Октябрь (История одной революции) - Гончаренко Екатерина "Редактор" (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗
Вы вот увидите, господин поручик, что за физиономии этих юнкеров: тупые, крупные и грубые. Уже по виду на них, вы догадаетесь, что все это от сохи, полуграмотное, невежественное зверье… Быдло!..» — с дрожью в голосе, едва сдерживал набежавшее желание разрыдаться от гнета впечатления дикости картины, еще продолжавшей мучить этого стройного, хрупкого, нежного юношу.
«Говорит Коновалов — председатель Совета Министров Временного Правительства, какое бы то там ни было Правительство, но оно Правительство твоего народа. И что же? Он говорит, а его перебивают. Коновалов так и бросил. Затем Маслов выступил, ведь старый революционер; Терещенко принимался — вот этот красиво, хорошо говорил, а результат тот же. Ни к кому никакого уважения. Тут же и курят, и хлеб жуют, и семечки щелкают». — Я слушал с закрытыми глазами; меня шатало, тошнило; мысли путались… Наконец, забрав себя в руки, я справился о Керенском.
«Господь его ведает! Сперва скрывали от юнкеров даже пребывание Временного Правительства. Говорили, что оно заседает в Главном Штабе. Потом объявили, что находится здесь. И что принято решение вести оборону Зимнего Дворца, так как восставшие предполагают его занять, как уже заняли весь город. О последнем, конечно, не говорят, а наоборот усиленно лгут, что идут войска, что авангард Северной Армии в лице казачьих частей корпуса генерала Краснова вошел в город. Сперва объявили, что занят Царскосельский вокзал и Николаевский, что дало возможность прибыть эшелонам из Бологое и ст. Дно.
Затем, это было в три часа дня, что казаки двинулись по Невскому и что только задержались у Казанского Собора. Пока вы, господин поручик, были у телефонной станции, мы еще верили в правдивость этих сообщений. Но когда пошедшая к вам на подкрепление полурота, увидев, что на углу Невского и Морской происходит какая-то стычка, под охраной броневиков вернулась назад, нам стало ясно, что происходившая стрельба говорит о торжестве восставших и что здесь по инерции продолжают лганье. А вас мы было уже похоронили. И слава Богу, что вам удалось вернуться!» — тихо, утомившись от возбуждения, закончил свое тяжелое описание портупей-юнкер.
Наступило молчание. Сгустившаяся темнота не позволяла видеть выражения лиц. И только звуки пощелкивания где-то выстрелов, оседавших во двор, напоминали о необходимости действия, но тяжесть впечатления от взаимоотношениях членов Временного Правительства и юнкеров, их защитников, — обволакивала туманом серых вопросов душу, сердце и нервы.
«Ну а пока друзья, я пойду к капитану Галиевскому. Поручик Скородинский», — позвал я поручика, вышедшего под освещенную арку, справа из Дворца. — «Кто меня зовет?» — оборачиваясь, задал вопрос к нам в темноту длинный, изящный поручик. — «Это я, Александр Синегуб!» — «А, здравствуйте, поздравляю с благополучным возвращением», — приветствовал он меня, как только я вошел в полосу света.
«Чего уж благополучнее, когда взвод юнкеров потерял. Зря время потеряли и людей! — повторил я. — Черт знает, голова кругом идет; вот что, поручик, останьтесь пожалуйста около юнкеров — мне надо явиться к капитану Галиевскому. Черт знает, ведь мы не в школе. Никого из офицеров нет около них. Мало ли какая сволочь начнет им засорять мозги», — попросил я поручика.
«Да, да, Александр Петрович, мне это самому в голову пришло, я и ушел с митинга». — «Что, он все еще продолжается?! Безобразие, неужели никто его не догадается разогнать? Ну и Правительство! — говорил я. — Удивительно слабое, хотя это понятно». — «Но в конце концов все же договорились, и юнкера обещали остаться, если будет проявлена активность и если информация событий будет отвечать действительности. Правительство обещало, и юнкера теперь расходятся», — сообщал поручик.
«А где Начальник Школы?» — «Его рвут. Сейчас он в Главном Штабе. Его Правительство назначило комендантом обороны Зимнего Дворца, и ему подчинены все находящиеся в Зимнем Дворце силы».
