Человек и дракон - Овчинников Всеволод Владимирович (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Нужно, впрочем, иметь в виду, что сохранили единственный каменный остов, уцелевший среди сплошного пепла, — остатки стен и купола торгово-промышленной палаты у моста Айои. Несколько выгоревших изнутри коробок банковских зданий, каркас универмага «Фукуя» — вот и все, что возвышалось над землей. «Яблоко» мишени, в которое целил Ферреби, на два с лишним километра вокруг окрасилось в ровный серый цвет. Так выглядела «зона сплошного поражения».
Каждый день в Парке мира выстраиваются ряды экскурсионных автобусов. Возле моста Айои, перед Атомным домом, торгуют сувенирами, открытками, как перед любым другим историческим памятником. Школьные экскурсии и путешествующие молодожены деловито фотографируются на фоне развалин. Возрожденный из пепла город словно утверждает мысль: пусть лишь руины Атомного дома остаются здесь в напоминание о том, что не должно повториться!
Впрочем, в предрассветный час по камням моста Айои, на которых отпечатались тени погибших, скользят и другие человеческие силуэты. Они появляются из переулка напротив, когда еще закрыт туристский павильон, пусты стоянки экскурсионных автобусов, когда сквозной контур развалин едва проступает на фоне неба. Их путь на биржу труда лежит через Парк мира. Безмолвной вереницей проходят они мимо памятника, словно тени минувшего, — еще живые люди, для которых роковой миг растянулся на десятилетия страданий. Это не литературный образ, не метафора. Возле моста Айои многие десятилетия гноился незаживающий шрам Хиросимы — «атомная трущоба».
Среди груд ржавого железа, пустых бутылок, связок газет и другого мусора прятались лачуги. Стены из старых ящиков, крыши из придавленных камнями обрывков толя и битой черепицы. Тягостный запах гниющих отбросов. И здесь вынуждены были доживать свои дни люди, изувеченные атомным взрывом.
Само возникновение «атомной трущобы» было похоже на болезненный бред. Она разрасталась по ночам. Лачуги строили в темноте без ведома и разрешения городских властей. Единственное, что придавало трущобе какую-то легальность, — лечебные книжки ее обитателей. Лишь в графе «Место жительства» официально признавалось существование «улицы Айои».
В Хиросиме в 60-х годах было сто тысяч «хибакуся» — людей, переживших атомный взрыв. Каждому из них выдана лечебная книжка с указанием, на каком расстоянии от эпицентра он находился. Именно этими метрами, а не числом прожитых лет, меряют свой век коренные хиросимцы.
В сознании приезжего слово «хибакуся» обычно связывается с больничной койкой. Лишь при виде лачуг у моста Айои начинаешь понимать, что болезнь терзает этих людей вкупе с нуждой: что чем сильнее недуг, тем сильнее переплетается он с лишениями. Среди поденщиков — людей, обивающих пороги хиросимской биржи труда, — большинство составляют именно «хибакуся».
Почему это происходит? Почему именно те, кто пережил атомный ад, оказались на социальном дне? Тому есть много причин. Подорванное здоровье не позволяет этим людям иметь постоянную работу. Им не на кого и не на что опереться. Они потеряли близких, лишились имущества. А если что и уцелело, то давно ушло на врачей и лекарства.
Ведь бесплатное лечение «хибакуся» ввели под нажимом общественности лишь в 1957 году — через двенадцать лет после трагедии. С тех пор каждый человек, переживший взрыв, должен дважды в год проходить специальное обследование. При симптомах лучевой болезни ему назначают курс лечения.
Однако регистрируются для обследования далеко не все. Многие предпочитают скрывать, что они «хибакуся». Запрет, окружавший само это слово в годы оккупации, неприглядная деятельность Комиссии по изучению последствий атомных взрывов — все это толкало пострадавших замкнуться в своем горе, усиливало их отчужденность. На собственном опыте они убедились: людей, переживших взрыв, неохотно берут на работу, с ними избегают жить под одной крышей, тем более вступать в брак.
Таково это трехмерное, трехликое горе. Мало сказать — физические муки. Мало сказать — бремя нужды. Они, «хибакуся», обречены быть еще и кастой отверженных.
