Фельдмаршал Кутозов. Мифы и факты - Троицкий Николай Алексеевич (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Первой в потоке «перестроечной» литературы о Кутузове и 1812 г. увидела свет книга военного историка В.Д. Мелентьева [83]. Кутузов здесь представлен как безукоризненный народный герой, второй Суворов. Прославляя его, Мелентьев повторяет надуманные штампы официальной — дореволюционной и советской — историографии: одержал «несомненную победу» при Бородине, «решиться оставить Москву мог только Кутузов» (С. 148, 150), а чтобы оправдать Кутузова в катастрофе под Аустерлицем, заявляет, что там «русскими войсками распоряжались иностранцы: Вейротер, Гогенлоэ, Лихтенштейн, Вимпфен, Буксгевден, Ланжерон и другие» (С. 115). О том, что все эти «иностранцы» были тогда в подчинении у Кутузова, Мелентьев умолчал.
В 1987–1989 гг., к 175-летию Отечественной войны 1812 г., хлынула на книжный рынок юбилейная литература, где Кутузов, естественно, был главным героем. Это, в первую очередь, изданная 100-тысячным тиражом монография Ольги Васильевны Орлик (1930–1998) [84] — первой и пока единственной в отечественной историографии женщины, рискнувшей написать специально обобщающее исследование о войне. Монография сориентирована строго «по Жилину», хотя и обставлена — довольно неуклюже — внешними приметами «перестройки»: Орлик открыла и закрыла ее цитатами из решений «перестроечного» XXVII съезда КПСС, а в указатель имен, между М.Б. Барклаем-де-Толли и М.И. Кутузовым, поместила М.С. Горбачева. Кутузов смотрится под пером Орлик величайшим полководцем: «Военный гений Кутузова оказался выше военного гения Наполеона» (С. 105), безупречно действует при Бородине и даже на Березине (С. 52, 104), наносит «поражение» Наполеону при Малоярославце (С. 77), а что касается Тарутинского боя между войсками Кутузова и французским авангардом И. Мюрата 6 октября 1812 г., то Ольга Васильевна приравняла его по значению к битве на Куликовом поле 1380 г. (С. 75).
В старом, «жилинском» ключе выдержаны брошюра И.И. Ростунова: Кутузов здесь как полководец превосходит Наполеона и везде — от Бородина до Березины — действует идеально (С. 27, 57–59) и, особенно, пространное (почти 40 с.) послесловие Н.И. Рязанова к сборнику писем и записок Кутузова [85]. Рязанов даже отступил от Жилина к Н.Ф. Гарничу, которого он часто (вперемежку с Лениным и Жилиным) цитирует и вслед за которым повторяет небылицы о том, что Кутузов в 1805 г. «шел от успеха к успеху» (С. 541) [86], а при Бородине «одержал полную стратегическую и тактическую победу» и гнал Наполеона 11 верст от Бородина (С. 554).
Это сравнительно недавнее сочинение Рязанова сегодня выглядит анахронизмом. Впрочем, как анахронизм воспринимаются и изданные в 1988 г. (посмертно) две последние книги П.А. Жилина [87], поскольку они повторяют — часто вопреки фактам и документам — все сказанное Жилиным ранее: русская армия к 1812 г. была «значительно выше армий стран Западной Европы», включая французскую; Кутузов как полководец — выше Наполеона, а военное искусство России — самое передовое в мире и т. д. [88]
Отчасти переходный характер в потоке юбилейной литературы о Кутузове и 1812 г. носят обобщающие труды В.Г. Сироткина и творческого дуэта Б.С. Абалихин — В.А. Дунаевский. В первом из них [89] уже нет «патриотических» гипербол и подлогов, столь характерных для Н.Ф. Гарнича, А.Г. Бескровного, П.А. Жилина, но читателя шокируют фактическими несообразностями [90] и, главное, идеализацией Кутузова как безупречного полководца и даже (в кричащем противоречии с массой широко известных источников) «верного мужа» (С. 169, 185, 232 и др.). Что касается монографии Б.С. Абалихина и В.А. Дунаевского — по теме и самому названию очень масштабной [91], — то она, при всем желании авторов прорваться сквозь толщу догматических наслоений к научной критике, сохраняет на себе печать сталинской школы. Таковы их попытки представить доказанное (Москву сожгли россияне) спорным, а недоказуемое (Кутузов как полководец «превосходил Наполеона») — доказанным (С. 79, 112–113) [92].
