Украденное имя (Почему русины стали украинцами) - Наконечный Евгений (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
Известно, что в первой половине XX ст. простой люд Закарпатья называл себя традиционно «русин» [939]. Первая ежедневная украинская газета Закарпатья так и называлась «Русин» (выходила в 20-х годах). В ранних произведениях выдающихся закарпатских писателей В. Гренджи-Донского и Ю. Бартоша-Кумятского видим лишь название «русин», которое они справедливо считали архаической формой, предшествовавшей названию «украинец». Бурный ход политических событий в конце 30-х годов XX ст. в Чехословацкой республике привел к тому, что Закарпатье отделилось в самостоятельное государственное образование. Состоялись выборы, собрался законодательный орган — Сейм Карпатской Украины.
В 1939 году, 15 марта, Законом число 1, Сейм Карпатской Украины постановил:
§ 1. Карпатская Украина является независимым Государством.
§ 2. Названием Государства является Карпатская Украина.
§ 4. Государственным языком Карпатской Украины является украинский язык.
§ 5. Цвета государственного флага Карпатской Украины — синий и желтый, причем цвет синий сверху, а желтый — нижний.
§ 6. Государственным гербом Карпатской Украины является прежний герб края: медведь в левом красном поле и четыре синих и желтых полосы в правом полуполе, и ТРИЗУБ св. Владимира Великого с крестом на среднем зубе.
§ 7. Государственным гимном Карпатской Украины является: «Ще не вмерла Україна…»
«Таким образом выяснилось, что разные искусственно насаженные названия этой ветви украинской земли вроде „Подкарпатская Русь“, „Карпато-Рутения“ и др. были во все часы проявлением воли оккупантов Закарпатья, а не воли самих жителей его. И когда в памятные мартовские дни 1939 года народ Закарпатья устами своих легальных представителей выразил волю к самостоятельной жизни, первый сеймовый закон был об установлении официального названия страны: „Карпатская Украина“. Закарпатские украинцы заявили перед всем широким миром о своей кровной и духовной связи с братьями остальной Украины и их свободолюбивыми стремлениями и желаниями» [940]. Провозглашение независимости «Карпатской Украины» вселило оптимизм в украинское освободительное движение. «Этот немой и бездушный народ, на придумывании имени которому могла столетиями жирно пастись чужеземная изобретательность — в одной терминологии — „рутены“, „угро-русские“ и даже — „мадьяры, которые говорят по-русски“ и „мадьяры греко-католической веры“, в другой — „русины, русские, или просто лемки, бойки, тутешняки и т. д.“ — этот „народ — не народ“ высек из себя такой силы искру, которая ослепила ярким пламенем народы» [941].
Оккупировав в 1939 г. повторно Закарпатье, венгерские ассимиляторы взялись за проверенный метод: этнонимическую смуту. Но «мы уже давно перестали быть темными „угроросами“, мы уже знаем ныне, кто мы есть и куда мы должны смотреть. Спекуляции с названиями: „русин, русский, угророс“ останутся раз на всегда мадьяронскими спекуляциями, которые с теми названиями хотели бы нас втянуть в свое ярмо» [942]. Будапешт стал убеждать украинское население Закарпатья, что лишь в тесной связи с короной св. Стефана, то есть с Венгрией, возможно их развитие. «Се же рок минув, як народ Подкарпаття вернувся до матерной держави. Вернувся, бо серце сего народа тягло его туди назад; але і вічні закони природи домагалися сего. Бо каждоденний живот руського народа і господарське положення цілого Подкарпаття тісно є зв’язано з частями держави положеними на юг» [943]. Такие заеложенные аргументы колонизаторов хорошо известны.
