Сталин перед судом пигмеев - Емельянов Юрий Васильевич (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Впрочем, некоторые авторы биографий Сталина отчасти признавали положительные стороны обучения в Тифлисской семинарии. Алан Баллок считал, что «благодаря этому обучению Сталин развил феноменальную память, что ему весьма пригодилось в его дальнейшей деятельности». А. Улам же решительно опровергал мнение Троцкого, который, по его словам, «изображал Сталина почти как неграмотного человека». Подобные заявления, подчеркивал А. Улам, «игнорировали то обстоятельство, что семинария дала ему немалые знания: он должен был изучать латынь, греческий, церковнославянский, а также русские историю и литературу».
Главным же следствием пребывания в семинарии стала подготовка Иосифа к священнической деятельности. Вероятно, готовясь к ней, Иосиф еще внимательнее вслушивался в проповеди священнослужителей, их беседы с верующими, запоминал их слова, сказанные ему во время исповедей, постигая, как на практике претворяются слова священных для него книг и уроки богословия.
Еще с детства Иосиф мог наблюдать, что верующие обращаются к священнику как к единственному человеку, который мог их выслушать, разрешить их сомнения, простить их проступки или наказать их. Люди, довольные своей участью, реже обращались к помощи священнослужителя. В церковь и к священникам шли прежде всего те, кто нуждался в духовной поддержке. Задолго до появления социологии священники были лицами, обладавшими огромным практическим опытом в изучении массового сознания населения, их чаяний и забот, их желаний и стремлений, их страхов и опасений. Постоянно общаясь со священнослужителями и другими церковными лицами в духовном училище, Иосиф мог рано понять, что беспокоит людей и на что они надеются. Благодаря этому он, как и многие другие ученики духовных училищ, мог быстро распознавать наиболее общие причины печалей и тревог прихожан. Общаясь со священниками, Иосиф рано стал учиться разбираться в людях, их душевных качествах.
Семинарист мог понять, что высокие требования к священнику определялись тем, что для истово верующих он был их надеждой и утешением, лицом, способным смирить смятение их духа, направить их на путь истины и добра, а не просто сказать верующему приятные вещи. Верующий должен был видеть в священнике пример твердости веры, воспринимать его слова как неоспоримые указания относительно того, как следует жить. Проповедь священника должна не просто изложить аргументы в пользу религии, а вдохновить верующих на праведную жизнь. Священник должен уметь добиться того, чтобы верующие доверились ему, поведав о своих жизненных нуждах и откровенно рассказав о своих грехах. Священник должен с предельным вниманием выслушать исповедь верующего. Примеры священнических бесед с прихожанами, вероятно, помогли ему освоить мастерство в общении с людьми.
Исповедь венчается суждением священнослужителя, которое равносильно судебному решению для верующего, определяя степень соответствия или несоответствия его поведения правилам церковной жизни. Священник может обосновать свои слова авторитетными ссылками на священные тексты. У верующего не должно было быть ни малейших сомнений в том, что устами священника гласит Небесная Церковь. Поэтому решения священника должны быть взвешенными, мудрыми, ясными и не подлежащими обжалованию. Иосиф знал, что во власти священника охарактеризовать сравнительно небольшой проступок верующего, как шаг к измене Богу и тем самым своевременно предотвратить его грехопадение. Священники могли отказываться отпустить прихожанам их грехи, не допустить их к таинству причастия, накладывать различные епитимии. Он также знал, что священник может санкционировать прощение тяжких грехов преступнику, чтобы сохранить в душе падшего надежду на спасение и тем самым остановить его на гибельном пути.
В церкви Иосиф учился выражать мысли логично и понятно, быть беспристрастным судьей человеческих поступков, судьей строгим и справедливым. У священнослужителей он учился умению находить слова и манеру поведения, позволявшие смирить злые мысли и буйные страсти паствы, вдохнуть надежду и веру в сердца людей. Очевидно, что примеры священнослужителей оказали влияние на последующую жизнь Сталина и помогали ему строить свои выступления и свое поведение уже в качестве государственного руководителя. Многочисленные очевидцы отмечали, что Сталин умел сделать так, чтобы люди откровенно рассказывали ему о своих делах и проблемах, а он мог их долго и с поразительным вниманием выслушивать.
