Костер Монсегюра. История альбигойских крестовых походов - Ольденбург Зоя (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Капетингская Франция была для Рима единственным мощным и надежным союзником, однако правление Филиппа Августа продемонстрировало папству, что король Франции далеко не всегда будет паладином Церкви. Одним из честолюбивых замыслов Григория VII и Иннокентия III стало создание христианской империи с папой во главе, где короли выполняли бы роль лейтенантов, что плохо соотносилось с реальностью, зато ясно указывало на степень авторитарности папства. Если ислам и греческая Церковь (несмотря на урон после крестового похода 1204 г.) оставались для Рима перманентной внешней угрозой, то в странах официально католических возникало все больше и больше движений, открыто оппозиционных Церкви. У всех ересей была одна общая черта: абсолютное и резкое осуждение римской Церкви.
Ереси гнездились по большей части на Балканах, в Северной Италии и в Лангедоке, причем учение катаров в ХП-ХШ веках было далеко не самым могущественным. Очаги ереси во Франции, Германии и Испании были одинаково активны и многочисленны.
В начале XIII века римская Церковь, став крупной политической силой, начала терять доверие светской элиты даже в тех странах, где ее ортодоксальность никем не оспаривалась, и во многих католических странах ересь снискала поддержку населении и имела собственные традиции, организацию, священников и мучеников.
Около 1160 года катарская Церковь в Кельне насчитывала адептов во многих городах на юге Германии, особенно в Бонне, и, несмотря на преследования и пытки, вызывала серьезные опасения у каноника Экберта де Шенау по причине большой численности верующих. В Англии катары не пользовались успехом, однако миссионеры из Фландрии сумели в 1159 году привлечь достаточное количество неофитов, чтобы возбудить беспокойство клира. Их не сожгли на кострах, но заклеймили каленым железом и выгнали в поля, где они перемерли от холода, не найдя поддержки у враждебно настроенного населения. И тем не менее в Англии катары были еще в 1210 году, поскольку одного из них сожгли на костре, и против еретиков звучали призывы к крестовому походу.
Во Фландрии катаров было много, и их Церковь в Аррасе отличалась таким могуществом, что епископ Фрумоальд в 1163 году мог только сокрушаться по этому поводу, но сделать не мог ничего, и лишь в 1182 году руководство Церкви судили и сожгли, однако Фландрия до самой инквизиции продолжала оставаться очагом ереси.
Шампань насчитывала много тайных катарских общин, которые в конце XII – начале XIII веков активно преследовало духовенство. Нам известна история юной Ремуазы, заплатившей жизнью за приверженность девственности. Если она и ее пожилая наставница были единственными еретичками, обнаруженными в Реймсе, из этого не следует, что не существовало других; несгибаемые женщины умели хранить тайну. Крупная община катаров существовала приблизительно с 1140 г. в Монвимере (Монт-Эме). Ее обнаружили только во времена инквизиции, и, судя по тому, что инквизитор Робер ле Бугр сжег 183 еретиков, численность общины была солидной.
В окрестностях Везелея в графстве Неверском южанин Юг де Сен Пьер в 1154 году основал еретическую общину с социальной направленностью, но явно катарскую по духу, которая объединила окрестных обитателей, стремящихся освободиться от тирании городских аббатов. Их поддерживал сам граф, но в 1167 году руководители общины были осуждены по обвинению в ереси. Это, однако, не помешало их доктрине распространиться по всему Нивернэ и в Бургони, где она приобрела такие симпатии у населения в районе Безансона, что священники, запрещавшие ее, сильно рисковали: их могли побить камнями. Епископ обвинил двоих руководителей движения в ереси и сжег.
Епископ Оксерский, Юг де Нуайер, обнаружил источник ереси в Шарите сюр Луар в 1198 году. Старейшина капитула Невера разделял катарскую доктрину, и ересь была сильна повсюду, вплоть до церковных кругов. Глава местной общины Террик был сожжен в 1199 году, но бурное развитие секты все же вынудило папу послать в Нивернэ легата с миссией усмирения, и в 1201 году в Невере сожгли шевалье Эврарда де Шатонев, ученика Террика. Племяннику шевалье, декану капитула Гильому, удалось бежать и укрыться в окрестностях Нарбонны, где он стал одним из вождей катарской Церкви под именем Теодориха (Тьерри). При всех гонениях учение катаров не сдавалось, и в 1207 году секта Шарите снова навлекла на себя гнев епископов Труа и Оксера, а в 1223 году знаменитый инквизитор Робер ле Бугр получил от папы приказание истребить ересь в регионе.
