Зачем Сталин создал Израиль? - Млечин Леонид Михайлович (читать книги без TXT) 📗
Эти слова прозвучали особенно зловеще, потому что за день до этого практически то же самое и в тех же выражениях говорил Сталин на заседании президиума ЦК. Это была его политика, осуществление которой возлагалось на все социалистические страны.
Еще во время Великой Отечественной войны Милована Джиласа, одного из соратников югославского лидера Йосипа Броз Тито, в знак особого доверия повезли к Сталину на дачу, где ужинало политбюро.
Джиласа многое смутило на сталинской даче. И то, что всех заставляли много пить, и полное отсутствие воспитания у советского руководства. В своих воспоминаниях Джилас не без брезгливости написал, как на сталинской даче они с Молотовым одновременно прошли в уборную. И уже на ходу Молотов стал расстегивать брюки, комментируя свои действия:
— Это мы называем разгрузкой перед нагрузкой!
Джилас был родом из деревни, участвовал в партизанском движении, словом, воспитывался не на дворцовом паркете, но такая простота нравов его сильно смутила.
Во время ужина Сталин встал, подтянул брюки, как бы готовясь к борьбе или к кулачному спору, и почти в упоении воскликнул:
— Война скоро кончится, через пятнадцать-двадцать лет мы оправимся, а затем — снова!
Сталинская пропаганда имела успех.
«Сила нашего духа создавалась под влиянием патриотической идеологии, сложившейся в результате победы советского народа в Великой Отечественной войне и успешно проводившегося руководством страны курса на борьбу с космополитизмом, — вспоминает генерал-лейтенант Василий Иванович Макаров, тогда он был курсантом военного училища, а дослужился до должности начальника одного из управлений генштаба. — Мы были довольно воинственно настроены. Недаром наши сокровенные внутренние желания выражались через формулу: „Нам нужна малая победоносная война“.
Рассекреченные материалы советской разведки показывают, что спецслужбы работали на идею приближающейся войны.
Председатель Комитета информации при министерстве иностранных дел Валериан Зорин докладывал Сталину восьмого февраля пятьдесят второго года: «Стремясь ускорить подготовку к войне против Советского Союза и форсировать в связи с этим перевод экономики западноевропейских стран на военные рельсы, а также создание вооруженных сил агрессивного блока, Соединенные Штаты добились коренной реорганизации руководящих органов Северо-атлантического союза.
Эта реорганизация обеспечила создание постоянно действующих органов, занимающихся практическим осуществлением планов подготовки к войне…»
Такие сообщения можно было бы назвать преднамеренной дезинформацией. Но она осуществлялась не по личной инициативе разведчиков. Так оценивал обстановку вождь, и аналитики Комитета информации подтверждали «фактами» его идеи.
Пятого июня Зорин отправил Сталину еще одно такое же сообщение Комитета информации:
«В целях укрепления антисоветского плацдарма на Средиземном море руководящие круги США пытаются в настоящее время создать, наряду со средневосточным командованием, военно-политический блок в составе Югославии, Греции и Турции, в котором могли бы также принять участие Италия, другие средиземноморские страны и Австрия…»
В июне пятьдесят второго в Москву приехал новый посол — Джордж Ф. Кеннан. Трумэн считал, что сделал идеальный выбор — Кеннан говорит по-русски, уже бывал в Советском Союзе.
Кеннан рассчитывал на встречу со Сталиным. Но быстро убедился, что к нему относятся как к представителю враждебного государства.
Он нашел Москву серой и унылой. Еще меньше ему нравилось то, что за ним повсюду следовали сотрудники госбезопасности. В середине сентября он полетел в Лондон, где собирался Совет НАТО. В западноберлинском аэропорту один из журналистов поинтересовался, как ему живется в Москве.
— Во время войны я был интернирован в нацистской Германии, — откровенно ответил Кеннан. — В Москве к нам относятся примерно так же, как немцы относились к интернированным. Разница лишь в том, что в Москве мы можем выходить из дома и ходить по улицам под охраной.
