Жрица тугов - Дойл Артур Игнатиус Конан (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
Во время разлуки с ними мисс Воррендер была уже женщиной, и потому нет ничего удивительного в том, что искусственной культуре не удалось вытравить из неё, дочери главного вождя тугов, плоды первоначального её воспитания и помешать фанатизму выказать себя в удобную минуту. Именно в период такого взрыва этого фанатизма она, подготовив себе алиби, но всей вероятности, и задушила своим страшным платком маленькую Этель; когда же Копперторну удалось раскрыть её тайну, это дало ему в руки страшное оружие, которым он отныне мог подбить её на что угодно - ради личных своих выгод, само собой разумеется.
В этих племенах из всех смертных казней позорнейшей считается казнь через повешение; зная, что по законам Англии она подлежит за такое преступление именно этой казни, она, очевидно, поняла необходимость подчиниться требованиям секретаря.
Что касается Копперторна, то, когда я обдумал то, что он наделал и что намерен сделать наперёд, я почувствовал к этому человеку ужас. Так вот каким путём решил он отплатить старику за все благодеяния последнего! Вырвав у него подпись, обеспечивавшую ему всё состояние старика, хитроумный секретарь решил обезопасить себя от удовольствия получить сонаследника, что легко могло произойти ввиду симпатий старика к племяннику.
Всё это было само по себе страшной подлостью; но верхом подлости была идея отправить на тот свет дядю Джереми не своей собственной трусливой рукой, а воспользовавшись страшными религиозными суевериями этой несчастной, да ещё таким способом, чтобы отстранить от истинного виновника преступления всякое подозрение.
Я решил, что как бы ни кончилось дело, секретарю не удастся избежать справедливого возмездия.
Но что мне нужно для этого предпринять?
Если бы я знал лондонский адрес моего приятеля, я послал бы ему рано утром телеграмму, и он успел бы приехать в Данкельтуэйт к вечеру. Но Джон, к сожалению, очень не любил переписки, и мы до сих пор не имели о нём никаких известий, несмотря на то, что с его отъезда прошло уже несколько дней.
У нас в доме были три служанки, но ни одного мужчины, если не считать старика Юлия; среди соседей у меня не было ни одного знакомого, на которого я мог бы положиться. Впрочем, это было не так уж важно: я знал, что моего единоличного вмешательства будет вполне достаточно, чтобы расстроить весь замысел. Вопрос состоял в том, какие мне лучше принять меры. Сначала мне пришло в голову - спокойно дождаться утра, а затем, никому ничего не говоря, отправить Юлия в ближайший полицейский участок с просьбой прислать двух констеблей, передать в их руки Копперторна и его соучастницу и рассказать всё, что я узнал об их замысле.
Однако, поразмыслив и оценив этот план действий, в конце концов я нашёл его совершенно непрактичным. Дело в том, что у меня нет против них никаких улик, кроме чисто голословного утверждения их преступности. Само собой, это утверждение покажется всем абсурдом. Кроме того, я вперёд угадывал, с каким невозможным видом полной невинности и каким уверенным тоном Копперторн отклонит обвинение, свалив его на недоброжелательство, которое я питаю к нему и к его соучастнице за их взаимную любовь. Я отлично понимал, как легко ему удастся уверить третье лицо, что я сам сочинил всю эту историю для того, чтобы подгадить ему - своему сопернику по амурной части, и как трудно будет мне доказать, что эта личность с внешностью духовной особы и молодая, одетая по последней моде женщина, суть не что иное, как два хищника, вылетевшие на охоту. Я чувствовал, что совершу большую ошибку, выдав себя прежде, чем буду держать дичь в руках.
Другой план состоял в том, чтобы ничего никому не говорить, а предоставить делу идти своим ходом, держась в то же время наготове, чтобы вмешаться, как только улики станут более или менее вескими. Этот план как нельзя более соответствовал моей страсти к приключениям, а также должен был как будто привести к наилучшим результатам.
Улёгшись на рассвете в постель, я решил молчать и помешать осуществлению кровавого плана заговорщиков своими собственными силами.
