Людовик XV и его эпоха - Дюма Александр (читать бесплатно полные книги txt) 📗
Герцог д'Егильон очень хорошо сделал, что медлил отвезти фаворитку в Рюэль, ибо 4 мая король с такой настойчивостью начал просить привезти ее к нему, что герцог поневоле должен был объявить ему, что она еще в замке.
— Так позовите же ее ко мне!.. Позовите ее! — воскликнул король.
Дю Барри вошла к королю — и это было последнее ее свидание с ним.
— Ах! Графиня, графиня! — сказал король. — Как жаль мне с вами расставаться!.. Но это нужно… Обстоятельства того требуют: уезжайте, графиня, уезжайте!..
Графиня вышла от короля вся в слезах.
Дю Барри имела прекрасное, доброе сердце; она любила Людовика XV, как своего отца.
Герцогиня д'Егильон усадила ее в карету вместе с девицей дю Барри, старшей сестрой, и отвезла в Рюэль, чтобы дожидаться конца событий.
Не успела фаворитка выехать еще за ограду замка, как король снова потребовал ее к себе.
— Графиня уехала, — отвечали ему.
— Уехала! — повторил король. — Теперь, значит, пришла и мне очередь отправляться… Прикажите служить службу в часовне св. Женевьевы.
Герцог ла Врильер написал тотчас в парламент, который в случаях особенной важности имел право открывать или закрывать находившиеся в часовне св. Женевьевы мощи святых.
5-е и 6-е числа мая прошли при дворе спокойно, без всяких разговоров об исповедании, причащении или соборовании маслом короля. Версальский священник пришел к королю с целью приготовить его к этому великому делу; но прежде чем войти в комнату короля, он встретился с герцогом Фронсаком, который дал ему свое честное слово дворянина, что выбросит его из окна, если только он хоть слово скажет королю об исповеди или соборовании маслом.
— Если я не убьюсь, падая из окна, — отвечал священник, — то я снова явлюсь сюда, ибо имею на то право.
Но 7-го числа, в три часа ночи, уже сам король настоятельно потребовал к себе священника, аббата Моду, старца кроткого, смиренного, чуждого всяких интриг, который был, кроме того, слеп.
Моду исповедовал короля; исповедь продолжалась семнадцать минут.
По окончании исповеди герцоги ла Врильер и д'Егильон хотели было отложить для короля на несколько дней причащение св. Тайн; но ла Мартиньер, заклятый враг графини дю Барри, которая рекомендовала королю своих докторов Лорри и Борде, подошел к нему и сказал:
— Государь, я видел вас в весьма трудном положении, но никогда я так не удивлялся вам, как сегодня… Теперь вам очень можно докончить то доброе дело, которое вы начали.
Тогда король велел снова позвать к себе Моду, и Моду дал ему отпущение грехов и причастил его.
В то время как король исповедовался и принимал св. Тайны, дофин, которого не допускали близко к королю, дабы он не заразился оспой, написал аббату Терре следующее письмо:
«Г. обер-контролер, прошу вас раздать бедным жителям Парижа из государственной казны 200 000 ливров; пусть они помолятся о короле. Если вы находите, что этой суммы мало для раздачи бедным, то удержите часть из оклада содержания, получаемого мною и дофиной.
Людовик-Август».
В дни 7 и 8 мая болезнь короля усилилась; он чувствовал, что тело его буквально начинает разрушаться. Оставленный своими придворными, которые не решались оставаться при этом живом трупе, король видел только возле себя своих трех дочерей, которые не отходили от него ни на минуту.
Король находился в большом страхе; в сильном антоновом огне, распространившемся по всему его телу, он видел наказание, посланное ему от Бога. В своем сильном бреду король видел огонь; ему представлялись огненные пропасти, ему представлялся ад… И он звал своего духовника, слепого старца Моду, своего единственного заступника, чтобы он осенил крестным знамением пространство между ним и огненным озером. Тогда он сам брал от Моду святую воду, сам снимал с себя простыни и одеяло и с воплями и стенаниями кропил ею все свое тело; после этого просил дать ему крест св. Распятия, с благоговением прижимал его к сердцу, крепко целовал его и молился.
