Московские улицы. Секреты переименований - Муравьев Владимир Брониславович (серии книг читать бесплатно .TXT, .FB2) 📗

Затем начался разбор жалоб и требований стрельцов.

Злоупотребления и произвол стрелецких начальников и царских чиновников, столь очевидные и бесспорные, невозможно было опровергнуть или скрыть. Правительству пришлось признать праведность народного гнева.

Восстание 1682 года – единственное в истории Москвы восстание, в котором народ добился победы.

Летом 1682 года от имени царей Ивана и Петра была выдана «Жалованная грамота московским стрельцам, солдатам, гостям, посадским людям и ямщикам», в которой говорилось, что в Московском Российском государстве учинилось побиение ради защиты Дома Пресвятые Богородицы, государей царей, ради освобождения «от неправды в царствующем и богоспасаемом граде Москвы», и в память сего велено поставить «в Китае городе на Красной площади столп, и тех побитых злодеев, кто за что побиты, на том столпе имена подписать, чтобы впредь иные, помняще наше государское крестное целование, чинили правду».

Столп на Красной площади был поставлен, надписи на нем сделаны. Но правительство, вынужденное пойти на уступки справедливым требованиям стрельцов, не собиралось менять систему и искоренять причины их недовольства. Очень скоро вернулись на службу отставленные полковники и другие начальники.

А в октябре столп с Красной площади убрали, он простоял всего пять месяцев.

Любопытна мотивировка его сноса. «Тот-де столп поставлен не к похваленью Московского государства, и ту-де подпись чтут многих государств иноземцы и всяких чинов люди, и в иных-де государствах о том поносно… И тем… в царствующем граде Москве в Китае на Красной площади каменный столп с подписью искоренить, и тому столпу не быть, чтоб в том от иных многих государств поношения и бесчестья не было, и их бы государские неприятели о том не порадовались».

О прямом участии Сухаревского полка в событиях 1682 года имеются лишь отрывочные сведения. В следственных делах есть документ, названный так: «Список оружия, самовольно взятого стрельцами и невозвращенного на Пушечный двор». В нем указано, что стрельцы Сухарева полка взяли 1 карабин и 10 перевязей; до этого они взяли «из зелейной палаты бочку, а в ней зелья мушкетного шесть пуд да фитилю 3 пуда». Следствие велось долго и не прекратилось даже после того, как были вынесены приговоры о высылке бунтовавших стрельцов из Москвы. Сухаревский полк, судя по переписке о перемещении стрельцов, был частично переформирован. В декабре 1683 года была составлена «роспись» стрельцам московских полков, находящихся на Украине, коих нельзя «к Москве отпустить». «В тех полках, – говорится в «росписи», – стрельцы были негодны для того, что они пьяницы и зернщики, и ветхому (то есть совершившемуся в прошлом. – В. М.) злому делу пущие заводчики, и раскольщики, и в смутное время были убойцы и грабители, и ныне от тех дел не унимаются, и впредь от них опасно всякого дурна». Далее идет указание о численности таких стрельцов по полкам: полку Остафьева – 191 человек, Нармацкого – 159 человек, Сухарева – 96 человек, Полуехтова – 84 человека.

Но, видимо, на фоне других полков Сухаревский был более спокойным. Авторы XVIII века традиционно отмечали, что Сухарев полк «не мешался в бунты».

В 1684 году стрелецким полкам были даны (говоря языком того времени, «построены») новые знамена. Сухаревский полк получил знамя для полка и личное знамя для полковника. В середине XIX века они хранились в Оружейной палате. И.М. Снегирев в статье «Сухарева башня в Москве» приводит их описание: «На знамени полковника Сухарева написан с одной стороны по золоту на камке образ Всемилостивого Спаса с припавшими к стопам Его св. Николаем и преп. Сергием, а с другой: образа Знамения Богородицы в облаках и четырех святителей Московских. На полковом знамени с одной стороны образ Покрова Богородицы, а над ним Всемилостивый Спас во славе, и подпись: “построено сие знамя в лето 1684”».

Для Иоанна и Петра был сделан двойной трон, на котором они восседали при церемонии приема послов, этими церемониями и ограничивалось их участие в государственных делах в семилетнее правление Софьи.

