Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор - Синдаловский Наум Александрович
Надо сказать, к проституткам частенько обращался и один из самых любимых персонажей петербургского городского фольклора Пушкин, человек с горячей африканской кровью и неуемными, плохо контролируемыми страстями. Юный поэт в своих знакомствах и любовных похождениях не всегда был разборчив. Предания сохранили имена некоторых дам столичного полусвета, вокруг которых увивался Пушкин. Среди них были довольно известные среди петербургских холостяков девицы Лиза Штейнгель и Ольга Массон. Об одной из этих камелий, которую А.И. Тургенев в переписке откровенно называл не иначе как блядью, тем не менее рассказывали с некоторой долей своеобразной признательности. Она-де однажды отказалась впустить Пушкина к себе, «чтобы не заразить его своею болезнью», отчего молодой поэт, дожидаясь под дождем у входных дверей, пока его впустят к этой жрице любви, всего лишь простудился.
В Петербурге, кроме уже известной легенды об общественном туалете в Александровском парке, живет и другая легенда. Согласно ей, однажды во время ежегодного праздника в Красносельском военном лагере, на котором любил присутствовать император, неожиданно заплакал ребенок. Офицеры испуганно зашикали, но император уже услышал детский плач и остановил их: «Чья это девочка плачет?» – «Ах, эта? Это Дунечка. Сирота». – «Дунечка? – засмеялся император. – Нам нужны такие красавицы. Запишите Дунечку обучаться танцам».
Через несколько лет ребенок превратился в прекрасную девушку, и когда царь любовался танцами воспитанниц танцевальной школы, то благосклонно трепал ее за щечки и угощал конфетами. Но однажды девушка влюбилась в молодого поручика и убежала из школы. Император нахмурился и, как рассказывает предание, написал записку: «Поручик вор, его в гарнизон на Кавказ, а Дуньку вон от нас на позор». Когда поручику это прочитали, он удивился и ответил: «Из-за девчонки в гарнизон, это не резон». Царь будто бы рассмеялся такой находчивости и простил поручика. А Дунечка, что называется, пошла по рукам. Много лет в переулке, где она жила, у подъезда ее дома стояли кареты. Офицеры передавали ее друг другу. Генералы посылали ей конфеты. Купцы искали с ней знакомства. Но так случилось, что гордая девушка именно купцам и отказывала, и они, огорченные и обиженные, напрасно тратили время и деньги.
Однажды на балу Дунечка простудилась и вскоре умерла. После нее остался значительный капитал, но никто не знал, как им распорядиться, Дунечка была сиротой. И тогда царь будто бы велел передать ее капитал Городской думе на нужды сирот. Но думские купцы вспомнили обиды, нанесенные им этой гордячкой, и сказали царю: «Не можем мы воспитывать сирот на такие деньги». Разгневанный царь крикнул: «Блудники и лицемеры! Что же, я кину деньги собакам». И тогда нашелся один купец, Сан-Галли, который имел литейный завод на Лиговке. Он сказал: «Я знаю, что надо сделать. Мы не выкинем деньги собакам. Они пойдут городу. Довольно бегать по дворам. Я построю в городе уборные, и будут они на площадях, как в Европе!» И действительно, все сделал Сан-Галли. Как в Европе.
Известны и более изощренные методы пополнения рядов петербургских жриц любви. Так, в 1913 году в Петербурге проходил судебный процесс по делу некой «французской предсказательницы Жанны», которая гадала по «таинственным нежным линиям женского тела». На самом деле в кабинете Жанны на Литейном проспекте юным клиенткам, озабоченным своей девичьей судьбой, предлагали полностью раздеться, после чего гадалка заставляла их принимать различные самые недвусмысленные позы и делала вид, что «тщательно изучает интимные линии тела». Сеанс длился более получаса, в течение которого прятавшийся за ширмой фотограф делал снимки. Затем фотографии или продавались, или использовались для шантажа потенциальных камелий. Более того, за процессом «изучения женских линий», сидя в удобных креслах в соседней комнате, через специальные застекленные отверстия в стене могли наблюдать тайные любители бесконтактной эротики. Между прочим, и само дело дошло до суда только благодаря тому, что один из таких престарелых эротоманов увидел в кабинете гаданий голой свою юную внучку.