В таких-то страшных мучениях провел король всю ночь и день 9 мая. В продолжение этих суток ни священник, ни принцессы не отходили от больного. Тело короля, сделавшись добычей сильнейшего антонова огня, испускало из себя столь противный запах, что двое из лакеев, прислуживавших в комнате, не будучи в состоянии выдержать этой заразы, упали без чувств, и один из них умер.
10 мая утром сквозь изрытое оспой тело короля уже начали виднеться кости. Трое других лакеев также упали в обморок. Страх распространился по всему Версальскому замку; все придворные бежали, кто куда мог. Во дворце остались только три принцессы, дочери короля, к достойный аббат Моду.
Ночь на 10 мая король провел в предсмертных мучениях; с наступлением утра он впал в совершенное беспамятство и казался уже мертвецом; наконец, в два часа пятьдесят пять минут он привстал на своей кровати, протянул руки, устремил глаза на одну точку и вскричал:
— Шовелен! Шовелеп!.. Но ведь не прошло еще шести месяцев…
С этими словами он опустил голову па подушки и скончался.
Все три принцессы, находившиеся безотлучно при своем отце, заразились от него оспой, которая свела его в могилу.
Обер-гофмейстеру двора поручено было распорядиться похоронами короля. Обер-гофмейстер немедленно отдал все нужные приказания, не входя, однако, во дворец.
12 мая 1774 года тело Людовика XV было отвезено в Сен-Дени. Гроб был поставлен и большую карету, употреблявшуюся обыкновенно для поездок на охоту; за ней ехала другая карета, в которой сидели герцог д'Айен и герцог д'Омон; потом третья, в которой находились духовник короля и версальский священник. Процессию заключали двадцать пажей и пятьдесят конюхов верхами, с факелами в руках.
Эта печальная процессия, тронувшись из Версальского замка в 8 часов вечера, прибыла в Сен-Дени к 11 часам.
На другой день, т, е. 11 мая, графиня дю Барри получила в Рюэле указ о ее изгнании.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Со смертью Людовика XIV Франция остается королевством если и не вполне блестящим славою, зато сильным по своему значению. Людовик XIV, несмотря на слабость своего характера, имел то достоинство, что всегда старался показывать себя великим. Со смертью этого государя поколение великих людей начало, казалось, мало-помалу исчезать с лица земли: не было более Тюренна, не было более Конде, Бервика, Вобана, Фуке, Расина, Корнеля, Мольера, Боссюэ, Фенелона; гений уступил место таланту, практические знания — знаниям научным, гармония и величественность слога — простым и пошлым оборотам речи.
Людовик XIV умирает, и как бы ждали только его смерти, чтобы разрушить то здание монархического единства, которое с таким трудом подготовлено было министром Ришелье и поддерживаемо с такой ловкостью Мазарином, — регент учреждает Советы и тем самым содействует распадению монархической власти.
Людовик XIV распоряжался во всем сам, своей неограниченной властью, даже и в тех случаях, когда исполнял советы и планы госпожи де Ментенон; регент же, напротив того, препоручает распоряжаться во всем министру Дюбуа. Людовик XIV проповедовал строгость и чистоту нравов и довел набожность свою до ханжества; регент довел разврат до цинизма. Людовик XIV, разорившись своей казной, не решается хотя и на самую малейшую финансовую операцию, приласкивает откупщиков казенных доходов, показывает Версаль Самуилу Бернару; регент допускает честолюбивого Лау ниспровергнуть все известные в то время финансовые теории, учредить ассигнационный банк, обменять звонкую монету па бумажные деньги (ассигнации), беспощадно притесняет банкиров до тех пор, пока они не выдадут ему из своих контор трехсот миллионов франков, и отправляет Бурвале на Лобную площадь… Но финансовая система Лау падает, и сам Лау в бегстве ищет себе спасения; тогда Дюбуа делается главным распорядителем финансовой части королевства; но Дюбуа, подобно всем смертным скоро сходит в могилу; вслед за ним, подобно тому, как за министром Ришелье последовал король Людовик XIII, сходит в близкую с ним могилу также и регент герцог Орлеанский. На престол Франции вступает тогда Людовик XV.
