Психиатрические эскизы из истории. Том 2 - Ковалевский Павел Иванович (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
В школе Наполеон отличался любовью к труду, настойчивостью и своенравным поведением. Проявления его умственной деятельности были не одинаковы: в математике он отличался, а учитель немецкого языка полагал, что «ученик Наполеон Бонапарт совершенный болван». Память у Наполеона была колоссальная, особенно же память цифр и топографии.
От матери Наполеон унаследовал склонность к экономии, расчету, контролю, бережливости и порядку. Наполеон отличается крайней непоседливостью: он постоянно в движении, ездит и переезжает с места на место; сидя на месте, он режет ручки кресел, рисует, пишет глупости, но непременно в какой-нибудь деятельности. В характере Наполеона часто проявляется грустный оттенок, особенно это резко было выражено в молодые годы, при жизненных неудачах. Наполеон-офицер пишет следующее: «Всегда одинокий, лишь только вхожу к себе, как мысли, одна мрачнее другой, овладевают мною. Куда же они устремляются сегодня? К смерти! Вот почти 6 или 7 лет, как я на чужбине. Через четыре месяца мне предстоит радостная встреча с соотечественниками, с родными. Да разве одних тех отрадных чувств, от которых начинает биться мое сердце при одном лишь воспоминании детства, не достаточно, чтобы я мог сознать всю пользу счастья, ждущего меня на родине? И между тем какая-то темная сила заставляет меня желать саморазрушения! Да, что делать в этом мире? Ведь все равно вечно жить не будешь; а потому не лучше ли покончить с собою теперь же? Будь мне лет за шестьдесят, я, быть может, и был бы готов, из уважения к предрассудкам моих современников, смиренно ожидать часа, когда сама природа положит конец моим дням, но так как, кроме несчастий и горя, жизнь пока не дала мне ничего, то для чего же я стану беречь ее. И для чего люди удалились от природы, до чего они трусливы, презренны и низки!..»
M-me Remusat говорит, что Наполеон просыпался обыкновенно в грустном настроении и казался удрученным, так как у него довольно часто бывали спазмы желудка, вызывавшие иногда рвоту.
Наполеон спал очень мало, 4–6 часов, причем ложился спать в 10 часов, но, кроме того, в свободные минуты он обладал способностью спать когда угодно и где угодно в течение нескольких минут. Просыпаясь, он моментально приходил в сознание. В этот момент он любил выслушивать сплетни обо всех и обо всем, чтобы знать, что делают и что делается. Наполеон уважал медицину, доверял ей и часто прибегал к ней. Вообще он был страшно зябок, любил тепло, нередко заставлял топить камин даже летом, очень сильно реагировал на барометрические колебания и страстно любил горячие ванны. Быть может, к тому побуждали его и частые приступы дизурии, бывшей у него с детства. В ванне он просиживал часы и температуру воды доводил до крайних пределов. Иногда он проводил в ванной ночи. Ванна была для него и успокоением, и укреплением, и наслаждением. Наполеон любил также растирание кожи щеткой, растирание грубое и резкое, как «осла». Эти приемы избавляли Наполеона от приступов кашля и дизурии. В пище Наполеон был неприхотлив, – ел быстро и без разбору, причем после сладкого нередко переходил к супу и т. д. Определенного часа для еды у него не было; он властвовал над желудком или, скорее, забывал о его существовании и ел, когда подставляли ему пищу, и ел рассеянно, думая об оставленной работе и спеша вернуться к ней. Наполеон никак не мог мириться, даже в торжественных случаях, с бесконечным числом блюд; где бы он ни был, после первых же блюд он требовал мороженого и выходил из-за стола. Мороженое он любил. За быстротой еды он плохо пережевывал куски пищи. По отношению к алкоголю он был необыкновенно воздержан и любил только шамбертен, да и тем не слишком злоупотреблял.
