История сыска в России, кн.1 - Кошель Пётр Агеевич (книга жизни txt) 📗
Хвостов жаловался на помехи, которая создаёт широкая общественная жизнь начальника охранного отделения. Помехи тоже любопытны. Конечно, Хвостов-губернатор боролся с азартными играми (испокон века все администраторы этим занимаются), но вот прикажет он полиции произвести внезапную проверку в клубах, а ему и докладывают, что в числе игроков находятся начальник жандармского управления и начальник охранного отделения. Но последний, несмотря на выговоры и предупреждения, не смог изменить образа жизни, который казался столь предосудительным его начальству. Он позволил себе выступить в том же «бюрократическом клубе» в роли мелодекламатора. Это было уже совсем возмутительно, и командир корпуса жандармов высказал самое категорическое осуждение артистическим опытам своего подчинённого. Объяснения последнего – совершенно исключительная дискуссия на тему о жандармском поведении: «Я действительно, по просьбе собравшейся публики, состоявшей исключительно из моих знакомых, прочёл два стихотворения Апухтина. Наряду с этим некоторые из присутствующих пели, играли на разных инструментах, так что составился импровизированный литературно-музыкальный вечер без всякой программы, даже без наличности эстрады, которая обычно устраивается, если концерт подготовлен и носит более официальный характер. Самый вечер являлся также обыкновенным, и даже не было установлено платы за места или за вход. Последнее обстоятельство весьма существенно, так как по законоположениям и разъяснениям военного министерства офицеры имеют право участвовать не только в концертах, но и в спектаклях, если они бесплатны. Приказами по отдельному корпусу жандармов также не установлено ограничений для офицеров корпуса по поводу выступлений, разрешаемых офицерам русской армии вообще. Я полагал поэтому, что не нарушал своим чтением никаких правил».
На этом объяснения не заканчиваются. Начальник Нижегородского отделения пытается оправдать свой «образ жизни» с точки зрения… инструкции по внутреннему наблюдению. «Мне казалось, что это не идёт вразрез с теми особенными обязанностями, которые налагаются на меня службой по розыску. Я полагал, что чем более буду пользоваться симпатиями местного общества (а это достигается исключительно общением с ним), чем я более буду жить его жизнью, тем скорее буду иметь возможность знать среду, освещать общественное настроение, так как агентуры наёмной, которой мы пользуемся в подпольных организациях, в обществе получить почти невозможно».
Милая провинция! Читает ли офицер Апухтина, катается ли на рысаках, играет ли на бегах, – он думает об одном: об уловлении душ.
Теоретики политического сыска, создавшие инструкцию по организации и ведению секретной агентуры и контролировавшие постановку этого дела в пределах империи и за границей, с особенным углублением разработали психологию отношений жандармского офицера-руководителя к руководимому им секретному сотруднику, и самое приобретение секретных сотрудников в глазах Департамента полиции представляется актом по преимуществу психологическим, делом очень щекотливым, требующим осторожности и терпения. Когда процесс приобретения завершался, и революционер оказывался заагентуренным, то в психологической игре руководителя-офицера с сотрудником мог оказаться роковым для неопытного руководителя момент борьбы за авторитет. Департамент указывал офицеру на опасность подчиниться духовному влиянию сотрудника. «Лица, заведующие агентурой, должны руководить сотрудниками, а не следовать слепо указаниям последних. Обыкновенно сотрудник выдающийся – интеллигентный и занимающий видное положение в партии – стремится подчинить своему авторитету лицо, ведущее с ним сношения, и оказывает давление на систему розыска. Если для сохранения отношений возможно оставлять его в убеждении, что такое его значение имеет место, то в действительности всякое безотчётное движение сотрудников приводит к отрицательным результатам».