На севере Франции, где общины еретиков попадались редко и не окружали себя никакой тайной, большинство населения относилось к ереси враждебно. Тем не менее успех движения в Базеле и Аррасе и существование таких мощных колоний, как в Монвимере или в Шарите, заставляет думать, что катары были более многочисленны, чем подозревали светские власти и Церковь. Во Франции в начале XIII века учение катаров не представляло для Церкви серьезной опасности. Члены различных общин могли сформировать лишь некое оккультное сообщество, весьма мало боеспособное. И неизвестно еще, смогло бы движение так разрастись и выйти на свет Божий, как это случилось в Италии и Лангедоке пятьюдесятью годами раньше, если бы Церковь не сосредоточила на борьбе с ересью все усилия своей внешней политики и внутренней организации.
Если во Франции, самой католической из христианских стран, очаги ереси были настолько стойкими, что катарские епископы Болгарии и Лангедока сочли необходимым создать там Церковь, то в остальных католических странах учение катаров было уже готово оспаривать у римской Церкви ее превосходство.
Поначалу самая малочисленная, Церковь катаров к концу XII века стала обретать вид и преимущества Церкви универсальной. Повсюду, где она получила распространение, ее моральный престиж был огромен. Она обладала своей доктриной, которая сохраняла стабильность и связную логику (если не считать мелких различий в деталях) как в XI, так и в XIV веке, как в Болгарии, так и в Тулузе или Фландрии, и это единомыслие служило доказательством силы Церкви. У нее был свой неизменный ритуал, своя иерархия и традиции, своя теология и литература, и она могла уже противостоять порядкам официальной Церкви.
Мы знаем, каким доверием она пользовалась в Лангедоке, и нашему повествованию не помешает короткий экскурс в историю Церкви катаров в тех странах, где ересь уже окрепла достаточно, чтобы стать официально признанной. Поведение римской Церкви, начиная с крестового похода и кончая учреждением инквизиции, было продиктовано величиной и реальностью опасности. Нельзя сказать, что Церковь просто стремилась к власти, проводя политику тирании и репрессий. За долгое время она сама серьезно пострадала от своей политики, и это говорит о том, что здесь были задеты ее жизненные интересы. Сжигая еретиков, Церковь не повергала безоружного, а защищалась от опасного противника, у которого было перед ней серьезное преимущество борца за духовную свободу. Даже при слабой организации и боеспособности гонимая Церковь всегда была морально сильнее официальной. Риму не удавалось справиться с катарами, не разрушив при этом изрядную часть самого смысла существования своей Церкви. Несомненно, она бы успешнее защитила свою веру, если бы ушла, как катары, в подполье, в пещеры. Однако римская Церковь уже долгое время была не просто Церковью, но кастой, социальным классом и политической силой.
Церковь катаров защищала только духовные интересы. Преимущество было на ее стороне: во многих католических странах римская Церковь не представляла ни просветительской инициативы, ни национальной традиции, ни защиты от феодальной анархии, а являла собой чуждую религию, которую силой насаждали светские власти.
У балканских славян и венгров греческий ритуал уже получил распространение, благодаря трудам болгар Кирилла и Мефодия (они перевели Литургию и Священное Писание на народный язык). Эти народы сохранили глубоко враждебное отношение к католическому клиру, насаждавшему латынь, и потому монахи многочисленных обителей на территории этих стран вместо поддержки со стороны местных священников получили в их лице опаснейших противников. Римское духовенство их презирало и всячески угнетало, а между тем они гораздо ближе стояли к народной традиции, чем к культуре, которую навязывал Рим, и именно поэтому были склонны впитывать еретические доктрины и распространять их, благодаря своему авторитету служителей Христа. С другой стороны, в славянских странах католических священников и епископов было мало, они не имели никакого влияния на население и являли собой пример самой бессовестной коррупции.
