Русские пираты - Широкорад Александр Борисович (читаем книги онлайн TXT) 📗
По мере того как «Сынок» приближался к городу, огонь рос и рос. Теперь уже было видно с его палубы, что кроме воды горят и суда в гавани. Шум и крики, как отдаленный прибой бурунов, уже достигали ушей Копыткина и его сослуживцев. Прошло еще несколько минут, и «Сынок» остановил ход.
Между тем необъятное море огня гуляло и разливалось впереди «Сынка». Чудовищное зарево поднялось над Бомбеем. Адский шум, крики и проклятия носились в воздухе. По мере того как этот страшный шум и пожар росли и увеличивались, на «Сынке» становилось тише и тише. Экипаж его в первый раз делался свидетелем такого невообразимого бедствия. Какой-то суеверный ужас постепенно овладевал всеми, от капитана до матроса.
Через пару часов вельбот достиг «Сынка». Сразу после подъема вельбота Копыткин повел судно в открытое море.
На следующее утро с «Сынка» заметили на горизонте за кормой густой дым и очень стройный, высокий рангоут. Приближавшееся судно, бесспорно, было военное. Прежде нежели механик успел доложить капитану о стуке в цилиндре, поступил приказ дать самый полный ход. Петр Михайлович был старый служака. Стоя между офицерами на юте, он убедился, что к «Сынку» в кильватере идет военное судно, и что легко, может быть, теперь наступил момент рискнуть отдаться во всем на волю Божию.
Прошло еще полчаса, судно нагоняло «Сынка» и, находясь в двух или двух с половиной милях, подняло свой флаг – английский. «Сынок» ответил тем же и начал прибавлять ходу.
Неприятель приблизился еще немного, и Копыткин безошибочно определил тогда, что это был корвет «Ровер», вооруженный шестнадцатью 6-фунтовыми бортовыми орудиями и двумя 7-дюймовыми на поворотных платформах в носу и на корме. Копыткин был очень доволен тем, что он имел на корме два орудия. Правда, они были только 6-дюймовые, но зато дальнобойные, и стрельба из них могла быть чаще неприятельской.
Теперь, когда «Сынок» шел полным ходом, расстояние между судами почти вовсе не изменялось. По-видимому, их разделяло 10 кабельтовых, не более. Такое расстояние, по крайней мере, назначил капитан комендорам кормовых орудий, решившись отвечать англичанам. Прошло довольно много времени, и оба судна, нанося незначительный вред друг другу, продолжали идти прежним курсом на расстоянии 10 кабельтовых друг от друга.
В правом цилиндре «Сынка» стук усиливался более и более. Механик после тщательного наблюдения за этим стуком пришел к заключению, что ослабла гайка поршня. Безусловно, необходимо было нажать эту гайку, а для этого нужно было открыть крышку цилиндра, значит, остановить машину по меньшей мере на полчаса, а как и кто мог теперь потребовать от Копыткина, чтобы он подставил свое неподвижное судно огню неприятеля. Тяжела была обязанность механика, но необходимость заставляла доложить капитану положение дела. Сделав это, он получил приказание пока уменьшить ход до 10 узлов.
Капитан «Сынка» ввиду крайней необходимости решился переменить тактику. Он положил право на борт и, поворотив на 16 румбов, пошел прямо навстречу «Роверу», готовясь дать залп из своего правого борта с расстояния не более 200 сажень (430 м) и наведя орудие в ватерлинию английского корвета. Копыткин, выслушав своего механика, пришел к заключению, что пока еще его судно располагает каким-нибудь ходом, успех боя зависит от меткости прицельного огня, а он знал хорошо своих комендоров и вполне рассчитывал на них.
«Роверу», по-видимому, не понравилась такая тактика, тем более что она была неожиданна, но он теперь уже не мог ничего сделать другого, как приготовиться дать отпор. При сближении судов первыми открыли быстрый и непрерывный огонь скорострельные пушки с «Ровера» и марсовые орудия с «Сынка», а затем почти одновременно раздались залпы с обоих противников.
Страшное и жесткое опустошение пронеслось над палубами «Сынка». Ни один из десяти снарядов «Ровера» не пролетел даром, не сломав, не убив или не исковеркав чего-либо. Два бортовых орудия были приведены в полную негодность, борт пробит в пяти местах над самой ватерлинией, труба пробита. Одна бомба взорвалась в каюте капитана, по счастью пустой. Сам Копыткин был ранен. Но не собственные страдания от раны, не вид убитых и раненых своих товарищей теперь интересовали и занимали его. Он сознавал, что страшный момент для его судна миновал, не принеся ему гибели. Машина шла тем же ходом, трюмы не наполнились водой, руль свободно перекладывался в борта на борт.
