Русский код развития - Нарочницкая Наталия Алексеевна (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
Еще один миф - о том, что либерализм, тем более в его стадии вырождения, относится к явлению правому. Даже классический либерализм всегда квалифицировался как мировоззрение левого толка. Уже в XIX веке левее либералов считались только «марксиды» (Герцен). Либерализм и марксизм - двоюродные братья, две ветви одной философии прогресса. У марксистов субъект истории не нация, а класс; у либералов - не нация, а индивид. От обеих доктрин христианское мировоззрение отстоит далеко.
Похоже, ни так называемые правые, ни их «политологи» не знают, что термины «левый» и «правый», означающие во всех языках христианского мира «лукавый», «нечестный» и, наоборот, «праведный», «должный», «справедливый» происходят из описания Страшного Суда в Евангелии (Мф. 25), когда Господь «поставит овец по правую Свою сторону, а козлов - по левую». Но за что же наградит праведников Судия? За то, что «алкал Я, и вы дали Мне есть, был странником, и вы приняли Меня... Вы сделали это одному из ближних своих, а значит, сделали Мне». Левыми же названы те, кто ничего не сделал ближнему, значит, не сделал Господу. Так что учение о социальной роли власти неоспоримо вытекает из правого духа - христианского. Христианское братство есть нравственный солидаризм. Он не имеет ничего общего ни с либертарианскими демонами индивидуализма, ни с бесами принудительного коллективизма и зудом «творить» нового человека и новое общество.
Только курьез постсоветской политической семантики сделал правыми левых либералов - атеистов и рационалистов, даже воинствующее либертарианство, воплощенное в гротескных сентенциях Валерии Новодворской. В правые попали «граждане мира» Андрей Сахаров, Елена Боннэр, Сергей Ковалев, из культуры - талантливые последователи большевистской эстетики Пролеткульта: Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Василий Аксенов с их жаргоном советского андеграунда. Но эти явления общественного и культурного сознания и формы эстетики относятся к философской левизне и к левацкой субкультуре.
Правое мировоззрение - это охранительный консерватизм во всем: от государства до личной жизни, это философский антиэгалитаризм, происходящий из суждения религиозного канона о противоположности, а не относительности добра и зла, порока и добродетели и иерархичности всех ценностей. На уровне политического сознания - это вера, отечество, нация, держава, примат духовного над материальным, национальных интересов над универсалистскими проектами. В культуре - это разграничение красоты и уродства, нормы и извращения. На уровне бытового сознания - это церковь, семья, целомудрие. Кто забросал камнями Рокко Бутильоне, осмелившегося признать, что считает содомитов грешниками? Не правые, а левые всех мастей, от либералов до коммунистов.
Сахаровская школа «нового мышления» вобрала все космополитические постулаты марксизма, прежде всего - движение мира к одномерному образцу под эгидой наднациональных институтов. Вместо коммунизма подставлен идеал современной западной цивилизации, вместо идеологических институтов вроде III Интернационала - либеральный и не менее тоталитарный IV Интернационал - Совет Европы, раздающий аттестаты зрелости на цивилизованность. На таком пути ценность исторического наследия перестает играть роль по сравнению с технократической целесообразностью свободного движения капиталов и «людских ресурсов». Для гигантского киборга нет разницы между микрочипом и Платоном, Шекспиром, Гете и Достоевским. Но комический лорд Джадд и не отрицает в беседах близость к троцкизму, и он член группы социалистов в СЕ, а автор этой статьи является там, похоже, единственным, все еще знающим баллады Шиллера наизусть... Грустно.
Так что кумир постсоветских либертарианцев - сегодняшний Запад - не вдохновил бы русских либералов прошлого. При впечатляющем расширении Евросоюз - это уже не исторический проект. В проекте Европейской Конституции в разделе «ценности» вообще не перечислены оные, а лишь функциональные условия для их исповедания. Именно ими и являются «священные коровы» либерализма XXI века - тезисы о «правах человека», «свободе» и «демократии», которые без указания, для чего они даны, становятся не чем иным, как провозглашением права не иметь никакого нравственного целеполагания жизни и истории. Еще выдающийся немецкий консервативный философ права 20-х годов Карл Шмитт подметил, что демократия, которой могут пользоваться самые противоположные движения, «не имеет никакого ценностного содержания и есть только форма организации».