Многим ли их судьба лучше участи девяти пешеходов, шагавших августовским утром через мост Айои? Быть в трех тысячах метрах от центра катастрофы, чтобы после многолетних страданий оказаться в трехстах; обитать как живые тени там, где их земляки когда-то погибли мгновенно, отпечатав на камне свои силуэты…
Огненная река
Бой городских часов Хиросимы похож на тревожный набат. И звучат эти куранты не в полдень, а в 8 часов 15 минут утра. Изо дня в день, из года в год напоминают они о мгновении, когда навечно прикипели к циферблату стрелки других, случайно уцелевших среди пепла наручных часов. Навек же, как эти спекшиеся стрелки, отпечатался роковой миг и в человеческих сердцах.
6 августа, 8 часов 15 минут утра.
Как жгуче солнце в день и час, когда над Хиросимой вспыхнул огненный смерч!
Никогда человеческое тело не бывает столь раскрыто и беззащитно, как в эту самую знойную пору года. И нет часа более многолюдного, чем этот, когда город высыпает на улицы, начиная трудовой день.
«Выбор момента сделал тепловой эффект взрыва максимальным». Эта фраза из боевого донесения особенно доходит до сознания, когда августовским утром смотришь на Хиросиму с того места, над которым взорвалась атомная бомба. Понимаешь тут и другое. Пентагон не случайно избрал жертвой город, с трех сторон окруженный горами. Требовалась мишень, равная по форме и размерам силе первой атомной бомбы.
В Хиросиме погибло более 240 тысяч человек. В Нагасаки — около 80 тысяч. Сказались особенности рельефа, воплощенные в самих географических названиях. Слово «Хиросима» буквально означает «широкий остров». Слово «Нагасаки» — «длинный залив». Город, расположенный в речной дельте, пострадал больше, чем другой, вытянувшийся вдоль извилистого ущелья.
6 августа к Парку мира ежегодно движутся вереницы людей. Эта река рождается и течет стихийно. Организованные шествия и церемонии последуют позже. А пока каждая поминальная свеча, каждая белая хризантема оставляется перед памятником в знак чьей-то личной утраты.
Глядишь, как растут груды цветов, похожие на снежные сугробы, и, словно откровение, доходит простая истина: кроме тех чувств, с которыми человечество отмечает 6 августа, для жителя Хиросимы эта дата окрашена еще и личной скорбью. Именно тогда большинство семей потеряли родных и близких, именно с того дня многие стали калеками.
Люди стоят перед памятником, склонив обнаженные головы. Вокруг седловидной бетонной арки оставлена площадка, засыпанная речной галькой. Пожалуй, лишь число этих камешков дает представление о количестве имен, которые следовало бы написать на одной из самых больших могил нашей планеты.
Над безмолвной площадью неистовствует лишь хор цикад. Но вот глухо ударяет бронзовый колокол. Ему вторят заводские сирены. И разом взлетают в небо сотни голубей, словно разнося на своих крыльях звуки хиросимского набата.
Памятник в Парке мира задуман так, что человек, стоящий перед ним, как бы заглядывает в прошлое. Бетонное седло отделяет от взора сегодняшнюю Хиросиму. Под сводом виден лишь вечный огонь, полыхающий позади памятника, а еще дальше в струях горячего воздуха зыбко колышется оголенный купол Атомного дома.
Руины Атомного дома долго оставались нетронутыми. Среди опаленных смертью стен вился плющ, гнездились птицы. Год за годом все новые морщины бороздили эти израненные взрывом камни, как и лица свидетелей атомного взрыва. И вот в японских официальных кругах начали поговаривать о том, чтобы вовсе снести Атомный дом. Дескать, вид его лишь будоражит души тяжкими воспоминаниями. Да к тому же сами развалины настолько обветшали, что могут вот-вот рухнуть.
В ответ на подобные суждения в Хиросиму со всех концов Японии хлынул поток протестующих писем. Их авторы предлагали начать общенациональный сбор пожертвований на увековечивание руин. Сотни тысяч людей были единодушны: пусть нельзя разгладить следы невзгод на лицах хиросимцев, но нельзя допустить, чтобы пережитое ими стерлось из памяти народов!
