Повседневная жизнь инквизиции в средние века - Будур Наталья (полные книги .txt) 📗

Луллий в молодости был рыцарем и вёл довольно разгульный образ жизни, но потом увлёкся науками и стал священником. В качестве миссионера Луллий побывал в Армении, Северной Африке, на Кипре. По преданию, он умер в Тунисе как христианский мученик.

Чем этот истинный христианин и настоящий учёный мог помешать инквизитору, родившемуся через пять лет после смерти Луллия? Да тем, что в своих учёных трудах Луллий доказывал, что истины Церкви, если они истинны, должны исходить из доводов разума. Именно этот вполне разумный постулат был расценён «ревнителями веры» как ересь, ибо они объявляли высшей добродетелью христианина слепую веру. Кроме того, Луллий сочувствовал учению катаров и призывал отказаться от роскоши и вернуться к евангельской простоте.

Эймерик решил предать анафеме не только самого учёного и его труды, но и его учеников. Однако против выступили короли Арагона и одержали победу. В 1395 году Эймерик был отстранён папой от руководства инквизицией в Испании.

Теперь на некоторое время прервёмся и постараемся выяснить, что же представляла собой казнь на костре, на которую отправляли инквизиторы.

Аутодафе (ауто-да-фе) – торжественное оглашение приговора инквизиции и исполнение самого приговора, как правило, сожжение на костре. Аутодафе происходило на главной площади города в праздничные дни в присутствии властей и толпы народа. Присутствие на аутодафе было проявлением благочестия. Аутодафе – в буквальном переводе с испанского означает «акт веры».

В Евангелии от Иоанна Христос говорит сомневающимся, непослушным: «Кто не пребудет во мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; и такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают» (Ин. 15: 6). Именно эти слова использовали инквизиторы, чтобы оправдать «акты веры».

Во Втором послании апостол Пётр грозит недовольным жесточайшими карами, на что также будут ссылаться впоследствии инквизиторы для оправдания своих преступных деяний. Слова Петра как бы специально «вписаны» для оправдания борьбы с ересями в будущем: «Были и лжепророки в народе, как и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси и, отвергаясь искупившего их Господа, навлекут сами на себя скорую погибель» (2 Пётр. 2:1).

К сожжению на костре приговаривали в исключительных случаях. Ч. Г. Ли пишет: «Оставим в стороне заботу о возможности спасения души. Обращённый, выдающий своих соумышленников, был более полезен для Церкви, чем обугленный труп; поэтому не жалели усилий, чтобы добиться отречения. Опыт показал, что фанатически настроенные люди часто жаждали мучений и желали скорой смерти на костре; но инквизитор не должен был являться исполнителем их желаний. Он знал, что первый пыл часто уступал действию времени и мучений, поэтому он предпочитал держать упорствующего еретика, одинокого и закованного, в тюрьме в течение шести месяцев или целого года; к нему допускались лишь богословы и законоведы, которые должны были действовать на его ум, или его жена и дети, которые могли склонить его сердце. И только тогда, когда все усилия не приводили ни к чему, его «выпускали на волю», но даже и после этого казнь откладывалась на день, чтобы он мог отречься, что, впрочем, случалось редко, так как не уступившие до этого времени обыкновенно не поддавались никаким убеждениям».

Что такое «выпустить на волю»? Это означало, что нераскаявшегося отлучали от Церкви и переставали бороться за его вечную душу. Поскольку спасения такой человек уже обрести не мог, то, в соответствии с учением Церкви, его осуждали гореть в огне и мучиться в преисподней – то есть отправляли на костёр. Ужасная кара вполне соответствовала, по мнению инквизиции, свершённому преступлению и упорствованию в своих заблуждениях. Нераскаившийся еретик не мог рассчитывать на христианское сострадание, милосердие и любовь.

Особая жестокость заключалась ещё и в том, что человек до самого костра даже не подозревал, куда его ведут, поскольку приговор зачитывался лишь непосредственно перед свершением казни.