Есть многочисленные свидетельства и разборов Сталиным проступков людей, которые по своей форме во многом напоминали разборы священниками поведения прихожан, совершавших грехи. Как и православные священники, которые могут долго и сурово разбирать вину прихожан, Сталин мог подолгу «пилить» виновных и указывать им на возможные тяжкие последствия, вытекающие из их, казалось бы, незначительных проступков. Зачастую такие беседы Сталина венчались «отпущением грехов», когда виновник уходил от него не только с чувством облегчения, но и вдохновленный оказанным ему доверием. В то же время Сталин мог жестко «накладывать епитимии» на тех, кто, по его мнению, совершал непростительные проступки.
Вероятно, привычки, сложившиеся под воздействием примеров священнослужителей, отразились впоследствии и в манере сталинских письменных работ и публичных выступлений. Четкости сталинской речи или письменных работ способствовало сочетание риторических вопросов и кратких ответов, в стиле церковного катехизиса. Для выступлений Сталина была характерна жесткость и категоричность церковной логики. Многие образы, использованные Сталиным в его речах и публикациях, были взяты из церковного лексикона. Активно применялись Сталиным в его статьях и речах речевые повторы, используемые в церковных проповедях.
Можно найти сходство между стилем писем Сталина и характерными особенности священнических писем прошлого века. Как и многие послания православных старцев, письма Сталина отличались краткостью, содержательностью и быстрым переходом к основным вопросам послания. Порой они, как и послания священнослужителей, носили назидательный характер и содержали добрые советы.
Но если священники, наставляя своих духовных чад на путь истинный, ссылались на положения Священного Писания или святоотеческой литературы, то Сталин использовал положения из классиков марксизма-ленинизма для того, чтобы подкрепить собственные аргументы. При этом, как и священнослужители, Сталин в своих письмах неоднократно настаивал на том, чтобы его корреспонденты внимательно вчитывались в рекомендованную им литературу.
Беспрекословное подчинение верующих суждениям (в том числе резким и суровым), изрекаемым священнослужителями, обеспечивалось безграничным доверием к ним, верой в их способность проводить божию волю. Чтобы добиться такого отношения верующих, священник должен был поддерживать уважение к своему сану и в то же время быть доступным для паствы. На различных примерах Иосиф мог убедиться в том, что ошибки в поведении могли подорвать авторитет священнослужителя и закрыть сердца отчаявшихся людей для Божьего Слова.
Находясь в церкви, Иосиф учитывал пристальное внимание, с каким прихожане следят за каждым шагом священника. Малейшее нарушение сложившихся норм поведения и даже общепринятого внешнего вида могло стать причиной всевозможных пересудов и сплетен как в среде прихожан, так и среди коллег-священников. Он учился «знать свое место» в церковном коллективе и соблюдать строгую иерархию отношений между священником и паствой, между старшими по должности церковнослужителями и младшими.
Получая в церкви советы, как вести себя мудро в мирском обществе, где царят злоба и ненависть, мстительность и глупость, Иосиф в то же время запоминал, что главным способом преодоления и людских интриг, и суетных помыслов может стать победа над страстями.
Есть основания считать, что в своем стремлении подражать поведению священников Сталин обрел те качества, которые особенно ценились в церкви. Потом они стали его отличительной особенностью: отсутствие «поспешности, торопливости, смущения», стремление (хотя и не всегда успешное) сдерживать «горячие мысли», подчеркнутое спокойствие и выдержка. Характеризуя Сталина, с которым он постоянно общался по долгу службы, бывший управляющий делами Совнаркома СССР Я. Е. Чадаев вспоминал: «Внешне он был спокойный, уравновешенный человек, неторопливый в движении, медленный в словах и действиях. Но внутри вся его натура кипела, бурлила, клокотала. Он стойко, мужественно переносил неудачи и с новой энергией, с беззаветным мужеством работал на своем трудном и ответственном посту». Эти наблюдения перекликаются с воспоминаниями А. А. Громыко: «В движениях Сталин всегда проявлял неторопливость. Я никогда не видел, чтобы он, скажем, заметно прибавил шаг, куда-то спешил. Иногда предполагали, что с учетом обстановки Сталин должен поскорее провести то или иное совещание, быстрее говорить или торопить других, чтобы сэкономить время. Но этого на моих глазах никогда не было. Казалось, само время прекращает бег, пока этот человек занят делом». Даже в походке Сталина, когда он мог незаметно и почти неслышно подойти к человеку, можно увидеть сходство с типичной походкой многих православных священников.
