Ренессанс. У истоков современности - Гринблатт Стивен (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
«Его надо заставить читать». Именно принуждение помогло сохранить достижения античных мыслителей в многовековом хаосе.
Хотя святой Бенедикт и не акцентировал внимание на необходимости грамотности в самых основополагающих монастырских правилах, изложенных в VI веке, он выдвинул требование ежедневного чтения – «молитвенного чтения» – и «физического труда». «Безделье – враг души», – писал святой. И он следил за тем, чтобы монахи были предельно загружены. Им разрешалось читать и в неурочное время, но добровольное чтение должно было происходить только при полном молчании. (В эпоху Бенедикта, как и в античность, было принято читать вслух.) Во время принудительного чтения никакие вольности не допускались.
Монахи обязывались читать, нравилось им это или нет. В правилах предусматривался строгий надзор за этим процессом: «Сверх того, надлежит назначать одного или двух старцев, которые должны в обязательном порядке обходить монастырь и проверять, как читают братья. Они обязаны следить за тем, чтобы никто из братьев не был столь acediosus, не тратил попусту время и не вступал в праздные разговоры в ущерб чтению, не отвлекался сам и не отвлекал других (49:17–18)»5.
Acediosus переводится обычно в значении «апатичный». Этим определением характеризовалось болезненное состояние души, свойственное обитателям монастырей и описанное в конце IV века отшельником Иоанном Кассианом. Монаху, испытывающему acedia, трудно или даже невозможно сосредоточиться на чтении. Он смотрит мимо книги, предрасположен к тому, чтобы отвлечься на сплетни, но чаще всего ему свойственно в такие моменты с презрением воспринимать и окружающую среду, и своих товарищей. Он думает о том, что где-то лучше, чем здесь, что зря живет, что все вокруг противно и бессмысленно, и ему душно от таких мыслей:
«Он тревожно поглядит то в одну, то в другую сторону, вздохнет, подумав о том, что никто из братьев не приходит повидать его, войдет и снова выйдет из своей кельи, часто бросает взор на солнце, досадуя на то, что оно слишком медленно опускается за горизонт. И такое смутное состояние сознания овладевает им как некая темная сила»6.
Можно сказать, такой монах, а их, очевидно, было немало, страдал тем, что мы называем клинической депрессией.
Кассиан назвал это заболевание «полуденным демонизмом», и бенедиктинский устав наставлял тщательно отслеживать, особенно во время чтений, братьев с подобными симптомами: «Если обнаружится такой монах – помилуй Бог, – то ему следует сделать порицание один раз и второй раз. Если он не исправится, то его надо подвергнуть наказанию в назидание другим»7.
Отказ от чтения в положенное время – вследствие рассеянности, тоски или депрессии – сначала будет отмечен публичным порицанием, а если монах будет упорствовать, то его накажут ударами плетью. Симптомы психической боли будут удалены испытанием физической боли. Излеченный таким образом от депрессии монах, по крайней мере теоретически, должен быть снова готов к «молитвенному чтению».
Устав Бенедикта также предполагал ежедневное чтение вслух за приемом пищи одним из братьев, назначавшимся на всю неделю. Бенедикт, конечно, ожидал, что некоторые монахи могут возгордиться назначением чтецами. Поэтому он включил в свод и такое правило: «Каждый следующий чтец должен просить всех помолиться, чтобы Господь уберег его от эйфории»8. Святой предусмотрел возможность возникновения ситуации, когда слушатели могут посмеиваться или болтать, указав: «Надо соблюдать полнейшую тишину. Ни шепота, ни разговоров – должен быть слышен только голос чтеца»9. Но Бенедикту прежде всего было важно исключить возникновение каких-либо дискуссий и дебатов во время чтений: «Никто не должен задавать вопросы относительно ни чтения, ни чего-либо иного, чтобы не давать поводов»10.
