху Мару Зутре II (ок. 496—520 гг.) во главе 400 воинов удалось организовать независимое государство со столицей в Магозе; однако через 7 лет его аморальность привела к победе персов, и экзиларх был обезглавлен и распят. Другой всплеск преследований приходился на 579—580 гг. Но некоторые персидские монархи были благосклонны к евреям, так что когда персы вторглись в Палестину и заняли Иерусалим в 624 г., местные евреи встретили их тепло.
Этот факт не удивителен, поскольку в Палестине и западной диаспоре положение евреев было намного тяжелее. В 313 г. император Константин принял христианство и покончил с государственным преследованием. Затем последовал краткий период всеобщей терпимости. Однако начиная с 40-х годов IV века христианство стало приобретать черты государственной церкви. К этому времени относятся первые эдикты против языческих культов. В 60-е годы при императоре Юлиане имела место кратковременная реакция со стороны язычников, за которой последовала жестокая и систематическая кампания по полному искоренению язычества. Христианство превратилось в массовую религию. В Восточном Средиземноморье оно зачастую становилось религией толпы. Популярные религиозные вожди устраивали массовые факельные митинги, на которых скандировали злобные лозунги типа: «На виселицу вместе с Искариотом!», «Ибас извратил подлинную доктрину Кирилла!», «Долой юдофилов!» Сначала эти сборища устраивали, чтобы напугать членов церковных советов. Но их очень легко было направить на то, чтобы разбивать идолов и жечь языческие храмы. Нужно было только время, чтобы натравить их и на евреев. В конце IV века христианство стало нормой в Римской империи, а язычество стало исчезать. При этом подозрение пало на евреев – большое, хорошо организованное, сравнительно обеспеченное меньшинство, образованное и весьма религиозное, отвергающее христианство не по незнанию, но из упрямства. И они стали для христианства «проблемой, которую надо решить». Они были непопулярны у толпы, которая верила, будто евреи помогали властям, когда императоры преследовали христиан. Они приветствовали с облегчением возрождение язычества при Юлиане, который известен в еврейских преданиях не как Юлиан-отступник, а как Юлиан-грек. В 80-е годы при императоре Феодосии I официальной политикой империи стало религиозное единообразие, и множество всякого рода правил и ограничений посыпалось на головы еретиков, язычников и вообще неконформистов. В это же время стали обычными налеты христианской толпы на синагоги. Это противоречило официальной политике империи, поскольку евреи являлись ценным и уважаемым элементом общества, оказывавшим законным властям неизменную поддержку. В 388 г. толпа христиан, подстрекаемая местным епископом, сожгла синагогу в Каллиникуме на Евфрате. Феодосий I решил сделать этот случай показательным и приказал восстановить ее за счет христиан. Он встретил энергичное противодействие наиболее влиятельного христианского прелата епископа миланского Амброзия. Тот предупредил Феодосия в своем письме, что монарший приказ наносит большой ущерб престижу церкви. «Что важнее, – спрашивал он, – демонстративное поддержание дисциплины или дело веры? Соблюдение гражданского закона вторично по отношению к интересам религии». Этот аргумент прозвучал в проповеди, с которой он выступил перед императором, и тот постыдно отменил собственный приказ.