Наполеон был неутомим. Он мог целые дни просиживать на лошади, как и в кресле кабинета. Его ум был всеобъемлющ. Его ум не только обнимал все в целом, но и входил в мельчайшие подробности, и, можно сказать, что в течение 14 лет мысль Наполеона работала за восемьдесят миллионов людей. Замечательно то, что Наполеон писал безграмотно как по-французски, так и по-корсикански Но зато выражаемая им мысль отличалась меткостью, ясностью, точностью, краткостью и простотою изложения. Массой говорит: «Его мысль всеща оригинальна и самостоятельна. Идея, зародившаяся в его уме, не терялась из виду, среди хаоса самых разнообразных проектов, среди массы писем и депеш, которые ежедневно прилетали в курьерских сумках и заваливали его стол, и вынашивалась до полной зрелости». От одной умственной работы к другой Наполеон переходил столь же легко и свободно, как от предмета физического одного к другому. Почти всю государственную работу он брал на себя и все обнимал своим умом. Он работал рано утром, в полдень, вечером и ночью. Часто заснувши час-два, Наполеон вставал и прорабатывал всю ночь. Его секретари уставали и сменялись, – он же был несменяем. Наполеон бывал на балах, вечерах в театре и проч., но делал это только ex officio, любил же он только музыку, особенно вокальную. Наполеон нюхал табак, но по этому поводу можно сказать, что он скорее рассыпал его, нежели действительно нюхал.
К болезненным проявлениям Наполеона должно отнести также какие-то припадки, неоднократно у него наблюдавшиеся. Первый такой припадок наблюдался еще в бытность его в Бриэнской школе. Талейран, наблюдавший один из таких припадков в 1805 году, при путешествии Наполеона в Страсбург, описывает его так: «Наполеон встал из-за стола и направился к покоям императрицы, но вскоре быстро возвратился в свою комнату, позвав меня с собою, вместе с нами в комнату вошел и камердинер. Наполеон успел приказать запереть дверь комнаты и повалился на пол без чувств. При этом были судороги и изо рта выделялась пена. Спустя минут 15 Наполеон пришел в себя и начал сам одеваться. Во время припадка Наполеон стонал и задыхался, но рвоты не было. Наполеон запретил рассказывать о происшедшем. Вскоре он скакал на коне вдоль рядов армии».
Это описание представляет картину типичнейшего случая классической соматической эпилепсии и выясняет дело бесповоротно. Но кроме этих приступов классической эпилепсии у Наполеона бывали приступы неполные и измененные, во всяком случае отличные от типических. Так, 18 брюмера Наполеон имел приступ бессознательного состояния, а затем проявил типичный бред эпилептика в своих речах к совету и войску. Его поступки в это время можно признать вполне бессознательными и даже бессмысленными. Своими дикими поступками в течение нескольких минут он едва не разрушил составленного им грандиозного плана государственного переворота. Судорожные припадки, почему-то называемые истерическими, наблюдались у Наполеона и в дальнейшей жизни, против которых его лейб-медик назначал теплые продолжительные ванны. Подозрительный припадок у Наполеона произошел в день объявления развода с Жозефиной. Понесши полное поражение в России и вынужденный сделать распоряжение возвращаться армии по прежней дороге, Наполеон так был всем этим потрясен, что, отдавая это приказание, он впал в обморок. Еще раньше, под Бородино, Наполеон тоже имел какой-то приступ, после которого он перепутал и совершенно испортил составленный им прекрасно план сражения. То же явление повторяется в сражении под Дрезденом, где он своим замешательством губит свою армию и себя. Под Лейпцигом Наполеон впадает в оцепенение и совершает целый ряд чисто автоматических бессознательных действий. Не меньшему оцепенению подвергся Наполеон и в Фонтенебло, в ночь, предшествующую отречению от престола.
Таким образом, несомненно и бесспорно то, что Наполеон имел приступы, и эти приступы были эпилептические, в одних случаях судорожные, в других в виде absence, каталепсии, автоматизма и т. п.
Все почти историки говорят, что в последние годы жизни Наполеона, особенно по возвращении его из России, гениальная его умственная деятельность стала тускнеть. В нем недоставало прежней быстроты, энергии, неутомимости, широты и силы ума и предусмотрительности; он стал неподвижней, тусклей и ограниченней. Chaptal, близко стоявший к Наполеону, говорит, что он к этому времени стал вырождаться (11 etait degenere). Особенно такое понижение наступило после Москвы: «Я утверждаю, что со времени этой печальной эпохи я не видел в нем ни той последовательности идей, ни той силы характера… ни того расположения, ни той способности к труду, как прежде».
