Геббельс. Портрет на фоне дневника. - Ржевская Елена Моисеевна (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
«Его (фюрера) военное окружение ниже всякой критики. Он характеризует теперь Кейтеля и Йодля… что они устали и износились и в нынешнем критическом бедственном положении никаких решений крупного масштаба предложить не могут».
Для пресечения «распространяющегося непослушания» генералитета Гитлер спешно учреждает летучие военно-полевые суды, вменив им каждый случай тотчас расследовать, выносить приговор и виновных генералов расстреливать. И Гитлеру доложили уже о приговоре и смертной казни генерала. «Это, по крайней мере, луч света, – восклицает в дневнике Геббельс. – Только такими мерами мы можем спасти рейх».
Геббельс, побывавший в войсках генерал-полковника Шернера, доложил Гитлеру о его «радикальных методах»: «для поднятия морального состояния войск» он повесил немало немецких солдат. «Это хороший урок, который каждый учтет», – записал, услышав одобрение фюрера, Геббельс.
Но это бесчинства генералов и властей рейха, проигрывающих войну и мстящих солдатам.
Маршал Жуков в упоминавшейся мной беседе очень высоко оценил немецкую армию – солдат и офицеров. «Таких солдат и офицеров никогда не было, – сказал он. – И они ведь до последнего воевали. Сопротивлялись. Вот уже капитуляция, а они решают сдаваться не нам, а союзникам и уходят организованно, пробиваются».
В вермахт мобилизованы шестнадцатилетние, призваны в фольксштурм мужчины всех возрастов, формируются в Берлине женские батальоны. «Надо их расположить на второй линии; тогда бы у мужчин пропала охота ретироваться с первой линии», – пишет Геббельс.
Повсюду вылавливаются дезертиры, прочесываются поезда с отпускниками. Издан 7 марта приказ: солдаты, попавшие в плен, «не будучи раненными, или при отсутствии доказательств, что они боролись до конца», будут казнены, а их родственники арестованы.
Гитлер досадует, что Германия не вышла из Женевской конвенции, как настаивал Геббельс. Тогда бы солдаты и население «не ожидали со стороны англо-американских войск гуманного обращения», сопротивление их было бы упорнее, и на западе дела, вероятно, были бы существенно иными. Заимствуют ли они пример Советского Союза, не подписавшего Женевскую конвенцию, или сами додумались в дни поражений?
«Впрочем, – замечает в дневнике Геббельс, – фюрер убежден, что он приблизительно за восемь-десять дней залатает снова дыры на западе».
Однако на западе продолжается отступление немецких войск.
«Передо мной приказ маршала Конева, – диктует 2 марта дневник Геббельс. – Конев в этом приказе высказывается против грабежей советских солдат в германских восточных областях, прежде всего – запасов водки. Они напиваются до потери сознания, переодеваются в цивильное, напяливают шляпу или цилиндр и разъезжают на велосипедах. Конев приказывает командирам повести строжайшую борьбу с таким разложением в советских частях». Характеристика событий, которая содержится в приказе, поджоги и другие факты дают представление о происходящем, считает Геббельс. «Мы получаем ужасные сведения с Восточного фронта», – о бесчинствах советских солдат, об изнасилованиях.
В этой связи генерал Гудериан – он в должности начальника генерального штаба сухопутных сил – обратился к мировому общественному мнению. Но мир, к этому времени ужаснувшийся открывшимися злодеяниями в лагерях Освенцима, Майданека с их газовыми камерами, остался глух к жалобам немецких военных властей.
Свойственной Геббельсу нервной злости это не вызвало. Судя по дневнику, такие дела на Восточном фронте в определенном смысле устраивают циничного Геббельса. Население боится прихода советских войск, избегает контакта с ними, устремляется на запад. Куда хуже в представлении Геббельса обстоит дело на Западном фронте. Союзники вступают в города, не встречая сопротивления. Для людей, ютящихся в развалинах разрушенных бомбами городов, их приход – избавление от кошмара непрерывных бомбардировок, от кошмара войны. Для Геббельса же это нестерпимо.
