История сыска в России, кн.1 - Кошель Пётр Агеевич (книга жизни txt) 📗
Так третировал своё начальство Зубатов. Впрочем, никчёмность департаментских «чинуш» была столь очевидной, что более умные из них сами понимали, что одним писанием циркуляров, – «бумагомаранием», как говорил Зубатов, – справиться с нараставшим «противоправительственным движением» уже нельзя было. Семякин, представитель старых традиций департамента, вскоре умер; его место занял ЛА Ратаев, который, нуждаясь в опоре, пошёл с московским чудодеем «в ногу»; фактически заведование политическим розыском осталось в руках Московского охранного отделения; Зубатов мог, наконец, сказать: «Достиг я высшей власти»! Теперь он мог осуществлять свою «систему» без помех и в широком масштабе.
Как мы уже знаем, основой розыскной системы Зуба-това была «внутренняя агентура», но якобы без провокации. Однако в действительности провокация была при Зу-батове, но благодаря его искусству, она имела большей частью такой утончённый вид, что оставалась почти незаметной и не принимала такой зачастую явно преступный и даже скандальный характер, как у его учеников и последователей.
Ассортимент провокационных подвигов секретных сотрудников охраны очень богат и разнообразен.
Чтобы не слишком утомлять внимание читателя, более или менее знакомого с этими «бытовыми явлениями» русской жизни, из богатой коллекции казусов этого рода выберем лишь самые поучительные и для наглядности разделим их на категории. Начнём с того типа провокаторов, который, правда, менее зловреден, но зато был очень распространён, – с агентов-пропагандистов,
Прежде всего немного истории, хотя бы и скверной: в 1882 году известный жандарм В.Д.Новицкий производил дознание о 30 рабочих, обвинявшихся в распространении революционных воззваний. Расследованием было выяснено, что прокламациями рабочих снабдил интеллигент, живший по подложному паспорту. С «невероятными усилиями» удалось, наконец, установить и личность самого пропагандиста. Им оказался… агент начальника Московского охранного отделения Скандракова (ученик Новицкого) Пётр Иванович Рачковский.
Прошло 20 лет. Агент успел за эти годы превратиться в действительного статского советника. Рачковскому поручили даже заведовать политической частью Департамента полиции, как раз в это время возникло дело, которое должно было напомнить ему его киевские похождения.
Дело это небольшое, негромкое, но настолько любопытное, что позволим себе остановиться на нем несколько подробнее. А так как чёрствый, тяжёлый язык официальных бумаг бывает в некоторых случаях красноречивее всяких рассуждений, то снова обратимся к одному из таких документов.
В 1905 году начальник Пермского губернского управления донёс Департаменту полиции следующее:
"При производстве дознания о Шнейдер-Колманович и др. относительно рабочего Якова Комиссарова выяснилось следующее:
1) что при косвенном его посредстве Шнейдер-Колманович познакомилась с обвиняемою Сухомесовою;
2) что отобранный у той же Сухомесовой список разных книг, писанный рукою Шнейдер-Колманович, попал к Сухомесовой при посредстве Комиссарова;
3) что, когда расстроилась одна из сходок, бывших в доме обвиняемого Плотникова, Комиссаров последовал за ушедшею с этой сходки Шнейдер-Колманович и привёз её в тот же день на возобновлённую сходку за рекою Камою;
4) что адреса обвиняемых Мухачева, Сухомесовой и Шмониной, оказавшиеся в кармане пальто обвиняемого Стольчевского-Трилисер, писаны рукою Комиссарова. Адреса эти являются для дознания крайне важными, так как только ими одними Трилисер, действовавший в г. Екатеринбурге, связывается с обвиняемыми, действовавшими в Перми. К тому же Трилисер, не оспаривая принадлежности ему всего отобранного у него при обыске, категорически заявил, что адреса эти, написанные на двух клочках бумаги, ему не принадлежат, как попали в его пальто – не знает.