В 1689 году Петру исполнилось 17 лет. Между тем Софья не оставляла мечты о троне, и в 1687 году она дала поручение своему верному стороннику, начальнику Стрелецкого приказа Федору Шакловитому выяснить, насколько она может надеяться на стрельцов в случае захвата единоличной власти. «Если бы я вздумала венчаться царским венцом, – сказала она Шакловитому, – проведай у стрельцов, какая будет от них отповедь». Шакловитый исполнил поручение правительницы, но ответ получил уклончивый. Хотя некоторые полковники и не прочь были бы видеть Софью на троне, но стрелецкая верхушка решительно отказалась подать ей соответствующую челобитную, опираясь на которую как на законный повод, царевна могла бы предпринять решительные действия. Софья старалась воздействовать на общественное мнение в России и за границей. Был напечатан и раздавался бесплатно ее гравированный портрет, на котором она была представлена в царской короне, с державой и скипетром. В подписи к гравюре она была названа «самодержицей».

В то же время Софья и ее сторонники подготавливали свержение Петра и Ивана.

В 1689 году, на летнюю Казанскую, произошло первое серьезное столкновение Петра и Софьи.

Петр и его сторонники догадывались о заговоре Софьи. 7 августа 1689 года стрельцы по приказу Софьи собрались на Красной площади, и на вопрос Петра, зачем поднято войско, она ответила, что собирается на богомолье и стрельцы собраны, чтобы ее сопровождать. Петр ей не поверил.

Два дня спустя в Преображенское, где находился Петр, ночью явился лазутчик из окружения Софьи с сообщением, что «умышляется смертное убийство на великого государя и на государыню царицу».

«Петр прямо с постели, не успев надеть сапог, бросился в конюшню, велел оседлать себе лошадь, вскочил на нее и скрылся в ближайший лес, – пишет в своих воспоминаниях генерал Патрик Гордон – командир Бутырского солдатского полка, – туда принесли ему платье; он наскоро оделся и поскакал в сопровождении немногих лиц в Троицкий монастырь, куда, измученный, приехал в 6 часов утра. Его сняли с коня и уложили в постель. Обливаясь горькими слезами, он рассказал настоятелю монастыря о случившемся и требовал защиты. Стража царя и некоторые царедворцы в тот же день прибыли в Троицкий монастырь. В следующую ночь были получены кое-какие известия из Москвы. Внезапное удаление царя распространило ужас в столице, однако клевреты Софьи старались держать все дело в тайне или делали вид, будто оно не заслуживает внимания». «Вольно ж ему, – говорил о Петре Шакловитый, – взбесяся бегать».

Петр приказал стрелецким и солдатским полкам идти из Москвы к нему. Софья велела им оставаться на месте. «Кто осмелится идти к Троице, тому велю отрубить голову», – пообещала она.

27 августа Петр отправил в Москву царскую грамоту с приказом, чтобы полковники всех стрелецких полков, головы слобод и сотен, каждый с десятком рядовых и слобожан, явились к нему немедленно, а кто не явится, тому «быть в смертной казни».

После этого все войска перешли на сторону Петра. Софья, видя, что проиграла, тоже направилась в Троицу, но по приказанию Петра ее остановили на пути и вернули обратно.

Из Троицкого монастыря в Москву Петр направил Ивану, брату и соправителю, письмо, в котором подводил итоги противостояния братьев и Софьи.

«Милостию Божиею, – писал Петр, – вручен нам, двум особам, скипетр правления, а о третьей особе, чтобы быть с нами в равенственном правлении, отнюдь не вспоминалось. А как сестра наша, царевна Софья Алексеевна, государством нашим учла владеть своею волею, и в том владении, что явилось особам нашим противное, и народу тягости и наше терпение, о том тебе, государь, известно… А теперь настоит время нашим обоим особам Богом врученное нам царство править самим, понеже пришли есмы в меру возраста своего, а третьему зазорному лицу, сестре нашей, с нашими двумя мужскими особами в титле и в расправе дел быти не позволяем; на том и твоя б, государя, моего брата, воля склонилася, потому что учала она в дела вступать и в титла писаться собою без нашего изволения, к тому же еще и царским венцом, для конечной нашей обиды, хотела венчаться. Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте, тому зазорному лицу государством владети мимо нас».