Эликсир и камень - Бейджент Майкл (книги онлайн .txt) 📗

В девятнадцатом веке самозваный маг еще больше маргинализировался. Он был низведен до положения простого пропагандиста, эксцентричного или даже сумасшедшего миссионера, который конкурирует с другими себе подобными, заявляя о своем тайном знании, занимается скорее мистификацией, чем настоящими тайнами, и нередко основывает собственный культ, секту или орден. Таким человеком был, например, Элифас Леви, наиболее известная фигура во французской «эзотерике» девятнадцатого века. Это и доктор Жерар Анкосс, известный под именем Папюс. Это и печально известный Алистер Кроули, а также ученик Кроули Дион Форчун. Можно также назвать людей, которые соединили герметическую традицию с другими учениями, пытаясь основать новую религию, – например, основателя теософии Е.П. Блаватскую или отца антропософии Рудольфа Штейнера (1861 – 1925).

Обычно признается, хотя и неохотно, что подобные проявления герметических идей после эпохи Просвещения иногда оказывали влияние, выходящее за рамки периферийной и доступной лишь для избранных сферы «эзотерики». Признается, к примеру, что розенкрейцеры и масоны оставили значительный след в культуре и политике, хотя этот след редко удостаивается чего-то большего, чем вынужденное признание. В некоторых случаях эти следы – возможно, довольно яркие – считаются более важными, чем герметизм, на котором они основаны. Сегодня вряд ли кто-нибудь вспомнил бы об Ордене Золотой Зари, если бы его членом не был Уильям Батлер Йетс.

Ортодоксальные историки вынужденно – и с сожалением – признают существование на протяжении трех последних столетий нескольких периодов так называемого «оккультного возрождения». Они признают герметическую составляющую европейского романтизма конца восемнадцатого и начала девятнадцатого века. Они признают наличие во Франции в середине девятнадцатого века тенденции, кульминацией которой стал findesiecle, или декаданс». Они признают рост интереса к «эзотерике» в России накануне революции. Они признают подводное течение, которым питалось движение национал-социализма в Германии. Они признают «смутный мистицизм» как одну из особенностей «вседозволенности» 60-х годов двадцатого века. Они обращаются к такому мистицизму как к тревожному барометру, указывающему на характерное для сегодняшнего дня стремление осознать смысл, цель и направление жизни.

Подобному «оккультному возрождению» с неохотой позволялось оказывать некое косвенное влияние на общественную жизнь и политику. До сих пор, например, широко распространено мнение, что Французская революция была организована – по крайней мере, отчасти – масонами и другими тайными обществами. Более открыто признается воздействие периодов «оккультного возрождения» на искусство. Однако эти периоды по-прежнему рассматриваются как некое отклонение от основной линии развития, а иногда даже как явно вредное и извращенное явление. Такие фигуры, как Элифас Леви и Алистер Кроули, считаются просто отклонением от нормы. Теософия и антропософия респектабельными учеными мужами не воспринимаются всерьез и считаются достойными осмеяния. Явное увлечение У. Б. Йетса «эзотерикой» воспринимается литературными критиками и учеными с болезненным замешательством и считается странной аберрацией – нечто вроде ненеизбежной судьбы поэта, нуждающегося во вдохновении, в «зерне» для своей эстетической «мельницы».

В таком виде – низведенный до простого придатка «эзотерики» – герметизм просуществовал последние три столетия. Эта философия была вытеснена на обочину истории и культуры, ее хранитель (маг) превратился в эксцентричную аномалию, а его основное достижение заключалось в том, что он сбивал с толку людей искусства. Если он относился к себе слишком серьезно, то его считали введенным в заблуждение простаком и посмешищем. Если его взгляды выглядели непонятными, к нему приклеивали ярлык циника и шарлатана, манипулирующего людьми. Очень часто самозваные маги современности действительно относились к одной из этих двух категорий. Однако так происходит не всегда. Современный Фауст изредка снисходит до того, чтобы изображать из себя клоуна, но он оперирует и на более серьезном уровне. Однако делает он это инкогнито.