Его слова не остались незамеченными. В «Правде» появилась резкая отповедь. Второго октября американского временного поверенного в делах вызвали в министерство иностранных дел и сообщили, что посол объявлен персоной нон грата. Ему даже не разрешили вернуться, чтобы забрать семью.
В американском посольстве почти не осталось дипломатов. Советский посол Панюшкин тоже вернулся в Москву. Ожидали полного разрыва дипломатических отношений.
В Москве готовились предъявить Соединенным Штатам серьезные обвинения. Не только во вмешательстве во внутренние дела Советского Союза, но и в подготовке террористических актов против Сталина и других руководителей страны.
Отстраненный от должности и арестованный генерал-лейтенант Николай Сидорович Власик, бывший начальник охраны Сталина, обвинялся в связях с людьми, которые именовались американскими шпионами.
Сталин читал сводки министерства госбезопасности, потому что хотел знать, что в реальности думают люди. Он знал, что с окончанием войны люди связывали огромные надежды: жаждали сытной жизни, либерализации и спокойствия. Крестьяне надеялись, что распустят колхозы. Эти слухи распространялись по всей стране.
Ожидания не оправдались, возникли настроения разочарования. В аппарате госбезопасности выяснили, кто же недоволен положением в стране. Получалось, что это те, кто побывал на Западе и хотя бы краем глаза увидел западную жизнь, — то есть бывшие солдаты и офицеры Красной армии и бывшие военнопленные, те, кого немцы увезли на принудительные работы.
В конце сорок шестого начался голод. Шестнадцатого сентября сорок шестого из-за засухи и неурожая были подняты цены на товары, которые продавались по карточкам. Это вызвало возмущение. Многие подумали, что страна готовится к новой войне. Двадцать седьмого сентября вышло новое постановление «Об экономии в расходовании хлеба» — оно уменьшало категории граждан, которые получали карточки на продовольствие. Вот это уже было сильным ударом для тех, кого лишили карточек.
Цены на продовольствие выросли в два—два с половиной раза. Но об этом не говорили. Зато писали и рассказывали о снижении цен на некоторые второстепенные товары. Это производило колоссальное впечатление. И через много десятилетий люди ностальгически вспоминали, что были времена, когда цены снижались (подробнее см. сборник «Сталинское десятилетие холодной войны»).
Атмосфера холодной войны помогла сбить волну недовольства, критики власти. Как только людям сказали, что придется ждать новой войны, настроения изменились. Ради сохранения мира люди были готовы на новые жертвы. Понятно, что понадобились и «внутрение враги», которых надо было разоблачить и обезвредить.
ВЗРЫВ В ТЕЛЬ-АВИВЕ
Четвертого декабря пятьдесят второго на президиуме ЦК заместитель министра госбезопасности Гоглидзе сделал подробное сообщение «О положении в МГБ и о вредительстве во врачебном деле».
Министр госбезопасности Игнатьев, чиновник, случайно оказавшийся на Лубянке, попал в такую мясорубку, что не выдержал и свалился с инфарктом. Его заменял генерал-полковник Сергей Арсентьевич Гоглидзе, бывший нарком внутренних дел Грузии, бериевский человек с большим чекистским опытом. В ноябре Гоглидзе был назначен первым заместителем министра и руководил всем аппаратом госбезопасности.
На заседании Сталин раздраженно говорил о «неблагополучии» в госбезопасности: «лень и разложение глубоко коснулись МГБ» и у чекистов «притупилась бдительность».
Решили министерство госбезопасности реорганизовать. Все оперативные подразделения собрали в единое главное разведывательное управление, как когда-то создали главное управление государственной безопасности НКВД.
Сталин инстинктивно повторял те же приемы, которые когда-то придумал. В главке первое управление занималось внешней разведкой, второе управление — контрразведкой. В его структуре образовали отдел «по борьбе с сионизмом».