Так для чего же Европе Петра нужна Свобода? Для того чтобы «гнать перед собой врагов, грабить их имущество, любоваться слезами близких им людей, целуя их жен и дочерей», как определил высшее благо на земле Чингисхан в своем завещании? Или для «возвращения на свою звездную родину» (Платон)? Для того чтобы искать Спасения и «алкать и жаждать правды» (Нагорная проповедь)? Или для того, чтобы признать красоту и уродство, грех и добродетель, добро и зло равноценными проявлениями суверенной личности? Не тем волновалась Европа в периоды, когда она возрастала и являла миру великую культуру и великие державы.
Мир и Европа в сознании нового всемирного fraternite левых социал-демократов и левых либералов - не более чем гигантское хозяйственное предприятие для удовлетворения плоти одномерных индивидов, все более похожих на «Е» из антиутопии Олдоса Хаксли. Им уже не нужны никакие цели и ценности за пределами земного бытия в Европейской конституции. Этот скучнейший образчик творчества либерального «Госплана» своим сугубым материализмом подтверждает давний сарказм Шмита о единстве Марксового и либерального экономического демонизма: «Картины мира современного промышленного предпринимателя и пролетария похожи одна на другую, как братья-близнецы... У предпринимателя тот же идеал, что у Ленина - «электрификация» всей земли. Спор между ними ведется только о методе».
Вместе со своим маяком меняются и российские западники. То, что постсоветские либералы определяют правизну и левизну исключительно по критерию отношения к «собственности на средства производства», показывает марксистские корни их менталитета. Они и есть отличники исторического материализма. Так что из-под пальто от Versace у электрификаторов и трубадуров либеральных империй проглядывает сюртук Карла Маркса.
Трудно удивляться тому, что духовный маргинализм либертарианства отвергнут в России даже новыми элитами, которых не заподозрить в желании реставрировать «советчину». Его долгожительство на политической сцене объяснимо: любые протестные настроения ассоциировались с реставрационными идеями. Угроза реставрации испарилась - и альтернативы восприняты.
Нация устала презирать собственную историю, но либертарии верны штампам Маркса, Энгельса и Ленина о России - «тюрьме народов», соединив в себе худшие черты западничества прошлого: страсть подражания Западу - от нуворишей XVIII века, истерическое отвращение ко всему православно-русскому - от раннего большевизма и, наконец, уже не наивное, а воинствующее философское невежество во всем, что находится за рамками истмата эпохи застоя. Постсоветское западничество в отличие от великого духовного поиска XIX века перестало быть стороной русского сознания и превратилось в его тотальное отрицание. При этом «скотский материализм» («съел, и порядок») стал свойствен не только обывателю, но и российскому переделкинскому «интеллигенту». И тот сегодня удручает убогостью запросов и духом смердяковщины: «Я всю Россию ненавижу-с».
Впрочем, не только тотальный нигилизм в отношении русской истории и православной культуры характерен для нынешнего либертарного западничества. Оно удивительно и забавно невежественно в отношении собственного кумира - Запада и основ его великой романо-германской культуры, рожденной вовсе не «правами человека», а великими табу, кровавым потом Франциска Ассизского и слезами блаженного Августина.
Для постсоветского либерального сознания, оторванного всем образованием и идеологией не только от преемственной русской православной культуры, но и от подлинной западноевропейской культуры, стократно верно определение Сергея Булгакова «несложненькой» философии истории среднего русского образованца: «Вначале было варварство, а затем воссияла цивилизация, то есть просветительство, материализм, атеизм...». Добавим «священные коровы» fin de scicle - «права человека», «гражданское общество». Однако кроме либерального плода, выросшего на ветви Просвещения, мощное древо европейской цивилизации, как пытался обратить внимание Булгаков, имеет не только другие многочисленные ветви, но и корни, питающие древо, до известной степени обезвреживающие своими здоровыми соками многие ядовитые плоды. Эти корни - христианство. «Поэтому даже отрицательные учения на своей родине, в ряду других могучих духовных течений, им противодействующих, имеют совершенно другие психологическое и историческое значение, нежели когда они появляются в культурной пустыне и притязают стать единственным фундаментом».
