Нацистская пропаганда против СССР. Материалы и комментарии. 1939-1945 - Хмельницкий Дмитрий Сергеевич
Строительные работы продвигались очень медленно, так как в большинстве проектов вовсе не были учтены местные особенности. На местах, которые были предусмотрены для стройки, вместо равнины оказывались холмы и болота. Для подготовки строительной площадки проектируемых заводов приходилось сначала срывать холмы, засыпать ямы, осушать местность. Для всего этого нужны были огромные земляные работы, совершенно не предусмотренные проектами. Это не только замедляло работы, но и безмерно повышало их стоимость. Попытки специалистов передвинуть строительную площадку на более удобное место натыкались на тупое упрямство партийных шишек. Они демонстративно заявляли, что строить нужно именно на таких неудобных местах, перед которыми капиталистические предприниматели отступили бы в страхе. Это и называлось «большевистским упорством».
Все это время непрерывно в срок прибывающие из-за границы машины лежали под открытым небом.
И когда, наконец, стройка доходила до того момента, когда надо было устанавливать и монтировать иностранные машины, то оказывалось, что часть их или пришла в негодность, или испорчена до такой степени, что их снова приходилось отсылать фирмам для переделки или починки. Или выяснялось, что установки, собранные со всего света, большей частью совсем не подходят друг к другу.
Проектные бюро сваливали вину на иностранных поставщиков, которые якобы со злым намерением или из желания нажиться поставили не те машины.
Так возникали конфликты с иностранными фирмами. Конфликты эти всегда кончались тем, что фирмы, бесспорно, доказывали, что машины они поставили в полном соответствии с заказом. Проектные бюро всегда садились в лужу, ибо выбор и заказ машин производился не на основании опыта специалистов, а просто по понравившимся иллюстрациям в каталогах.
Я лично знаю такой случай, когда гигантские лесопилки А и Б в Архангельске с их 24 рамами, вместо того чтобы быть построенными у самой воды, были отнесены на 800 метров от берега. Следовательно, подлежащий переработке сырой лесной материал не мог подаваться на заводы обычным, давно проверенным и дешевым водным путем. Приходилось устанавливать чрезвычайно дорогие транспортеры, что вызывало огромные дополнительные расходы по стройке.
Кроме того, этот бессмысленный расход на транспорт чрезвычайно повышал производственные расходы.
Как при стройке этих лесопилок, где с 6-рамных станков перешли на 12-рамные, без учета местонахождения сырья, – так и во многих других новостройках первоначальные планы были значительно увеличены, причем в большинстве случаев не были приняты в расчет основные предпосылки всякого промышленного строительства: его рентабельность.
Это были основные причины ежегодных миллиардных добавочных ассигнований для советской промышленности, обреченной на вечную бесхозяйственность.
Но все гигантские потери, которые возникали из-за мании величия и личных выгод, непонимания и легкомыслия советских заправил, покрывались за счет эксплуатации рабочей силы.
Так было на лесопилке «Мезень», находящейся при впадении реки того же названия в Северный Ледовитый океан и принадлежавшей тресту «Северолес». Для того чтобы выровнять разросшиеся производственные расходы, правление приказало в очень значительной степени усилить темп работы во всем предприятии.
Лесопильные рамы должны были повысить свою продукцию с 30 стандартов в 8 часов почти вдвое – задача, которая оказалась недостижимой даже для высококачественных шведских рам. Несколько месяцев спустя эти рамы, которые в Швеции работают по 20 лет, были поломаны, причем были еще и человеческие жертвы.
Почти при всех новостройках или при капитальной реконструкции предприятий фактически затраченные суммы далеко превосходили установленные и одобренные расходы.
Поэтому какому-то хитрецу пришла в голову идея выровнять возросшие амортизационные расходы путем повышенного использования предприятия.
Несмотря на предостережения иностранных специалистов и многочисленные протесты добросовестных русских работников, по его предложению была введена «непрерывка», то есть непрерывная работа.
Из рабочих, которые до сих пор работали в две и три смены, была образована еще и четвертая.
Таким образом, машины работали день и ночь без малейшего перерыва. Так как общее число рабочих, на основании плана, в большинстве случаев не могло быть увеличено, то эти рабочие в продолжение 8 или 6 часов должны были давать почти удвоенную продукцию по сравнению с прежними трудовыми нормами.
Конечно, этого не могли выдержать ни машины, ни люди. Правда, людей можно было, путем жесточайших принудительных мер, использовать до полного исчерпания их физических сил. Машины же работали до тех пор, пока они не ломались, часто калеча или убивая при этом несчастных рабочих...
Так, на обследованной мной лесопилке «Мезень» шатун лесопильной рамы, не выдержав перенапряжения, лопнул. Разлетевшиеся со страшной силой осколки убили трех стоявших у рамы рабочих.
Хотя в этом случае ответственность нес в первую очередь начальник главного лесного управления в Москве, Фушман, который без всяких размышлений ввел во всех предприятиях лесной промышленности «непрерывку», – ответственным лицом за смерть трех рабочих, за поломку дорогих машин и за многомесячное уменьшение продукции был сделан старший инженер Спишарный, который жил в Москве, в 3000 километрах от места происшествия и, в качестве технического руководителя отдела главного управления треста, управлял 50 такими лесопилками.
Спишарный был одним из самых энергичных и способных представителей старых специалистов лесопильной промышленности. Тотчас же он был арестован ГПУ и спустя несколько недель расстрелян.
Этот случай не был единичным. Так складывались дела повсюду в СССР. Сотни миллионов золотых рублей и миллиарды бумажных были в течение этих лет «распроектированы», то есть растрачены совершенно бесполезно.
Полуготовые промышленные стройки, бесчисленные кладбища машин, гигантские горы бракованной продукции, бесконечные протесты и жалобы со стороны населения на недоброкачественность продукции и полная дискредитация советских изделий на иностранных рынках – вот результат этого хозяйственного хаоса. Конечно, всех этих фактов долгое время скрыть было нельзя.
Для того чтобы утаить от советского населения настоящие причины преступной бесхозяйственности, власть обратилась к испытанному средству всех неспособных деспотов: во что бы то ни стало нужно искать и найти «виновников».
И они были найдены; об этом позаботились друг Сталина – впоследствии расстрелянный – Ягода, его предшественник по ГПУ Менжинский и Крыленко со своим юридическим аппаратом.
Тюрьмы рабочего государства оказались в самый короткий срок переполнены представителями технической интеллигенции и квалифицированного пролетариата.
Инсценировался один процесс за другим. Изумленное советское население и весь остальной мир были поражены тем обстоятельством, что «классовый враг нагло поднял голову», чтобы сорвать успех гениальной работы бедного Сталина во имя счастия трудящихся Советского Союза.
Это переложение ответственности с плеч партийных хозяйственников на плечи специалистов и квалифицированных рабочих имело чрезвычайно серьезные последствия.
С 1930 – 1931 г. началось повальное бегство технических сил в такие области, где не надо было иметь ни малейших технических познаний и где не требовалось никакой личной ответственности. Старшие инженеры стремились устроиться копировальщиками и чертежниками в малых предприятиях или сторожами на строительных площадках. Великолепно обученные плановики и экономисты, даже высшие работники плановых органов устраивались во всевозможных учреждениях переписчиками или конторщиками.
Когда, после катастрофических последствий этого «бегства от ответственности», обнаружился чудовищный недостаток технических сил и государство провело строжайшую проверку прошлой жизни и образования всех советских работников, – сбежавших специалистов можно было найти даже на постах простых милиционеров. Тем же путем шли и квалифицированные рабочие.