Однако поскольку Церковь сама не могла проливать кровь, то казнь должна была осуществлять светская власть.

«Разные авторы по-разному пытались объяснить такую их щепетильность, тем более что Церковь – не только в далёком прошлом, но, как мы видели, и в наше время – провозглашает за собой право карать вероотступников всеми видами наказаний, – пишет И. Григулевич. – Считать, что инквизиторы, применявшие изощрённые пытки к своим жертвам, морившие их голодом и холодом, бичевавшие их публично и, наконец, сопровождавшие их на костёр и понуждавшие верующих подбрасывать охапки хвороста для того, чтобы он «веселее» пылал, стеснялись самолично казнить еретиков, вряд ли обоснованно и логично.

Объяснение этому следует искать в желании Церкви превратить светскую власть в соучастника своих преступлений и одновременно продемонстрировать видимость того, что сама она, Церковь, не убивала никого, не проливала крови. И в этом проявились свойственные церковникам ханжество и лицемерие. Ещё до учреждения инквизиции Церковь стремилась обязать светскую власть преследовать еретиков. Добиться этого она смогла лишь частично и поэтому организовала свой собственный репрессивный орган – инквизицию. Однако зловещую привилегию официально выносить смертные приговоры, казнить и оплачивать палача Церковь предоставляла светским властям.

Итак, если еретик не отрекался от своих «ложных и ошибочных» убеждений, то Церковь отрекалась от него, отпускала его «на волю», передавая гражданским властям с предписанием наказать по заслугам ( debita animadver-sione puniendum). В более поздние времена такого рода обращения сопровождались просьбами проявить к осуждённому милосердие. Оно проявлялось в том, что раскаявшегося смертника душили перед казнью или надевали на его шею «воротник», начинённый порохом, чтобы сократить мучения несчастного.

Нельзя сказать, чтобы светские власти в католических странах всегда охотно, беспрекословно и с усердием выполняли навязываемые им Церковью карательные функции. Во многих местах, особенно в XIII и XIV веках, власти отказывались по различным причинам «поступать с еретиками, как принято с ними поступать», то есть посылать их на костёр. Главная причина этого заключалась в том, что слепое повиновение приказам инквизиции превращало светскую власть из её союзника в её вассала.

Там, где, как в Испании и Португалии, инквизиция была подчинена королевской власти, такого противоречия не возникало. Но во Франции, Германии, республиках и княжествах Италии, где Церковь боролась за преобладание над светской властью, деятельность или, вернее, чрезмерное усиление влияния инквизиции постоянно вызывало сопротивление светских властей. В таких случаях папский престол реагировал решительно и без промедления. Виновные в невыполнении приказов инквизиции, в частности в отказе посылать на костёр еретиков, отлучались от Церкви, на непослушные города накладывался интердикт, папский престол призывал верующих не платить налоги, не подчиняться таким властям.

Утверждение, что Церковь не полномочна выдавать еретиков светской власти и требовать от последней предания их смертной казни, было признано Констанцским собором еретическим и фигурировало в качестве 18-го пункта обвинения, выдвинутого против Яна Гуса» [89].

У нас есть свидетельства современников, по которым историкам удалось восстановить весь «церемониал» жестокого финала следствия. Чтобы привлечь максимальное количество публики, аутодафе назначалось на праздничный день на центральной площади города. При этом приходить на жестокое зрелище должны были абсолютно все. За этим строго следили доносчики и соглядатаи инквизиции. Если человек по неуважительной причине не являлся на «акт веры», его самого могли заподозрить в ереси. Точно так же расценивалось проявление сострадания. Если же человек являлся на созерцание расправы, его ждала индульгенция на 40 дней.

Довольно устойчивым в сознании современного человека является миф о большом количестве проводимых по Европе сожжений. Тем не менее устраивались аутодафе несколько раз год. Об этом событии торжественно объявлялось заранее – делали это священники.