Россия век XX-й. 1939-1964 - Кожинов Вадим Валерьянович (первая книга .TXT) 📗
В уже упомянутой беседе С. Г. Кара-Мурза сообщил, что в среде крымских татар тогда имело место осознание переселения народа в целом как «меньшей» беды, ибо при какой-либо «изоляции» от него молодых и зрелых мужчин прекратился бы прирост народа, то есть фактически наступил бы конец его естественного бытия… А у переселенного крымско-татарского народа к 1951 году уже родилось 18830 детей, — то есть 10 процентов от общей численности переселенцев 349. Чтобы оценить эту цифру, следует знать, что к 1951 году в СССР было 20,9 млн. детей моложе пяти лет, то есть 12 процентов от населения страны начала 1946 года, — не намного больше, чем у переселенных крымских татар…
Есть основания полагать, что переселение народов в целом объяснялось не чьей-либо «мудростью» (как думали в 1944-м те или иные крымские татары), а стремлением одним махом «решить проблему» (не забудем, что продолжалась тяжелейшая война). Но, так сказать, объективно сие решение, утвержденное лично Сталиным, было не самым губительным…
Как известно, в 1956-1957 годах переселенные народы были «прощены» и возвращены на их территории. В связи с этим до сего дня восхваляют находившегося тогда у власти Хрущева, противопоставляя его злодею Сталину. Однако Хрущев в данном случае вовсе не был «гуманнее» Сталина.
Дело в том, что пребывание переселенных народов на «чужих» землях создавало свои немалые трудности и коллизии, а, с другой стороны, возвращение в родные места почти всех этих народов к 1957 году уже не было чревато какими-либо существенными опасностями. Реальную опасность мог представлять возврат только двух народов — тех же крымских татар и турок-месхетинцев, поскольку возвращать их надо было в пограничные зоны страны. И «гуманист» Хрущев оставил эти народы в «изгнании» (судьба крымских татар зависела еще и от того, что Хрущев в 1954 году «подарил» Крым Украине, а возврат татар в значительной мере «обесценил» бы этот подарок).
Впрочем, о Хрущеве речь впереди; обратимся теперь к Сталину.
Многое из того, что сказано на предыдущих страницах о положении в стране в 1946-1953 годах, наверняка будет воспринято, помимо прочего, как «обеление» Сталина (в последний период его жизни), притом одни останутся этим удовлетворены, а другие — возмущены. Но я, повторю еще раз, усматриваю главный порок преобладающей части сочинений, характеризующих «сталинскую эпоху», не в том, как оценивается Сталин, а в том, что его личная роль в бытии страны крайне преувеличивается; в положительном или отрицательном смысле — это уже второй, менее существенный вопрос.
Констатируя, что «политический климат» в стране в 1946-1953 годах «смягчался», что гибель людей уже не имела массового характера, присущего периодам 1918-1922, 1929-1933 и (правда, уже в меньшей мере) 1936-1938 годов, я стремился показать постепенное рассеивание «революционной» атмосферы, которая откровенно и начисто отвергала любые правовые и моральные нормы (как это присуще каждой революции) и диктовала беспощадность по отношению не только к тем, кто считались «вредными», но даже и к тем, кто рассматривались как «лишние».
В первом томе моего сочинения цитировалось написанное в мае 1943 года послание Корнея Чуковского Сталину, настоятельно предлагавшее создать «трудколонии с суровым военным режимом» для «социально опасных» детей, начиная с семилетнего возраста… Однако в конце 1940-х — начале 1950-х знаменитый «друг детей» едва ли стал бы писать нечто подобное, ибо, повторю еще раз, изменялся сам политический климат.
