Костер Монсегюра. История альбигойских крестовых походов - Ольденбург Зоя (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗

Многие совершенные, и катары, и вальденсы, снискали себе репутацию хороших врачевателей и всегда оказывали медицинскую помощь верующим, которые их принимали. Враги не преминули поставить им это в вину и заявить, что для них медицина была лишь средством, чтобы завоевать доверие народа и получать отказы по завещаниям в тех случаях, когда болезнь окажется смертельной. Чтобы скорее завоевать это доверие, многие из них, и в первую очередь вальденсы, не брали денег с пациентов и сами готовили лекарства. Вальденс П. де Валлибюс и катар Гильом д'Айрос ходили от деревни к деревне и от замка к замку, в равной мере занимаясь и лечением больных, и проповедничеством. Это не походило на пропагандистскую тактику, это было истинное призвание, естественное для людей, посвятивших свою жизнь делу милосердия. Само собой разумеется, что им было запрещено заниматься медициной, и уже сам факт настойчивого ухода за больными навлекал на них подозрение.

Ренье Саккони в своей «Сумме», написанной в 1250 году, упрекает катаров в любви к деньгам и тут же честно добавляет, что гонения, которым они подвергались, зачастую вынуждали их пользоваться крупными суммами. Не имея права владеть ни землей, ни домами, ни коммерческими предприятиями и целиком перейдя на нелегальное положение, катарская Церковь могла продолжать функционировать только за счет денежных пожертвований. Она нуждалась в деньгах не столько на содержание священников, которые, будучи аскетами, мало заботились о своих благах, сколько на переписывание и распространение своих священных книг и литературы апологетического и полемического плана, на организацию связи и собраний, успех которой часто зависел от молчания определенных функционеров, на размещение, передвижение, на необходимую помощь верующим. Всегда и везде деньги являлись могучим средством, особенно для людей, за чьи головы была объявлена цена. Так, в 1237 году баиль Фанжо арестовал епископа Берн ара Марти и троих совершенных и сразу отпустил их за выкуп в триста тулузских су, тут же на площади собранный верующими как пожертвование. На один известный случай подкупа приходились десятки неизвестных, и люди, постоянно находясь под угрозой шантажа со стороны первого встречного, не стеснялись за золото покупать себе жизнь.

Совершенные были и слыли богатыми. Они щедро оплачивали все услуги, которые им оказывали. В эпоху, когда не существовало еще банковских билетов, носить с собой крупные суммы было затруднительно, и совершенные доверяли их на хранение надежным людям, а те, в свою очередь, прятали деньги в укромных местах, известных только им. При первом же требовании средства предоставлялись в распоряжение катарской Церкви. В основном крупные суммы, которыми располагали катары повсюду, где они служили, составлялись из отказов по завещаниям верующих сделанным согласно предсмертному обряду consolamentum. Для людей богатых отказ по завещанию считался обязательным, а паства победнее отказывала кто одежду, кто кровать или другую мебель. Другим источником средств была складчина. Ее сбор поручали надежным людям, которые и принимали пожертвования деньгами или натурой.

Очевидно, что тайная жизнь катаров в эпоху первых лет инквизиции была отлично организована. Списки инквизиторов регистрируют разные категории пособников еретиков: receptatores, те, кто предоставлял гостеприимство совершенным, что являлось наиболее распространенным преступлением; nuncii, то есть связные, проводники и гонцы; questores, собиратели пожертвований; depositarii, хранители фондов. Все эти функции не были строго разграничены, и названия им дали, чтобы рассортировать арестованных по составу преступления, поэтому каждый верующий в списках фигурирует под своей категорией: questor либо nuncius haereticorum. Организация действительно была сильна, и чем яростнее становились гонения, тем больше укреплялись связи катаров со своей паствой. Опасности отталкивали слабых и служили стимулом для отважных. Но когда не оставалось иной альтернативы, кроме выбора между верностью и предательством, даже те, чья вера не отличалась крепостью, предпочитали подвергнуться преследованиям, но не предавать.