«Чтобы не давать поводов» – формулировка весьма расплывчатая. Поводов – кому и для чего? Некоторые комментаторы иногда добавляют: «Дьяволу». Но зачем князю тьмы вопросы монахов, касающиеся зачитываемых текстов? Объяснение может быть только одно: каким бы безобидным ни был вопрос, он вызовет дискуссию, а это означает, что религиозные доктрины открыты для обсуждения и споров.
Бенедикт не запрещал комментирование священных текстов, зачитываемых вслух монахами. Ему надо было лишь ограничить круг комментаторов: «Настоятель может пожелать высказать несколько поучительных слов»11. Его слова, естественно, не должны были оспариваться или сопровождаться возражениями, любая конфронтация принципиально исключалась. Перечень наказаний, приведенный в уставе ирландского монаха Колумбана (родился в год смерти Бенедикта), совершенно ясно свидетельствует: запрещались любые дебаты в монашеской аудитории, и интеллектуальные, и какие-либо иные. На монаха, осмелившегося возразить другому брату и сказать: «Это не так, как ты говоришь», – накладывалось суровое наказание – «обет молчания или пятьдесят ударов плетью». Высокие стены отчуждения, изолировавшие духовную жизнь монахов, обеты молчания, табу на вопросы и полемику, наказания за нарушение запретов рукоприкладством или плетьми – все это гарантировало то, что благочестивые сообщества противопоставляли себя философским академиям Греции и Рима, где культивировались свобода диспутов, инакомыслие и безудержная любознательность.
Как бы то ни было, монастырская традиция чтения имела свои долговременные последствия. Чтение не было всего лишь желательным, оно не просто предлагалось или рекомендовалось, а вменялось в обязанность. Но для чтения требовались книги. Манускрипты от длительного использования приходили в негодность, как бы аккуратно с ними ни обращались. Соответственно, монастырские правила принуждали монахов к тому, чтобы они покупали или находили книги. Византийско-готские войны середины VI века загубили и книжное производство, и книжный рынок. Братьям пришлось заняться копированием, то есть переписыванием имеющихся в наличии манускриптов. Но торговый обмен с египетскими изготовителями папируса давно зачах, как и выделка кож для книг. Монахи теперь должны были взять на себя и изготовление пергамента, и сохранение оставшихся запасов. Монашество вовсе не стремилось к тому, чтобы подражать языческой элите в распространении письменности и литературы. Оно не понимало важности риторики и грамматики, образования и интеллектуальных диспутов. Тем не менее монахи, сами того не подозревая, стали главными хранителями литературы, читателями, библиотекарями и издателями.
Безусловно, все это было известно Поджо и другим гуманистам, разыскивавшим утерянные античные произведения. Осмотрев многие монастырские библиотеки в Италии и изучив опыт Петрарки, они уже знали, что огромный потенциал для поисков представляют территории Швейцарии и Германии. Однако монастыри там труднодоступны: основатели намеренно строили их в отдаленных местах, подальше от соблазнов и опасностей. Если все-таки настырный охотник за книгами, преодолев неудобства и тяготы путешествия, доберется до места, он непременно натолкнется на новые трудности. Людей, хорошо знавших, что именно надо искать, и достаточно компетентных для того, чтобы разобраться в находке и прочесть древний текст, в действительности было крайне мало. Кроме того, придется решать проблему допуска. Самому изощренному ученому будет нелегко уговорить аббата открыть двери и убедить скептика-библиотекаря в том, что у него законные основания интересоваться древними книгами. Обыкновенный смертный в монастырские библиотеки не допускался. Петрарка был клириком: он по крайней мере мог призвать на помощь церковные власти. Искатели манускриптов были простые миряне и могли вызвать естественные подозрения.
Но этим проблемы не исчерпывались. Если даже охотнику за книгами удастся проникнуть в монастырь, в библиотеку и найти интересный экземпляр, он должен суметь заполучить манускрипт.