Единое и всеобъемлющее мировоззрение эпохи Возрождения по своей направленности было в основном герметическим. После раздробления этого единого мировоззрения герметизм тоже распался на части. Остатки герметической философии сохранились, но оказались разбросанными по различным областям знания и дисциплинам – как и само знание. Каждая такая сфера, дисциплина или область науки продолжала рождать собственных сторонников герметизма, собственных магов, собственных Фаустов.

Если магов эпохи Возрождения, таких как Агриппа и Парацельс, можно считать и учеными, то современных ученых все с большим основанием можно называть настоящими магами. Для многих людей современный ученый представляется наследником Агриппы и Парацельса. Достаточно лишь взглянуть на краткий список выдающихся ученых трех последних столетий: Генри Кавендиш, Антуан Лавуазье, Андре Ампер, Майкл Фарадей, Пьер и Мария Кюри, Эрнст Резерфорд, Макс Планк, Вольфганг Паули, Альберт Эйнштейн. Эти люди считаются настоящими магами современности. Помимо этих представителей чистой науки, были еще и деятели прикладной науки – практики, изобретатели, инженеры и техники: Джордж и Роберт Стивенсоны, Марк Брунель, Джордж Вестингауз, Томас Эдисон, Никола Тесла, Гульермо Маркони. Выдающиеся ученые-маги занимались – подобно своим предшественникам эпохи Возрождения, таким как Джон Ди, – как теоретическими, так и прикладными исследованиями. Самым ярким примером таких личностей может служить группа, руководимая Робертом Оппенгеймером – в нее входили также Энрико Ферми, Эдвард Теллер и Нильс Бор, – которая в лаборатории Лос-Аламоса открыла для человечества ядерный век. В этом ряду можно назвать также имя конструктора ракет Вернера фон Брауна, чья мечта о полете человека на Луну казалась такой же недостижимой, как превращение свинца в золото. И наконец, магами можно назвать современных специалистов в области генной инженерии. Маги Возрождения, помимо всего прочего, стремились к созданию жизни – в виде так называемого «гомункула». При помощи методики клонирования или оплодотворения «в пробирке» современный ученый вплотную подошел к решению этой задачи.

Литература также богата образами ученых. Существует положительный стереотип – жрец добрых сил, хранитель великих тайн, который способствует прогрессу, революционизирует окружающий мир, улучшает жизнь человека, открывает новые лекарства. Кроме того, сложился и стандартный негативный образ ученого – хорошо знакомый узкий специалист-шарлатан или безумный гений в образе доктора Франкенштейна, доктора Стррэнджлава или многочисленных подражающих Фаусту современных экспериментаторов, населяющих романы ужасов и научную фантастику. Все эти фигуры, в сущности, являются магами, либо созидающими, либо разрушающими. Для многих людей они олицетворяют волшебников нашего времени, в обличье которых продолжает жить и работать Фауст. Все они придерживаются основных принципов герметической магии, то есть используют паутину взаимосвязи и взаимозависимости для того, чтобы «создавать события».

Некоторые ученые прекрасно сознавали фаустовский характер своих исследований. Так, например, живший в девятнадцатом веке изобретатель динамита Альфред Нобель искренне надеялся, что его взрывчатое вещество поставит войну вне закона, сделав ее слишком страшной. Утратив иллюзии и испытав горькое разочарование при виде того, как его изобретения используются в военных целях, он стремился искупить свою вину. Жестом, напоминающим фаустовское «отделение суши от моря», Нобель направил нажитое им состояние на учреждение международных премий за выдающиеся научные открытия, а также за достижения в области литературы и борьбы за мир.

Роберт Оппенгеймер и его группа, работавшие в пустыне Нью-Мексико в лаборатории Лос-Аламоса, были убеждены, что они вторгаются в область религии и даже совершают грех. Некоторые из них открыто сравнивали себя с Фаустом или Прометеем. Другие верили, что имеют дело с тайнами комического масштаба. Многие задавались вопросом, не разрушит ли их работа саму ткань мироздания и не окажутся ли они лицом к лицу с самим Богом – даже если Бог примет форму чистой энергии. Когда первые (и, к счастью, ошибочные) расчеты показали, что эксперимент может вызвать мгновенную цепную реакцию, которая уничтожит весь водород и азот на Земле, ученым с ужасающей ясностью стала видна та огромная энергия, с которой они имеют дело. Многим даже показалось, что они присваивают себе прерогативы Бога [316].