Горечь войны. Новый взгляд на Первую мировую - Фергюсон Ниал (читать книги бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Наши консулы в Турции и Индии, агенты и т. д. должны поднять весь магометанский мир на яростную борьбу против ненавистной, лживой, бессовестной нации лавочников. И если нам суждено истечь кровью, Англия потеряет по крайней мере Индию {923}.
Мольтке также предлагал попытаться “разжечь в Индии восстание, если Англия станет нашим противником. То же самое следует сделать в Египте, а также в Британской Южной Африке” {924}. Впрочем, эти фантазии (достойные пера Джона Бакена, автора военного триллера “Зеленая мантия”, и в той же мере реалистичные) не стоит всерьез рассматривать как военные цели Германии. До войны кайзер любил напоминать английским дипломатам: “Сто лет назад мы сражались плечом к плечу. Я желаю, чтобы две наши нации снова встали рядом у… памятника в Ватерлоо” {925}. Это слабо напоминает наполеоновские речи. Любопытно и то, что еще 30 июля кайзер опасался, что война с Англией “обескровит Германию”. И даже когда Вильгельм сравнивал себя с Наполеоном, он не забывал о судьбе французского императора. “Или на укреплениях Босфора будет скоро развеваться германский флаг, — заявил он в 1913 году, — или же меня постигнет печальная участь великого изгнанника на острове Святой Елены” {926}.
Суть в том, что, если бы Англия не вмешалась немедленно, военные цели Германии очень отличались бы от содержания Сентябрьской программы. Заявление Бетман-Гольвега послу Гошену 29 июля 1914 года свидетельствует о том, что рейхсканцлер был готов гарантировать территориальную целостность Франции и Бельгии (а также Голландии) в обмен на невмешательство англичан в конфликт {927}. 2 августа Мольтке в “Рекомендациях военно-политического характера” высказал то же самое: заверения, что Германия “в случае победы над Францией проявит сдержанность… следует дать… безусловно и в виде самого строгого обязательства” — наряду с гарантиями территориальной целостности Бельгии {928}. Если бы Англия осталась в стороне, было бы нелепо отказаться от такой сделки. Таким образом, Германия почти наверняка не стремилась к территориальному переделу, о котором шла речь в Сентябрьской программе (кроме, вероятно, Люксембурга, судьба которого Англию ничуть не тревожила), и среди целей войны наверняка не значился германский контроль над бельгийским побережьем (чего ни одно британское правительство не потерпело бы). Вот почти все, что оставалось:
1. Франция… Контрибуцию надлежит выплачивать частями. Она должна быть достаточно большой, чтобы Франция в следующие 15–20 лет не смогла тратить хоть сколько-нибудь значительные суммы на вооружение. Более того: нужен договор о торговле, который сделает Францию зависимой от Германии в экономическом отношении [и] обеспечит нашему экспорту доступ на французский рынок… Такой договор должен обеспечить нам во Франции такую свободу движения капитала и промышленности, чтобы французы не относились предвзято к германским предприятиям.
2. …Мы должны учредить (посредством таможенных соглашений) Центральноевропейскую экономическую ассоциацию, которая объединила бы Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Австро-Венгрию, Польшу, а также, вероятно, Италию, Швецию и Норвегию. У такой ассоциации не будет общей верховной власти. Все ее члены будут формально равными, однако фактически ассоциация окажется под началом немцев и закрепит экономическое господство Германии в “Срединной Европе”.
[3.] Вопрос о колониальных приобретениях (первоочередная цель — создание целостной колониальной империи в Центральной Африке) будет решен позднее, когда станут ясны цели относительно России…
4. Голландия. Необходимо изыскать средства и методы для того, чтобы вовлечь Голландию в более тесные отношения с Германской империей. Принимая во внимание характер голландцев, эти тесные отношения не должны оставлять у них ощущения какого бы то ни было принуждения, оно никак не должно сказаться на образе жизни голландцев, а также не должно предусматривать расширения воинской повинности. Голландия, таким образом, должна остаться независимой внешне, однако зависимой от нас фактически. Вероятно, можно говорить об оборонительном и наступательном союзе для защиты колоний, в любом случае — о тесном таможенном союзе с ней… {929}
К этому (по сути, это Сентябрьская программа без территориальных приобретений за счет Франции и Бельгии) следует прибавить разработанные впоследствии подробные планы “отодвинуть [Россию], насколько возможно, от восточной границы Германии и [лишить] ее господства над нерусскими подчиненными народами”. Этой цели предполагалось достичь путем образования польского государства (объединенного с габсбургской Галицией) и отторжение от России прибалтийских губерний (которые могут стать независимыми, оказаться присоединенными к новой Польше или аннексированы самой Германией) {930}. Даже в этом варианте Сентябрьской программы, вероятно, довоенные цели, касающиеся положения Германии, преувеличены. Бюлов уже не был рейхсканцлером, но высказанное им кронпринцу в 1908 году мнение не так уж расходится с мнением Бетман-Гольвега, полагавшего, что война послужит усилению левых партий и ослабит империю изнутри:
Ни одна война в Европе не принесет нам большой пользы. Завоевание территорий, населенных славянами или французами, не даст ничего. Присоединив к нашей империи малые страны, мы лишь укрепим центробежные элементы, для Германии вовсе не желательные… Вслед за всякой большой войной наступает период оттепели, поскольку народ требует компенсации за принесенные им во время войны жертвы и усилия {931}.
Представляли ли вышеперечисленные цели прямую угрозу английским интересам? Можно ли назвать это “наполеоновскими планами”? Едва ли. Экономические пункты Сентябрьской программы предусматривали учреждение (заметим — примерно на 80 лет раньше, чем это случилось) европейского таможенного союза под германским контролем. Многие официальные заявления на эту тему звучат удивительно актуально. Так, Ганс Дельбрюк утверждал, что “лишь Европе, образующей единое таможенное пространство, по силам состязаться со сверхмогущественными производственными ресурсами заатлантического мира”. А Густав Мюллер страстно призывал к образованию Соединенных Штатов Европы (о чем до войны говорил и кайзер), которые объединили бы “Швейцарию, Голландию, скандинавские страны, Бельгию, Францию и даже Испанию и Португалию, а также — через Австро-Венгрию — Румынию, Болгарию и Турцию”. А барон Людвиг фон Фалькенхаузен желал противопоставить
огромным, замкнутым хозяйственным организмам США, Британской и Российской империй столь же прочный экономический блок, представляющий все европейские страны… под германским началом, с двоякой целью: 1) сохранения за членами этого объединения, особенно за Германией, господства на европейском рынке и 2) возможности бросить всю экономическую мощь объединенной Европы… на борьбу против указанных мировых держав за условия взаимного доступа на рынки {932}.
Удивительно похожие вещи до войны говорили некоторые “паникеры” — немцы. В “Крахе Старого Света” Зеештерн (псевдоним Фердинанда Граутхофа) пророчествовал: “Лишь союз европейских народов способен вернуть им утраченные политическое могущество и господство на море. Сейчас центр политического притяжения помещается в Вашингтоне, Санкт-Петербурге и Токио”. Карл Бляйбтрой в “Нашествии на Англию” (1907) заключает: “Лишь объединенная мирным путем Европа может противостоять растущей мощи других рас и экономического господства Америки. Объединяйтесь! Объединяйтесь! Объединяйтесь!” {933}
