Потомок Микеланджело - Левандовский Анатолий Петрович (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗

«Средство заставить англичан признать свободу мореплавания».

Императора измучила одновременная борьба на суше и на море. Континентальная блокада потерпела полный провал. В поисках выхода, он хватался за каждое предложение. «Средство заставить англичан…» Что же это? Конструкция нового дальнобойного орудия? Чертеж необыкновенного корабля? Или, еще лучше, оригинальный стратегический план?..

Императора ожидало полное разочарование. Листая рукопись, он быстро убедился, что в ней нет ни слова, отвечающего заглавию. Всемирное тяготение… История человека и человечества… Математические ряды… Тьфу ты черт! Зачем ему дали всю эту галиматью?..

Наполеон возвращается к посвящению, и тут вдруг нечто останавливает его. Что это?.. Автор, кажется, собирается его поучать?..

«…Ваше величество должно отказаться от протектората над Рейнским союзом, вывести войска из Италии, возвратить свободу Голландии, прекратить вмешательство в дела Испании, одним словом, вернуться к естественным границам Франции. Если же вы пожелаете еще больше увеличить ваши лавры, то этим окончательно разорите Францию и окажетесь в прямом противоречии со стремлениями своих подданных…»

В гневе Наполеон захлопывает рукопись.

Мерзавцы! Что они подсунули ему? Куда смотрел Савари? А эти идиоты секретари? Всех в тюрьму, и этого горе-философа в первую очередь!.. Впрочем, кто он?..

Наполеон смотрит на подпись:

«Анри де Сен-Симон, двоюродный внук герцога де Сен-Симона, автора „Воспоминаний о регентстве“…»

Это, конечно, ничего не говорит императору, ибо «Воспоминаний о регентстве» он не читал. И все же… Рука, уже потянувшаяся к звонку, останавливается. Он вновь листает рукопись…

…Странно встретились они, великий император и одинокий мечтатель. Император владел полумиром, который залил кровью. А мечтатель владел целым миром, в котором собирался строить всеобщее счастье. У императора через пару лет останется только прошлое, которое он будет с тоской вспоминать на крошечном острове, затерянном в океане. А мечтатель будет жить только будущим, которое он подарит всему человечеству.

Ибо как раз в 1814 году он напишет знаменательную фразу:

«Золотой век не позади нас (как считали философы и поэты), а впереди, и заключается он в усовершенствовании общественного строя; наши отцы его не видели, наши дети когда-нибудь к нему придут. Наша обязанность — проложить им путь».

Глава четвертая

1

Если бы в то время изобретение братьев Люмьер уже порадовало человечество, то можно было бы сказать, что все происшедшее в 1813 — 1814 годах удивительно напоминало кинопленку, пущенную в обратном направлении.

Вновь пошли кампании и сражения, но если раньше Наполеон шел от победы к победе и военные неудачи были лишь незначительными эпизодами, не нарушавшими общего фона, то теперь, после России, и фон был другим, и эпизоды выросли до размеров событий.

Нельзя сказать, чтобы он терпел одни поражения; напротив, побед было достаточно, и побед подчас удивительных, где полностью проявился его военный гений. Да и сам он на какое-то время словно переродился, помолодел, снова стал предприимчивым и энергичным, он даже с упорством маньяка непрерывно твердил о неизбежном и близком переломе. Но перелом явно произошел в другую сторону — кривая неуклонно опускалась: армия выдохлась, маршалы потеряли энтузиазм, ресурсы иссякали, никто никому больше не верил, а силы противостоявшие, несмотря на временные неудачи, ежедневно росли и приобретали стойкую уверенность.