На Закарпатье воцарился антиукраинский террор. Свыше 10 тыс. украинцев было загнано в тюрьмы и концентрационные лагеря, близко 5 тыс. из них погибли. Сопротивление оккупантам вели структуры ОУН. «Подпольный орган краевой экзекутивы Организации украинских националистов на Закарпатье журнал „Чин“, выпущенный летом 1941 г., представил 69 пунктов обвинения Венгерскому государству в геноциде украинского населения Закарпатья. Закарпатские украинцы продолжали борьбу с врагом, не дали создать из себя новый народишко — русинов, который должен был стать слугой святостефановской короны. Журнал призвал: „Украинцы и украинки Закарпатья! Теперь мы уже не одни! Это не только наше желание, это желания 50 миллионного украинского народа. Мы все хотим, чтобы Закарпатье принадлежало к Украине“» [944].
На Закарпатье обширный всенародный переход к наименованиям «Украина», «украинский» стал возможен с 1945 года. «Старое национальное название „русин“, „русские“ наиболее долго сохранялось на западных землях бывшей Руси… Очень похвально, что горстка карпатских русинов не только не ассимилировалась с чужим окружением, но и сохранила давнее народное название, традиции, сокровища культуры своих предков» [945].
На примере маленького Закарпатья видим, как, паразитируя на живом теле Украины, оккупанты надеялись, что, поддерживая драконовскими административными мерами этнонимическую путаницу, приводя ее в полнейший хаос, им удастся уничтожить украинский народ как таковой, или, в крайнем случае, расчленить его на мелкие части, чтобы каждая из них имела отличный этноним: малороссы, русины, русняки, полищуки, лемки и т. д. «Многие нас называют еще руснаками, русинами, подкарпаторуськими русами, рутенцями, росами, угроросами, карпаторосами, татроросами, венгерскими руснаками и кто знает еще какими и чьими еще „росами“» [946]. Колонизаторы с трогательным единодушием визжали, что украинцы — это не этноним, а название опасной политической партии, которая хочет выгнать их — чужеземцев из своего отчего дома. Поэтому употребление термина украинец, Украина нужно категорически запретить.
Ассимиляторы единодушно раздували и раздувают сейчас широкомасштабный пропагандивный обман, отождествляя украинскую национальную идею с шовинизмом, то есть они старались смешать скромный, миролюбивый, гуманитарный, справедливый украинский идеал, идеал самозащиты и права на самоопределение, с той кровавой оргией ненависти и дикой жадностью завоевания чужой земли, которая присуща именно им: российским, польским, венгерским, румынским великодержавным шовинистам.
Неожиданная вспышка этнонимической вражды возникла на Закарпатье и Пряшевщине (Словакия) в начале 1991 года. Здесь стали остро противопоставлять синонимические по смыслу этнонимы русин-украинец. Сущность проблемы выяснил известный ученый и общественный деятель Пряшевщины доктор Николай Мушинка: «Современный курс „деукраинизации русинов“, последовательно насаждаемый обществом „Русинська оброда“ и поддерживаемый официальной политикой словацкого правительства и словацкими средствами массовой информации, считаю шагом к их полной словакизации. Этот курс построен на явной фальсификации недалекого прошлого и является политической спекуляцией» [947].
Авторитетный карпатовед А. Мышаныч назвал более точно истинного инициатора политического русинства в Закарпатье: «Паразитируя на народном русинстве, на благосклонности местного населения к своему давнему этническому самоназванию „русин“, идеологи политического русинства смотрят на закарпатцев как на биомассу, этнически-племенное единство, которое еще не стало народом и в конце XX ст. будто не способно к национальному самоопределению. Пока Российская империя будет искать и будет защищать свои интересы в Карпатах, пока Украина не определится в отношении к имперским коридорам в Европе, — до тех пор будет жить и политическое русинство» [948].
Как видим, на западных рубежах украинской этнографической территории на сегодняшний день длится процесс изменения этнонима. Правда, искусственно заторможенный антиукраинскими силами. «Выгоднее иметь на своей территории небольшой „отдельный“ народ… чем часть большой народ, который живет в соседнем государстве. Такую же удобную для себя политику ведут ныне Словакия и Польша, опасаясь территориальных претензий со стороны Украины» [949].
