Россия век XX-й. 1939-1964 - Кожинов Вадим Валерьянович (первая книга .TXT) 📗
Уже сам по себе тот факт, что главная (или, скажем, вторая по важности) роль в послевоенных политических репрессиях приписывается лицу, которое этой «деятельностью» вообще с 1943 года не занималось, неоспоримо говорит о несостоятельности множества нынешних сочинений о том времени. Вот, скажем, уже не раз упоминавшийся изданный в 1997 году опус Радзинского «Сталин», автор которого, беспардонно заявляя о своем доскональном изучении даже малодоступных архивных документов, вместе с тем утверждает, что в послевоенные годы «МГБ и МВД» были будто бы «ведомствами Берии» (с. 571), между тем как Лаврентий Павлович не «ведал» МГБ (точнее, НКГБ) с апреля 1943-го, а МВД (НКВД) с декабря 1945-го!
Кто-либо может подумать о несущественности обсуждаемого вопроса и сказать примерно так: ну, допустим, репрессиями после войны заправлял не Берия, а некие другие «соратники» Сталина, но разве это столь уж важно? Дело в том, однако, что само по себе приписывание Берии главной роли в послевоенных репрессиях, к которым он непричастен, ясно говорит о заведомой неизученности проблемы в целом. Если имеет место такое безосновательное представление о руководителе репрессивного аппарата послевоенных лет, вполне естественно полагать, что столь же неадекватны и нынешние представления о самом этом аппарате и его деятельности. Впрочем, прежде чем обратиться к этой деятельности, целесообразно прояснить вопрос о ее руководителях.
В период с середины марта до начала мая 1946 года была осуществлена кардинальная замена руководства Госбезопасности. Почти все «люди Берии», занимавшие ранее высшие посты в НКГБ-МГБ, получили тогда другие назначения. Более того, был освобожден от двух своих постов — секретаря ЦК и начальника Управления кадров ЦК (которое «курировало» ГБ) — Г. М. Маленков, занимавший эти посты с 1939 года. Нередко этот факт толкуется как «опала» Маленкова 292, однако, если проанализировать ситуацию в целом, становится ясно, что дело шло прежде всего о замене руководства ГБ, а не о «гонении» на самого Маленкова. Во-первых, именно тогда его возвысили из кандидатов в члены Политбюро в полноправные члены, а утрата титула секретаря ЦК была через несколько месяцев (8 октября 1946 года) как бы компенсирована назначением Георгия Максимилиановича заместителем председателя Совета министров СССР (то есть Сталина; эту честь разделяли с ним тогда всего лишь восемь лиц). Во-вторых, спустя сравнительно недолгое время, 1 июля 1948 года, Маленков был вновь утвержден секретарем ЦК, — хотя и без «кураторства» над МГБ.
Вместо Маленкова курирование МГБ было поручено новому (с 18 марта 1946 года) секретарю и начальнику Управления кадров ЦК А. А. Кузнецову, который ранее был 1-м секретарем Ленинградского обкома партии. Далее, 4 мая 1946-го был смещен со своего поста министр ГБ В. Н. Меркулов, а также переведены в другие ведомства главные его сослуживцы.
Новый (с 1946-го по 1951 год) министр ГБ, В. С. Абакумов, до 1943 года служил в НКВД под руководством Берии, но 14 апреля этого года он был назначен начальником Главного управления контрразведки (ГУКР), более известного под названием СМЕРШ («Смерть шпионам»), которое входило не в НКВД или НКГБ, а в наркомат обороны (НКО) СССР и подчинялось непосредственно Сталину как наркому обороны; Абакумов стал тогда и заместителем наркома обороны (то есть Сталина). И закономерно возникли отразившиеся в целом ряде документов и свидетельств соперничество и даже прямая вражда Абакумова и Берии (а также Меркулова и других). Между тем до сего дня в сочинениях иных «историков» говорится о неизменном сотрудничестве Берии и Абакумова, — хотя давно известно, что, став снова в марте 1953 года министром внутренних дел, Берия не только не освободил из заключения (как он освободил ряд своих бывших сослуживцев) арестованного в июле 1951 года Абакумова, но, напротив, предъявил ему новые тяжкие обвинения.