Руководитель, подчинивший сотрудника своему авторитету и своей воле, в дальнейших отношениях должен был, следуя предписаниям своих профессоров из Департамента, воздействовать на мировоззрение сотрудника и на его душевное настроение. Если сотрудник начинал работу предательства по материальным соображениям, то в нем надо было «создавать и поддерживать интерес к розыску, как орудию борьбы с государственным и общественным врагом – революционным движением». Особенно ценными представлялись в этом отношении сотрудники, начавшие передавать по побуждениям отвлечённого характера. Офицеру предписывалось путём убеждения склонять на свою сторону и обращать революционеров в лиц, преданных правительству. Руководители Департамента весьма ценили убеждённость сотрудников и, получая известия о разоблачениях своих агентов, старались определить, в какой мере они сохранили и афишировали эту убеждённость. Результаты получались неудовлетворительные Так, при осмотре дел о лицах, оказавших секретные услуги розыскного характера в политических преступлениях за 1906—1911 годы, деятельность которых сделалась известной в антиправительственных организациях, оказалось, что «при производстве расследований революционными организациями в целях обнаружения и разоблачения данных о секретной службе членов организации, лишь одна жена врача Зинаида Кученко, бывшая членом партии эсеров, при означенных расследованиях безбоязненно и открыто заявила эмигранту Бурцеву, что она, состоя членом партии, служила одновременно русскому правительству из-за идейных побуждений и вполне сознательно относилась к розыскному делу, постоянно заботясь только об интересах этого дела. Что же касается других лиц, уличённых революционными организациями, как-то: А.Г.Серебрякова, жена судебного пристава О.Ф.Руссиновская-Пуцято, мещанка Т.М.Цетлин и другие, то таковые, хотя исполняли свои обязанности прилежно, являясь врагами преступной крамолы, тем не менее при разоблачении их об этом открыто не заявляли».
В повседневных отношениях к сотруднику департамент требовал от руководителя-офицера души, души и души, сердечного, мягкого, тёплого и ровного отношения. «Заведующему агентурой рекомендуется ставить надёжных сотрудников к себе в отношения, исключающие всякую официальность и сухость, имея в виду, что роль сотрудника обычно нравственно очень тяжела и что эти встречи часто бывают в жизни сотрудника единственными моментами, когда он может отвести душу и не чувствовать угрызений совести». Так гласила инструкция, и департамент, получая сведения с мест и анализируя их, всегда отмечал и указывал жандармским офицерам на недопустимость несдержанного, нервного отношения к секретным сотрудникам. Приведём отрывок из такого письма к местному охранному отделению: «Усматривается недостаточно ровное и слишком формальное, сухое отношение к секретным сотрудникам, отчасти, может быть, вследствие неуверенности вашей в искренности некоторых из них. Последнее обстоятельство, если оно имеется в действительности, несовместимо и является прямым следствием именно формального, сухого отношения, которое, очевидно, не может расположить сотрудника к какой бы то ни было откровенности. Между тем искренность агентуры составляет главнейшее условие для правильного и продуктивного её использования. Почему прежде всего необходимо установить самые простые, сердечные (но отнюдь не фамильярные) отношения с сотрудниками, чтобы не только расположить, но и привязать их к себе. У сотрудников не должно быть не только ни малейшего страха к своему руководителю, но даже и сомнения в доступности последнего… Не следует также давать серьёзной агентуре особых агентурных поручений по незначительным выяснениям; во всяком случае такие поручения могут быть высказаны лишь в форме пожеланий и отнюдь не в форме требований. Вообще же, давая поручения сотрудникам, ни в коем случае не допускать нажима при их исполнении, так как всякое форсирование в этом очень часто ведёт лишь к провалам агентуры, создание которой должно быть первейшей обязанностью руководителя».
При столь высоком представлении о секретном сотруднике, какое было у Департамента полиции, понятно, что Департамент полиции требовал бережного отношение к сотруднику. Заботливость о сохранении сотрудников была весьма многосторонняя, и даже тогда, когда приходилось расставаться с сотрудником, не следовало, по указанию инструкции, обострять с ним личных отношений.