Полутораглазый стрелец - Лифшиц Бенедикт (книги без регистрации TXT) 📗
Чтобы могли мы, презрев справки в твоей подорожной,
Сердце тебе распахнуть, словно ворота друзьям.
Правда, столетье назад, скорби возвышенной данник,
Скромно вошел ты в Тифлис в ранний предутренний час,
Соли картвельских стихов ты не отведал, изгнанник:
Сумрак скрывал от тебя путь на грузинский Парнас.
Что же, хоть ныне, когда, выдержав бури и шквалы,
Гордо сияет Парнас, а императорский род
Насмерть лемносским сражен лезвием и небывалый
В братстве народы нашли счастья расцвет и оплот, —
299
Ныне хотя бы испей влаги стиха чудотворной,
Чтоб на твой зов Мерани с тигром являлся покорно;
Болдинских сосен хвою, граба играя вершиной,
Ветер обнимет в горах, словно невесту жених,
Двух наших стран небеса вспыхнут зарею единой
И переплавятся два имени в целостный стих.
300
ГЕОРГИЙ ЛЕОНИДЗЕ
299. МОРСКАЯ НОЧЬ
Нескончаемые вздохи,
Липой шелестит луна.
Удальцом в обновке-чохе
Всплыл рассвет с ночного дна.
Кто, луны средь небосклона
Став портным, скроил ее?
Кто, как мяч неугомонный,
Сердце выхватил мое?
Ты меня качала, Иора,
Брызгами кропя елея,
Выменем стиха вскормив,
И чудесней нет узора,
Чем процеженный твоею
Сетью берегов извив.
В буйном тонут винограде
Бубны и столы со мцвади,
Ты своих форелей в ситцы
Не напрасно облекла,
Не напрасно тащат птицы
Клювом утро из дупла:
Мельницу ли на канаве,
Мощь ли глыб или древний храм —
Все, что ты дала мне въяве,
Я в стихах тебе отдам.
Не во мне ли беспрестанно
Сон кипит твоих запруд?
Покупателем я стану,
Если Иору продадут.
Нескончаемые вздохи,
Липой шелестит луна,
Удальцом в обновке-чохе
Всплыл рассвет с ночного дна.
301
Спотыкнулся о Гомбори
Месяц, молоко разлив…
С ивами пою на Иоре,
Сам одна из этих ив.
300—302. ТИФЛИССКИЕ РАССВЕТЫ
1
Здесь каждый — сазандари, каждый
Влачит здесь родословной груз.
Надрезан, сердцевиной влажной
Сверкает вкрадчиво арбуз.
Как жар, горят ковры балконов,
Но фрукты блещут горячей,
И реет в мареве вдоль склонов
Фазан, сварившийся в ключе.
Сады исходят песнью зыбкой,
Гробницами гудит земля,
Окрест мтацминдскою улыбкой
Цветут сожженные поля.
Без счета золото рассеяв,
Кура теснин взрывает мглу,
И город высится халдеев,
Взваливши на спину скалу.
2
Когда рассвет, рассеяв мрак,
Освободил от тьмы Метехи,
В Куре означился рыбак
И в небе день расставил вехи.
Еще виднелся серп луны
И звездный след. О Кашуэти,
Разбившись насмерть на рассвете,
Звук тари плакал у стены.
302
Но спала роза Цинандали,
Спал Григол. Песня без конца
Лилась, хоть песне не внимали
Родные в прошлом ей сердца.
Ее не слышал ни Кабахи,
Ни Мтквари, ни балкон с резьбой:
Она с плотов метнулась в страхе
Обратно, к сени гробовой.
Но песнь любви лишь остов звука
Теперь была, была скелет,
И только у тариста мукой
Сжималось сердце ей в ответ.
Все хлопавшие ей ладони
Истлели. Лишь дрозды теперь
Внимали ей, и на балконе
Нигде не распахнулась дверь.
3
Я посмотрел на город мой:
Он, как поднос с алибухари,
Горел на солнечном пожаре
Золото-желтой бахромой.
Уже утратив власть над миром,
Тьма прыгнула тигрицей вниз,
В ущелье, и лоснился жиром,
Сверкал на солнце весь Тифлис.
Он с новыми сроднился днями
И новым светом всех дождил,
Ушедший в глубь земли корнями,
Эдемоглазый старожил.
Ровесников не помнил он,
Ни Ниневии, ни Багдада,
Ни угоняемых, как стадо,
Во вражий край плененных жен.
303
Давно забыл он о Тимуре,
Поработителе земли…
Текла звончее чианури
Кура, за ней поля цвели…
И в город, в прошлом заклейменный
Печатью бедствий без числа,
По ветру красные знамена
Развеяв, армия вошла.
Тысячеустая, взмывая
До туч, стремилась песня ввысь:
То пели дети Первомая,
И песней полон был Тифлис.
Пестрели улицы цветами,
Алели розы здесь и там.
Кидались, быстрые, как пламя,
Рабочие к своим станкам.
Тифлис как ястреб был бессонный,
Чье сердце высекли в скале;
Людской поток, распределенный
На труд, гудел, как рой в дупле.
От молота, кирки, багра
Летели искры. Выжимали
Рубаху, потную с утра,
Орлы, вперяя взоры в дали.
Вставал их голос на дыбы,
Из глотки вырвавшись орлиной,
И силой спаянной, единой
На склонах сотрясал дубы.
Мою страну раскаты грома
На новый путь перевели,
И, как развалины Содома,
Лежало прошлое в пыли.
Внизу старинных плит увечья
Топтали человеко-львы,
До Мцхета простирал, чрез рвы,
Тифлис свое широкоплечье.
304
303. ЧЕРНЫЙ ДУБ НА БЕРЕГУ ЧЕРНОГО МОРЯ
Одиноко шелестит он,
Черный дуб над Черным морем,
Громом столько раз испытан,
Сколько есть у дуба трещин.
С щебетом морские птицы
День и ночь над ним кружатся,
В клювах принося частицы
Пойманных на небе радуг.
Клювами по поднебесью
Шаря, доставляют росы,
Столько раз залившись песней,
Сколько есть у дуба трещин.
Одиноко шелестит он,
Черный дуб над Черным морем,
Влагой волн насквозь пропитан,
Им разбитых голой грудью.
Дуб как тигр стоит, грознее
Тигра, — только новый корень
Выпускает, свирепея,
После каждой схватки с морем.
305
КАРЛО КАЛАДЗЕ
304. В ГОРАХ, ПОКИНУТЫХ МОРЕМ
Схлынули воды давно. На пустынных
Скалах ущелий их след узнаю.
Черное море, в глубоких притинах
Памяти поступь я слышу твою.
Реки несутся по долам, сквозь горы,
Словно желают былое настичь.
Им, как соратникам, полный задора,
Победоносный кидаю я клич.
Знаю: клокочет уже в многоустом
Говоре воля мятежная их —
И по проложенным заново руслам
Реки и люди прорвутся, как стих.
305. ВОЗВРАЩЕНИЕ С ГОР НОЧЬЮ
Солнце зашло. Не сидят, балагуря
Праздно, мужчины в тени алычи.
Пусть оно прячется в скалы, чтоб турий
Рог не настиг его фары-лучи.
Залита лунным серебряным светом
Южная только вершина. Она
Там, за Чорохом, в твердь минаретом
Волею рока давно вкреплена.