После 1947 г. лишь некоторые из советских историков в исследованиях по частным вопросам истории Отечественной войны 1812 г. строго держались научной объективности в любой политической конъюнктуре, не поддаваясь никаким позывам к идеализации Кутузова (и вообще кого бы то ни было). Таковы были в 1940-е годы диссертации В.В. Пугачева и В.И. Вяликова [93], в 60-е — монография А. Г. Тартаковского [94] и очень смелые статьи А.Н. Кочеткова и В.М. Холодковского [95], где впервые после сталинских указаний 1947 г. прозвучала критика (хотя и весьма осторожная) Кутузова-полководца. В 70-е годы порадовали специалистов научной объективностью статья И.Т. Трофимова о «Полководце» А.С. Пушкина, книга Л.П. Богданова и новая монография А.Г. Тартаковского [96]. С 80-х годов в условиях «перестройки» таких исследований стало больше, но и теперь они касались частных вопросов. С одной стороны, продолжали исследовать «Двенадцатый год» «ветераны» В.В. Пугачев и А.Г. Тартаковский [97], а с другой — публиковали свои первые труды историки нового поколения [98], которые будут все громче заявлять о себе уже в постсоветское время.
Опыт обобщающего исследования войны 1812 г. и роли в ней Кутузова с пересмотром мифотворчества Жилина и К° был предпринят мною в книге «1812 год» [99]. Воспринят он был неоднозначно. Наряду с положительными рецензиями в ряде изданий СССР и США [100], хранители жилинских традиций обрушились на мою книгу с гневом и желчью [101].
Здесь уместно сказать о том, что еще в 1963 г. я подготовил для журнала «Вопросы истории» статью с пересмотром официозных оценок 1812 г. (особенно вульгарной идеализации М.И. Кутузова). Редакция «Вопросов истории» отшатнулась от статьи. Тогда я переслал ее в Отделение истории АН СССР и в Идеологическую комиссию (была такая!) ЦК КПСС. Комиссия предложила историкам обсудить статью. Руководство Отделения засуетилось. У меня хранятся три письма ко мне за подписью академика-секретаря Отделения истории Е.М. Жукова от 13 июля и 3 сентября 1964 г. и вновь 13 июля уже 1966 г. о том, что обсуждение моей статьи запланировано, перенесено и, когда хрущевскую «оттепель» сменил брежневский «застой», отменено. Вместо обсуждения мне был прислан «развернутый отзыв» о статье, подписанный А.В. Черепниным и И.В. Бестужевым. Жонглируя цитатами из Маркса и Ленина (все ссылки в «развернутом» отзыве сделаны только на эти две фамилии!), авторы отзыва разъясняли мне, что Ленин «называл Клаузевица, Гнейзенау, Шарнгорста, Блюхера „лучшими людьми Пруссии“», а поэтому и «Кутузов вполне заслуживает столь же высокой оценки». Все мои суждения были перечеркнуты в отзыве как «бездоказательные».
Я понял тогда, что тема «Двенадцатого года» для меня закрыта, и на два десятилетия, до перестроечных времен, отошел от работы над ней.
В постсоветской России ни о войне 1812 г., ни о Кутузове историки и писатели не забывают. В 1995 г. журнал «Родина» организовал даже «круглый стол» историков специально о Кутузове [102]. Свободны от «патриотических» домыслов 40—80-х годов книги В.П. Тотфалушина о М.Б. Барклае-де-Толли и (в меньшей степени) В.Н. Балязина [103]. Тот же Балязин избегает чрезмерных прикрас и в своих трудах о Кутузове [104]. Новаторскими и строго документированными выглядят книги В.Н. Земцова и А.И. Попова о Бородинском и А.А. Васильева о Малоярославецком сражениях [105]. Много и творчески занимаются историей «Двенадцатого года» В.М. Безотосный, А.М. Горшман, С.А. Малышкин, А.А. Смирнов, А.И. Ульянов, С.В. Шведов. Но тяга «к Жилину» довлеет еще над историками и сегодня. «Последний из могикан» сталинской школы В.А. Дунаевский в 1997 г. опубликовал очередной панегирик Кутузову как «Спасителю России» [106], отметив здесь, что Сталин Кутузова лишь «вроде бы почитал» (С. 29), то есть, по Дунаевскому, недохвалил. Как Жилин, представляют себе Кутузова и некоторые постсоветские историки — например, A.В.Шишов [107] и, особенно, Л.Л. Ивченко — та, которая за «круглым столом» в журнале «Родина» утверждала, что критиковать Кутузова могли только обидчивые и завистливые «недоброжелатели» [108]. Статьи Ивченко очень амбициозны. К примеру, она объявила суждения А.Г. Тартаковского и В.В. Пугачева «бесполезными» и «смехотворными», а меня «отчитала» за то, что я (по ее наитию) «никогда не был на Бородинском поле» [109].