И дело здесь вовсе не в самом Сталине, который в конце жизни, напротив, «изменился» в тех или иных отношениях, как говорится, не в лучшую сторону. Уже отмечалось, что многие положения известного хрущевского доклада на ХХ съезде КПСС в 1956 году явно не соответствовали действительности, но, исходя из фактов, есть все основания признать справедливым следующее утверждение из этого доклада: «…в послевоенный период Сталин стал более капризным, раздражительным, грубым, особенно развилась его подозрительность…» и т. п. 350
Причины здесь, очевидно, и в том, что после Победы культ вождя стал поистине беспредельным, и сам он окончательно уверовал в свое всемогущество и всезнание, а также в том, что в 1948 году Иосиф Виссарионович разменял восьмой десяток (как недавно установлено, он родился на год раньше, чем до сих пор считалось), за плечами была крайне напряженная жизнь, и прискорбные сдвиги в его сознании и поведении, так сказать, закономерны.
Все это проявилось в так называемом Ленинградском деле (1949-1950), в результате которого погибли Н. А. Вознесенский и А. А. Кузнецов — люди, которых Сталин еще совсем недавно исключительно высоко ценил 351 и которые, в частности, не имели отношения к какой-либо антисталинской «оппозиции» (уже хотя бы в силу своей сравнительной молодости). Столь же резко выразились эти «сдвиги» и в многоплановом деле о «сионистском заговоре» (1948-й — начало 1953 года), который угнездился-де в самом МГБ (!), а также в Кремлевском ведомстве, включая медицинское обслуживание и охрану; 15 декабря 1952 года по этому «делу» был арестован даже начальник личной охраны Сталина генерал-лейтенант ГБ Н. С. Власик, состоявший при вожде долгие годы. На этих двух «делах» и сосредоточиваются сочинения, касающиеся сталинского террора послевоенного периода, ибо других крупных «дел» тогда и не было.
Оба «дела» инициировал непосредственно сам Сталин, и в них ясно выразились те предсмертные «сдвиги» в его сознании и поведении, о которых шла речь. Правда, это были все же, так сказать, «дворцовые», «придворные» дела, не затрагивающие сколько-нибудь широкие массы людей.
Могут решительно возразить, что присоединенное в 1951-1952 годах к делу о «сионистском заговоре» как его составная часть дело кремлевских врачей превратилось бы, если бы не умер «вовремя» Сталин, чуть ли не в уничтожение всех евреев СССР, которых было тогда (по паспортным данным) более двух миллионов человек.
Однако это всего-навсего идеологический миф, не имеющий абсолютно никаких реальных оснований. Еще будет подробно сказано о деле кремлевских врачей (как и о других «ответвлениях» дела о «сионистском заговоре»), но целесообразно сразу же привести характерный образчик «обоснования» активно пропагандируемого мифа о якобы запланированной Сталиным поголовной депортации или даже ликвидации евреев СССР.
Один из привлеченных в 1951 году к делу о кремлевских врачах (в будущем — доктор исторических наук), Я. Я. Этингер 352, опубликовал в 1993 году свое исследование этого дела, и, что касается изложения хода реальных событий, исследование неплохо документированное. Но его эпилог под заглавием «Признания Николая Булганина» способен прямо-таки поразить полнейшей несостоятельностью буквально всех содержащихся в нем «сведений» (они для наглядности мною пронумерованы). Я. Я. Этингер «сообщает»:
"Николай Булганин подтвердил ходившие в течение многих лет слухи о намечавшейся массовой депортации евреев в Сибирь и на Дальний Восток. 1) Были подготовлены соответствующие документы. 2) Булганин, тогда министр обороны, получил указание от Сталина подогнать к Москве и другим крупнейшим центрам страны несколько сотен военных железнодорожных составов для организации высылки евреев. 3) При этом, по его словам, планировалось организовать крушения железнодорожных составов. 4) Булганин считал, что главными организаторами намечаемых антиеврейских акций были Сталин, Маленков и Суслов, которым, как он выразился, «помогала» группа других ответственных партийно-государственных деятелей. Я спросил, кто конкретно. Он усмехнулся и ответил: «Вы хотите, чтобы я назвал ряд нынешних руководителей страны? (Разговор состоялся в 1970 году. — Я. Э.). Многие из людей 1953 года и сейчас играют ключевую роль. Я хочу спокойно умереть» 353.