Затем все внимание Копыткина обратилось на противника. Он заметил, что «Ровер», пройдя траверз, быстро покатился вправо. Копыткин ожидал и боялся этого. Английскому корвету было гораздо выгоднее, пользуясь своим преимуществом в ходе, идти за «Сынком», громя его из своего носового 7-дюймового орудия и посылая по временам залпы то правого, то левого борта. «Что теперь предпринять?» – думал Копыткин, следя за «Ровером» и выслушивая доклад механика об увеличивающемся стуке в цилиндре и о невозможности идти далее даже до десяти узлов.
Но вдруг Копыткин заметил, что английский корвет производит необыкновенные действия, не предвиденные никакими тактиками. Придя в кильватер «Сынка», он все продолжал катиться вправо и вправо, описывая полную циркуляцию и не прекращая огня.
При второй подобной же циркуляции, по-видимому, уже с уменьшенным ходом, Копыткин убедился, что на «Ровере» случились серьезные повреждения в руле. В тот момент, когда «Ровер» получил попадание, его руль и заклинило в этом положении. Волею случая корвету оставалось одно из двух: или оставить ход вовсе, или вертеться вроде волчка впредь до исправления руля. По-видимому, он избрал последнее.
Копыткин решил воспользоваться временным затруднением неприятеля, и он с величайшим риском для своей машины приказал увеличить ход. Поворотив опять на 16 румбов и воспользовавшись тем моментом, когда «Ровер» невольно сделал по нем залп со своего еще целого левого борта с расстояния не более 300 кабельтовых. Потом, приблизившись до полукабельтова, под страшным градом выстрелов скорострельных неприятельских орудий, теряя в большом количестве убитыми и ранеными прислугу своей открытой батареи, Копыткин удачно пустил с полубака метательную мину, разорвавшуюся под машинным отделением «Ровера». 80-фунтовая пироксилиновая мина на этот раз верно сослужила свою службу и положила конец смертельному бою. Штурманский офицер Гаганов, стоявший все время с секстаном на мостике для определения расстояний, первый заметил, что «Ровер» начал тонуть.
Капитан «Сынка» долго не верил своим глазам, так как неприятель, по-видимому, сам не замечая своей гибели, продолжал бой с величайшим ожесточением. Но роковой конец приближался, и уже ничто не могло спасти английский корвет. Его водоотливные средства, отчасти испорченные взрывом, оказались ничтожными в сравнении с прибылью воды в отверстие, сделанное миной. Раздался последний выстрел с «Ровера», и он, как бы от ужаса предстоявшего ему шага, вздрогнул всем корпусом и, нагнувшись немного направо, пошел ко дну экипажем. С «Сынка» были немедленно посланы шлюпки для спасения англичан, которые еще могли остаться на воде, держась на обломках или всплывших койках погибшего корвета.
Через полчаса все было закончено, и возвратившиеся катера привезли 50 человек, оставшихся в живых, из трехсот, составлявших экипаж «Ровера». Пока спасали и подбирали с воды англичан, механик успел поправить цилиндр. Подняв шлюпки и разместив пленных, «Сынок» лег на старый курс и пошел обыкновенным средним ходом.
Итак, победа была полная. Но дорого досталась она. Старший офицер был тяжело ранен. Лейтенант Никитин был убит при спуске метательной мины. Он пал последней жертвой этого боя. Мичман Зенобин и артиллерийский офицер, смертельно раненные у своих орудий, томились в предсмертной агонии в кают-компании. Из 130 человек 25 оказались убитыми и более 40 ранеными.
Между тем «Русская Надежда» у берегов Новой Гвинеи встретилась с отрядом русских крейсеров, от которых получила известие о заключении мира с Англией. Одиннадцатимесячное рейдерство «Русской Надежды» подошло к концу. Капитан Сорокин произведен был в контр-адмиралы, старший офицер Кононов – в капитаны 2 ранга с назначением командиром крейсера. А сам крейсер получил высшую награду. Он поднял славный георгиевский флаг и должен был увековечить имя «Русская Надежда» в русском флоте по примеру «Азова» и «Меркурия».