А после ареста Берии в конце июня 1953 года Хрущев и другие в своекорыстных целях без всяких оснований зачислили Абакумова в «сподвижники» Берии, который, как уже сказано, еще с декабря 1945 года не имел отношения к так называемым «органам». Но Хрущеву и другим, превратившим Берию в козла отпущения, очень выгодно было присоединить к нему Абакумова, дабы получилось так, что и в 1946-1951 годах всеми репрессиями заправлял Берия, — пусть и с необходимой помощью Абакумова. На деле же, начиная с весны 1946 года, в репрессивном аппарате была такая верховная иерархия (вполне ясная из сохранившихся документов): министр Абакумов, секретарь ЦК Кузнецов и непосредственно над ним — сам Сталин.
Однако не прошло и трех лет, и 28 января 1949 года Кузнецов был снят с поста секретаря ЦК, 27 октября арестован и, позднее, 1 октября 1950-го, расстрелян. МГБ вроде бы осталось без «куратора» в секретариате ЦК. И это по меньшей мере странно. Правда, авторов многих сочинений проблема не волнует, ибо они по-прежнему считают, что МГБ бессменно «курировал» Берия.
Между тем есть достаточные основания полагать, что с декабря 1949-го до марта 1953 года «куратором» МГБ в ЦК являлся не кто иной, как Никита Сергеевич Хрущев!
Правда, прямых документальных подтверждений этого нет (или, по крайней мере, документы пока не обнаружены). Но, как уже отмечалось, масса документов была по указанию Хрущева уничтожена; кроме того (о чем также шла речь), в последние свои годы Сталин в особо «секретных» делах стремился обойтись вообще без документов, ограничиваясь устными директивами; наконец, разного рода косвенные подтверждения этой роли Хрущева имеются в немалом количестве.
Как известно, Хрущев с января 1938 года управлял Украиной. Но почти через двенадцать лет, в декабре 1949-го, Сталин неожиданно вызывает его в Москву, и он становится одним из пяти (Сталин, Маленков, Пономаренко, Суслов, Хрущев) тогдашних секретарей ЦК (и, одновременно, 1-м секретарем МК). Свершившееся, конечно же, было очень важной для Хрущева переменой, и в своих устных воспоминаниях, записанных в конце 1960-х — начале 1970-х годов на магнитофон, он несколько раз возвращался к этому сюжету.
По его словам, Сталин так объяснил причину и смысл его нового назначения: «У нас плохо обстоят дела в Москве и очень плохо — в Ленинграде, где мы провели аресты заговорщиков. Оказались заговорщики и в Москве…» 293 И далее: «Когда я стал секретарем ЦК ВКП(б)… Ленинградская парторганизация вовсю громилась. Сталин, сказав, что мне нужно перейти в Москву, сослался тогда на то, что в Ленинграде раскрыт заговор» (там же, с. 216). И в другом месте: "Сталин говорит: «Мы хотим перевести вас в Москву. У нас неблагополучно в Ленинграде, выявлены заговоры. Неблагополучно и в Москве…» (там же, с. 260) и т. п.
Едва ли есть основания истолковать все это иначе, как решение Сталина поручить Хрущеву борьбу с этими самыми «заговорами», для чего, понятно, Никита Сергеевич должен был опираться на МГБ, — то есть быть его «куратором».
Но Хрущев в тех же воспоминаниях утверждает, что у МГБ был тогда тайный куратор. Он признает, что Абакумова «Сталин назначил в Госбезопасность тогда, когда Берия был освобожден от этой работы». Но, по его словам, «Сталин мог и не знать», что «Абакумов не ставил ни одного вопроса перед Сталиным, не спросив у Берии… Берия давал директивы, а потом Абакумов докладывал, не ссылаясь на Берию» (с. 224).
И Хрущев уверяет, что «тайный» куратор Берия осуществил Ленинградское дело, сам же он ни в коей мере не был к нему причастен. Ко времени суда над «ленинградцами» Хрущев уже около десяти месяцев был секретарем ЦК, но, если верить его воспоминаниям, он не только не участвовал в этом деле, но и почти ничего о нем не знал: «…обвинили „группу Кузнецова“ в Ленинграде, будто там проявили „русский национализм“ и противопоставили себя общесоюзному ЦК. Что-то в этом духе, точно не помню, а документов я не видел… Со мной о „ленинградском деле“ Сталин никогда не говорил» (с. 219, 225).