2. Святилище Монсегюра

Катары владели крепостью Монсегюр, которая, по всеобщему признанию, была официальным центром их Церкви в Лангедоке. Рыцари совершали туда паломничества вместе с семействами, народ попроще пробирался тайком, группами и поодиночке, чтобы без помех участвовать в обрядах своей Церкви, испросить благословения или совета, а то и получить инструкции, как вести борьбу с недругами.

Этот замок, расположенный во владениях Ги де Левиса, маршала веры и нового сюзерена Мирпуа, составлял часть наследства Эсклармонды, сестры Раймона-Роже де Фуа, и принадлежал Раймону де Перелла, вассалу графов Фуа. Никто не оспаривал у знатного вельможи его домен, поскольку Монсегюр считался «орлиным гнездом», которое невозможно взять приступом, и находился в самом сердце гор, далеко от больших дорог, в краю, известном как рассадник ереси. И крестоносцы, и королевские отряды считали бессмысленным брать эту мало интересную в стратегическом отношении крепость, осада которой могла представлять непреодолимые трудности [168].

Гора или пик Монсегюр (1207 м) представляет собой огромную скалу, закругленную в виде сахарной головы, затерянную на северных склонах Пиренеев среди вершин от 2000 до 3000 метров. С трех сторон скала круто обрывается в долины, и подняться на нее можно только по западному склону. Замок, выстроенный на вершине скалы, очень мал и вряд ли мог вместить большое количество защитников, зато в мирное время в нем отлично размещалась крупная община катаров. Еретики, избравшие своим прибежищем Монсегюр, селились в деревне у подножия горы и в многочисленных хижинах на западном склоне и на скалах. До вылазки Симона де Монфора ни одна вражеская армия не проникала в эти негостеприимные, хорошо охраняемые земли, и после крестового похода вокруг Монсегюра сформировалась настоящая колония катаров, причем настолько значительная, что туда стекались купцы из окрестных городов, всегда уверенные в том, что за клиентами дело не станет. Любое глухое предместье, став местом паломничества, превращается в ярмарку, и для Монсегюра это было благо.

В 1204 году замок, который катары долгое время почитали местом, предназначенным для их культа, лежал в руинах. Совершенные попросили владетеля Монсегюра Раймона де Перелла отстроить и укрепить замок, и он их просьбу выполнил, несмотря на то, что у катаров не было острой нужды в обороне. Сама по себе эта просьба говорит о том, что Монсегюр для катаров был не просто удачным убежищем от врагов. В начале века там проповедовали катарские епископы, и прежде всего Гийаберт де Кастр. Эсклармонда де Фуа, личность которой остается таинственной, а права на Монсегюр весьма неопределенными, видимо, имела большое влияние в этих краях, поскольку Фульк польстил ей, заметив, что «при скверной доктрине она сумела обратить в свою веру многих» [169]. Способствовала или нет эта знатная дама поднятию престижа Монсегюра, но с начала XIII века катары начали проявлять к нему особенный интерес. В 1232 году Гийаберт де Кастр просил единоличного владетеля замка Раймона де Перелла позволить сделать его официальным прибежищем Церкви катаров.

В те времена Г. де Кастр был бесспорным духовным лидером региона и часто жил в Монсегюре. Однако долго он там не оставался, продолжая вести бродячую жизнь катарских проповедников. Многие женщины-совершенные, чьи обители – пристанища для ушедших от мира знатных вдов или дома для воспитания девочек – разметала буря бушевавших в стране перемен, селились в окрестностях Монсегюра, построив себе хижины на уступах скалы. Мужчины-совершенные, которые вели созерцательную жизнь или занимались подготовкой кандидатов на апостольство, тоже были вынуждены искать себе убежища, где они могли бы целиком посвятить себя молитвам и наукам. Постепенно под стенами замка вырос целый поселок из хижин, наполовину прилепившихся к скале, наполовину висящих над пропастью. Такое неприступное и опасное жилье оттолкнуло бы кого угодно, но только не тамошних богоискателей с их страстью к аскезе.