Помощник мой в Екатеринбургском уезде не мог привести в исполнение вышеупомянутого постановления за необнаружением Комиссарова в г. Екатеринбурге и сообщил мне, что, по слухам, Комиссаров между 10 – 12 ноября прибудет в Пермь. Ввиду этого мною было сделано распоряжение об аресте Комиссарова в Перми в момент прибытия его из г. Екатеринбурга. 12 ноября часа за два-три до прихода поезда, с которым ожидался Комиссаров, явился ко мне начальник Пермского охранного отделения и, заявив о том, что Комиссаров – его агент, настаивал на отмене моего распоряжения. Я объявил ротмистру Самойленко-Манджара, что отменю распоряжение в том только случае, если он немедленно телеграфирует о своём протесте в Департамент полиции и примет на себя ответственность за последствия, которые могут возникнуть вследствие неисполнения следственного действия, оформленного постановлением. На это ротмистр Самойленко-Манджара не согласился, а потому Комиссаров и был арестован 12 ноября на вокзале в момент его прибытия в г. Пермь.
Составляя постановление о привлечении Комиссарова, как я, так и г. прокурор Пермского окружного суда, ввиду прежней судимости Комиссарова, были убеждены, что в лице его имеем дело с вредным рецидивистом, не прекращающим своей преступной деятельности; после же заявления начальника охранного отделения о действительной роли Комиссарова мы пришли к заключению, что Комиссаров является опасным агентом-провокатором.
К этому окончательному убеждению мы пришли, разобрав те данные, на основании которых Комиссаров привлекался в прежних дознаниях.
Роль его в этих дознаниях такова:
1. Как видно из приложения за №1, Комиссаров завлёк Готгельф в революционную деятельность, приносил пачки революционных прокламаций и дирижировал распространением их; прокламации, которые Готгельф рассылал в письмах, получены им были также от Комиссарова. Как видно из показаний Калашникова, Комиссаров на одном из собраний приглашал присутствовавших рабочих устроить забастовку; приносил на квартиру Калашникова большую пачку прокламаций для их распространения; принёс к нему же на квартиру два письма и просил их заадресовать (в письмах оказались прокламации).
По показаниям Мареева, Комиссаров навязался на знакомство с ним и в скором времени, как бы случайно, без предупреждения, завёл его на сходку.
2. Из приложения за №2, из показаний управляющего Невьянским заводом Лупанова видно, что последний подозревает Комиссарова в присылке из Перми на завод преступных прокламаций (большие подробности представлю, когда получу это дело от г. прокурора Казанской судебной палаты).
3. Как видно из приложения №3, в деле Разумкова и Баранинова Комиссаров играл также роль подстрекателя, вовремя спасшегося бегством.
Зная все это, начальник Пермского охранного отделения находит, что деятельность Комиссарова в Пермской губернии за два последние года не была провокаторскою, а общеупотребительным приёмом его сотрудников.
Ввиду возникшего разногласия между г. прокурором суда и мною, с одной стороны, и начальником Пермского охранного отделения – с другой, представляя настоящее дело на усмотрение Департамента полиции, прошу преподать мне указания для руководства в будущем считать деятельность агентов охранного отделения, подобную деятельность Комиссарова, провокациею или же приёмами, действительно допустимыми при работе этих агентов.
К этому добавляю, что дознанием, возбуждённым помощником моим в Екатеринбурге о Матвееве и др., также установлено, что Комиссаров там играл роль провокатора, хлопоча об устройстве помещения для сходок и тратя на это даже свои деньги. Он подлежит привлечению в качестве обвиняемого и к дознанию о Матвееве.
Полковник Бабушкин".
Чем кончилось это семейное недоразумение – нетрудно догадаться. Распря была улажена к обоюдному удовольствию. Неспокойного Бабушкина перевели в Тифлис, Самойленко-Манджара остался в той же Перми, а Комиссаров продолжал на виду блюстителей закона, только что аттестовавших его «как опасного агента-провокатора», инсценировать «государственные преступления», под конец он перешёл только на более выигрышное амплуа – экспроприаторское. А сколько было таких Комиссаровых?