На другой день после завтрака дядя Джереми пришёл в очень оживлённое настроение и во что бы то ни стало захотел прочесть вслух "Ченчи" Шелли произведение, всегда приводившее его в восторг. Копперторн сидел около него, по обыкновению молчаливый, невозмутимый, непроницаемый, за исключением тех случаев, когда он издавал восклицания удивления и восторга. Мисс Воррендер была погружена в свои мысли; раз или два мне показалось, будто на её чёрных глазах мелькнула слезинка.
Я испытывал какое-то странное ощущение, наблюдая за этими тремя личностями и раздумывая над их взаимными отношениями. Я искренно сочувствовал маленькому краснолицему старичку-хозяину, с его странной причёской и старомодными манерами, и давал про себя слово, что приложу все усилия, чтобы спасти его от злодеев.
День этот тянулся невыразимо долго. Заниматься я был не в состоянии и убивал время, слоняясь по саду и по комнате. Копперторн сидел наверху с дядей Джереми, и я мало видел его в этот день.
Раза два-три я повстречался во время шатаний по саду с гувернанткой, выходящей в сад с детьми; я каждый раз спешил удалиться и избежать разговора с нею. Я чувствовал, что не смогу во время разговора скрыть внушаемый мне ею несказанный ужас и не показать, что мне известны события минувшей ночи. Она, видно, заметила, что я избегаю её: встретившись с ней глазами за завтраком, я заметил в её глазах огонёк удивления и злобы. Я поспешил отвести глаза в сторону.
Днём почтальон принёс мне письмо Джона, в котором тот извещал меня, в каком отеле он остановился. Но теперь было поздно: он всё равно не поспел бы сюда к вечеру. Тем не менее, я счёл своим долгом послать ему телеграмму с извещением, что его присутствие крайне необходимо в Данкельтуэйте. Ради этого мне пришлось сделать длинную прогулку на станционный вокзал, зато это путешествие помогло мне убить время; я почувствовал большое облегчение, когда услыхал треск аппарата, показавший, что моя телеграмма отправилась в путь. На обратном пути я встретил на повороте в аллею старика Юлия, находившегося в очень гневном настроении.
- Про мышей говорят, что одна приводит за собой целую кучу других, обратился он ко мне, сняв шляпу. - То же самое можно как будто сказать и про этих черномазых. - Он всегда неприязненно относился к гувернантке - за её "нахальную физиономию", как он выражался.
- А что случилось? - спросил я.
- Да тут всё бродит кругом дома какая-то черномазая собака. Я заметил его в кустах и предложил ему проваливать подобру-поздорову, откровенно высказав своё мнение обо всей их братии. Уж не насчёт ли куриц он метит? Или думает запалить дом и потом перерезать всех нас в кроватях? Знаете что, мистер Лоренс? Я сейчас схожу в деревню и наведу о нём кое-какие справки.
И он ушёл, продолжая ворчать в усы.
Проходя всю эту длинную аллею я много думал о рассказанном инциденте. Индус очевидно всё ещё бродит в этих местах. А я совсем и думать о нём забыл во время обсуждения своих планов. А что если его соотечественница вздумает взять его своим соучастником? Тогда я окажусь перед тремя противниками и, чего доброго, не сумею выйти победителем.
Впрочем, это предположение было маловероятно, ввиду тех мер, которые она принимала, чтобы Копперторн ничего не знал про прибытие индуса.
Одну минуту у меня была идея - взять в поверенные Юлия; но потом я рассудил, что человек таких лет будет скорее помехой, чем помощью.
Около семи часов вечера, подымаясь к себе, я встретил на лестнице Копперторна; он спросил меня, не могу ли я сказать ему, где мисс Воррендер.
Я ответил, что не видал её.
- Странно, что её никто не видал после обеда. Дети тоже ничего не знают, а мне нужно кое-что сказать ей по секрету.
Он проговорил эти слова без всякого волнения. Меня исчезновение мисс Воррендер отнюдь не удивило. Она наверное сидела теперь где-нибудь в лесу, обдумывая страшное дело, которое она взялась привести в исполнение.