«Да что вы говорите?! Слава Богу! Теперь я опять начинаю верить, что мы не погубим зря наших юнкеров и что что-нибудь да вытанцуется у нас. Ну, я бегу к Галиевскому. Где капитан?» — «В комендантской комнате, первая лестница наверх, во втором этаже, сейчас же рядом с выходом», — ответил поручик, направляясь в темень двора.
«Броневик есть, а около него ни души», — почему-то вспомнил броневик, когда стал подниматься по ступенькам в темный вход. Юнкер связи, нащупав ручку двери, открыл ее. Перед глазами оказался длинный, сравнительно узкий коридор первого этажа.
В коридоре пахло тем запахом, который так присущ стенам казарм. «Здесь караул помещался до революции», — сообщил юнкер связи, очевидно заметив, что я повел носом.
«А теперь где?» — улыбнувшись наблюдательности юнкера, справился я.
«В Портретной галерее. Но часть и здесь. Здесь, от наружных ворот. А здесь налево — патроны выдают», — указал он первую дверь левой стороны.
«Постойте. А нам уже выдали?» — «Никак нет. Патронов не хватило! Но теперь новые доставлены, и их будут выдавать».
Но вот и капитан Галиевский. Я подошел с докладом.
«Александр Петрович! очень рад, милый, вас видеть. Хорошо еще, что хоть так кончилось. С этими представителями власти у меня уже опухла голова. Но в добрый час теперь назначен комендант обороны Зимнего. Вы уже знаете это? Да?
Я очень успокоился душою, когда узнал, что назначили Ананьева. Лишь бы не оказалось поздним это единственно разумное до сих пор мероприятие со стороны Правительства и Главного Штаба. Сколько и чего только, дружок, я вам не перескажу потом, вы диву дадитесь. Одним словом, я пришел к заключению, что Керенскому надо было передать власть Ленину. Но как это сделать? Подождите, вы сами в этом убедитесь! А ведь сам исчез, оставив несчастных дураков-сотоварищей расхлебывать кашу, которой, пожалуй, подавятся, а никак не расхлебают. Правительство — это какие-то особенные люди. В частности, многие на меня произвели сильное впечатление. Я убежден, что их здесь обрабатывают самым бессовестным образом. Около них все время вертятся какие-то темные личности, да кое-кто и в среде их далеко от этих не ушел. Но все же оно дитя перед улизнувшим главноуговаривающим. Еще вчера, мороча людей в Совете Республики, в этом сборище козлищ, клялся умереть на своем посту, а сегодня, переодевшись, как рассказывают наши, сестрою милосердия, удрал из города. Учуял, что его песня все равно к концу идет. Так хоть бы чести хватило слово сдержать, других не подвести, так нет, он и товарищей предал. А те и сейчас все еще верят в него, а может быть… Знают, да считают за лучшее молчать. Ну да я решил их по совести защищать. Александр Георгиевич тоже того же мнения. У нас решения не меняются, не правда ли. А если дать восторжествовать Ленину без сопротивления, то народ никогда не разберется, где черное и где белое, кто его друг и кто ему готовит ярмо беспросветного рабства. И вот для этого мы должны погибнуть здесь. И теперь я уже вижу, что это неизбежно, что нашим прежним расчетам не осуществиться. Что же делать; не мы — так другие, но начать мы должны. Да, тяжелая расплата за наш невольный грех. Это тяжело говорить. Лучше идемте, посмотрим, не пришел ли Александр Георгиевич», — вставая с диванчика комендантской комнаты, закончил Галиевский.
«Да, да, дорогой капитан, именно все так, как Вы говорите. Вот если останемся живы, я расскажу вам о своих наблюдениях и выводах. А если бы Бурцеву об этом рассказать. Старик стал бы волосы рвать за свое проклятое дело благословения революции. И хотя он начинает опоминаться последнее время, но это еще далеко от искренности: до нутра у него еще не дошло сознания. Ну, да провались они все в болото. А вот мне патронов надо, господин капитан. У кого их можно потребовать?» — «У Вас полевая книжка есть, так Вы напишите требование и получите в караулке, а я побегу посмотреть, что делается на площади у ворот. Место встречи — комендантская», — уже на ходу крикнул капитан. «Слушаюсь», — ответил я вдогонку, принимаясь выписывать на листке из полевой книжки требование на патроны для юнкеров 2-ой роты.