Пышным цветом цвела в Петербурге и уличная проституция, которая позволяла удовлетворить похоть тут же, в ближайшей подворотне. На Невском предлагали свои услуги проститутки с романтическими названиями: «невские ласточки» и «дамы с Гостиного». В Александровском парке, который в советские времена назывался парком Ленина, мужчин встречали жалкие стайки так называемых «парколенинских промокашек», на Васильевском острове – «евы с Галерного», в Большом Казачьем переулке – «казачьи шлюхи», в подворотнях Мещанских улиц – «чухонские нимфы», на тесном «Пятачке» у входа в Гостиный двор со стороны Перинной линии – «пятачковые», в зарослях Петровского острова – «петровские мочалки», на набережных Невы – «речные девушки» или «невские дешевки». И так далее, и тому подобное. Как говорится, имя им легион.
6
Проследить историю гомосексуализма в России, и в частности в Петербурге, непросто. Сказывается известная закрытость темы и пуританская мораль, до сих пор господствующая в обществе. Хронологически первые легенды о мужеложстве появились в связи с именем Петра I еще при его жизни. Известно, что царь особенной разборчивостью в интимных отношениях не отличался, в том числе был замечен и в неестественных связях со своим ближайшим другом Александром Даниловичем Меншиковым.
Считается, что Меншиков достиг невероятных успехов и невиданного богатства благодаря своему природному уму и сметливости. Жил он действительно широко и был сказочно богат. Достаточно сказать, что его дворец на Васильевском острове, и сейчас внушающий своим видом почтительное уважение, в свое время был самым большим и роскошным зданием в Петербурге. В покоях светлейшего были штофные и гобеленовые обои, большие венецианские зеркала в золоченых рамах, хрустальные люстры с золотыми и серебряными украшениями, стулья и диваны с княжескими гербами на высоких спинках, столы с инкрустациями на вызолоченных ножках. Знаменитые петровские ассамблеи, шумные пиры и празднества в присутствии царского двора, дипломатического корпуса и множества приглашенных гостей, за неимением другого подобного помещения, часто происходили именно во дворце светлейшего князя. Бывало, что сам Петр на эти торжества приезжал в экипаже, взятом напрокат у генерал-прокурора Ягужинского. Есть даже предание о том, как однажды, глядя на пиршество в доме своего любимца, Петр с неподдельной гордостью воскликнул: «Вот как Данилыч веселится!»
Впрочем, это не мешало петербуржцам думать о светлейшем по-своему. Рассказывали, как однажды на обеде у Меншикова все наперебой расхваливали обилие и достоинство подаваемых вин. «У Данилыча во всякое время найдется много вин, чтобы виноватым быть», – скаламбурил известный шут Балакирев. Царский забавник знал, что говорил. Его хозяин, император Петр I, как утверждает фольклор, был также уверен, что «простой палкой не научить уму-разуму его любимца», и специально для Меншикова держал под рукой обтесанный и гладкий от частого употребления ствол молодой сосны в бархатном чехле.
В народе на счет успехов и богатства светлейшего ходили самые нелицеприятные слухи. Так, в сыскном деле каптенармуса Преображенского полка Владимира Бояркинского, проходившего по ведомству Тайной канцелярии, имеется запись, что оный каптенармус, беседуя однажды с родственниками, на вопрос, отчего Данилыч так богат, ответил: «За то, что царь живет с Александром Даниловичем блядно». Да мало ли что говорят о людях, добившихся завидной славы и благополучия. Надо признать, простой народ не отказывал царскому любимцу в своих симпатиях. Фольклор о нем пронизан некой снисходительной терпимостью к шалостям первого губернатора Петербурга. Хотя вполне вероятно, что это связано более с именем Петра, якобы питавшего нежные симпатии и благоволившего к своему любимцу, чем с самим князем.
Считалось, что такая заморская мерзость, как мужеложство, могла быть завезена в православную и богобоязненную Русь только из-за границы. В фольклоре эта тема была излюбленной. Особенно остро она проявилась в истории с роковой дуэлью между Пушкиным и Дантесом.