Казалось, у него была еще возможность остановиться и, отдав часть захваченного, выторговать рубежи, на которых он мог бы сохранить и корону и власть. Но он-то прекрасно понимал, что подобный исход иллюзорен, что для него не может быть отступления. Все или ничего, aut Caesar, aut nihil [39] — такова была дилемма, которую он сам поставил перед собой и перед врагами. И поскольку, в силу объективных условий, Цезарем он стать больше не мог, оставалось ничто. Из ничего вышедший, достигнув небывалых пределов величия и славы, он несся теперь в противоположном направлении, пока снова не превратился в ничто. Ex nihilo nihil [40].

Несся стремительно: если «туда» пленка разматывалась почти четверть века, то на «обратно» хватило лишь одного года.

2

Была минута, когда он надеялся, что Россия пойдет на примирение и удастся кончить партию вничью.

В докладе о русской войне, сделанном Сенату, он заявил:

— Я предпринял эту войну без вражды, желая избавить Россию от тех зол, которые она сама себе причинила. Я мог бы вооружить против нее часть ее же народа, провозгласив освобождение крестьян. Но я отказался от меры, которая обрекла бы на смерть тысячи семейств…

Каково великодушие! Оказывается, русский царь и русские помещики должны были благодарить коварного врага, захватившего их землю и разорившего их города за то, что он воевал «без вражды» и не поднял новой пугачевщины!

Но Александр не поддался на эту приманку.

Тогда пришлось готовить войска.

В своих публичных выступлениях Наполеон уверял всех и вся, что «великая армия» отнюдь не погибла в России, что более двухсот тысяч бойцов вернулись на родину и готовы к новым сражениям.

То была грубая ложь.

Великой армии не существовало больше — это знали все.

Армию пришлось создавать заново и быстро.

Наполеон энергично взялся за дело и к началу 1813 года под ружьем оказалось свыше четырехсот тысяч солдат.

Но что это были за вояки…

Ему пришлось провести призыв возрастов будущих лет, а это значило, что мобилизованы были не мужчины и юноши, а отроки, почти дети.

Их обучение проходило на ходу.

15 апреля 18 13 года император выехал из Парижа и направился в Эрфурт, где собирались главные силы, чтобы двинуться против русских и пруссаков.

2 мая он одержал победу под Лютценом, спустя несколько дней вошел в Дрезден, 20 мая снова выиграл сражение при Баутцене.

В этой битве погиб маршал Дюрок, один из любимцев Наполеона. За момент до смерти он сказал Коленкуру:

— Это не может кончиться добром…

Союзники особым манифестом призвали народы к борьбе против завоевателя. Призыв был излишен: освободительное движение и без того снова подымалось повсюду.

Наполеон усилил репрессии против непокорных. Узнав о волнениях на севере Германии, он отправил туда маршала Даву с наказом: беспощадно карать всех заподозренных — сановников, чиновников, офицеров, солдат. Даву арестовал более пятисот человек. В Гамбурге и соседних городах загремели залпы расстрелов…

Союзники, неприятно изумленные всем происшедшим, предложили перемирие, и Наполеон согласился.

Перемирие было подписано 4 июня.

Оно обеспечило почти двухмесячную передышку французскому императору. Но более благоразумным его не сделало.

3

Император Франц чувствовал себя словно карась на сковородке. Он не знал, как поступить.

С одной стороны, он не хотел полного поражения Наполеона, с некоторых пор ставшего ему близким родственником. Впрочем, дело здесь не только и не столько в родстве: австрийский император как огня боялся усиления России и желал бы всегда сохранять ей противовес.

Но, с другой стороны, не будучи слепым, он видел, к чему идет дело, и в преддверии гибели Французской империи не желал конфликтовать с союзниками. На всякий случай он уже заключил «перемирие» с Россией (с которой — как союзник Наполеона — должен был находиться в состоянии войны), что вызвало — он знал это — сильное раздражение его зятя.

После тайной консультации с уполномоченными России и Пруссии Франц отправил в Дрезден своего лучшего дипломата, графа Клемента Меттерниха, чтобы тот прощупал почву для серьезных переговоров и по возможности безболезненно уладил дело.