Он негодует: американцы вошли в город с плакатом «Давайте поцелуемся». А один бургомистр сдал город союзникам по телефону. «Совсем новый стиль в войне», – с сарказмом отмечает Геббельс.
А каково стерпеть: Черчилль, этот закоренелый, ненавистный враг, въехал на танке в разрушенный его авиацией город.
«Вервольф» («Оборотень»), подпольную террористическую организацию, официально возглавляет Борман, но Геббельс норовит перехватить руководство. И террористы действуют на западе против немецких должностных лиц, сотрудничающих с союзниками. В занятом англо-американскими войсками Аахене убит бургомистр. На очереди президент полиции.
С особой пристальностью следит Геббельс в первую очередь за событиями на Западном фронте, хотя он еще в 240 километрах от Берлина, тогда как советские войска в угрожающей от столицы близости. Тому находится объяснение. «Монголы, – сказал ему Гитлер, – так же, как сегодня Советы, бесчинствовали в Европе без воздействия на развитие тогдашних политических споров». Что касается Советского Союза, то его нашествие прокатится и откатится назад, чего не скажешь о сопернице Англии. Если западные союзники закрепятся, они не уйдут, останутся. И тогда – конец нашей идее. Потому так зло и нервно сцеплен Геббельс со всем, что происходит на Западе.
5 марта 1945. Вечером я на продолжительном докладе у фюрера… нервная дрожь его левой руки очень усилилась, что я замечаю с ужасом.
Гитлер делится с ним: он надеется выправить положение в Померании и уже направил туда усиленные формирования. Но Геббельс позволяет себе усомниться в дневнике: «Я, правда, опасаюсь, что эти части не смогут эффективно встретить советский натиск». Гитлер считает, что генштаб провел его, но сейчас уже поздно что-либо менять, остается только «латать дыры». «Но для меня непостижимо, – упирается еще какое-то время Геббельс, – как это фюрер, если он имеет такое ясное представление, не может противостоять генеральному штабу; ведь, в конце концов, он же фюрер, и он отдает приказы». Но запал быстро иссякает, Геббельс привычно склоняется перед фюрером. Хотя на последнем этапе скептически поддеть ослабевшего, нерешительного фюрера, оттенив свои достоинства и разумение, стало частью его самоутверждения и озабоченности о загробной славе, ради которой не все промахи Гитлера он согласен делить. Но он непоследователен на каждом шагу не только потому, что лицемер по натуре и искренним бывает изредка, но он ведь еще и диктует двум слушателям-стенографам, а заодно корректирует себя перед историей. А главное, при всем том фюрер остается фюрером, единственным гарантом любого решения, его власть над судьбой того пространства, что еще остается за рейхом, единолична, с ним, лишь с ним одним связана пусть зыбкая, но все же надежда на какое-то чудо, на спасение. Геббельс воодушевляется от любой такой надежды. Он остается приверженцем фюрера и, что сейчас еще очевиднее, его пленником, теперь уже буквально. Ему никуда от фюрера не деться.
Он подробно рассказывает фюреру о своей беседе с генералом Власовым, о средствах, которые применялись им по заданию Сталина, «чтобы поздней осенью 1941 спасти Москву. Советский Союз находился точно в такой ситуации, в какой мы находимся сегодня». Фюрер одобрил его план, согласился и с созданием женского батальона. «Имеется множество женщин, которые подают рапорт об отправке их на фронт», и «фюрер тоже того мнения, что они, поскольку идут добровольно, несомненно, будут фанатически сражаться».
Парадоксально. Тогда в результате декабрьского отступления под Москвой немецкое командование посчитало в военном отношении войну проигранной. (Так считают и современные немецкие эксперты.) Но война продолжалась еще почти три с половиной года и докатилась до Берлина. Теперь Гитлер и Геббельс прожектерствуют, обсуждают, будто заняты планированием командно-штабной игры, используя детали того сражения, «играя» на этот раз «за русских».
Но при этом: «Цель представляется фюреру так: найти возможность понимания с Советским Союзом и с брутальной энергией продолжать дальше войну против Англии».
