Мир в ХХ веке - Коллектив авторов (список книг TXT) 📗
При всем разнообразии большинство проектов отличало весьма пессимистическое представление о будущем, впервые выраженное еще в начале XX столетия в работе О. Шпенглера “Закат Европы”. Разумеется, пессимизм авторов, писавших в 20-30-е годы, базировался на различных основаниях, но общий довольно мрачный тон был очевиден. Пожалуй, одной из главных причин подобного пессимизма было влияние первой мировой войны, унесшей миллионы жизней и погубившей многие прежние иллюзии и надежды европеистов.
В 20-е годы пессимизм усиливался постепенным осознанием того, чем на деле стала послеверсальская Европа. Наблюдалась довольно любопытная картина — оптимистические заявления политических лидеров, формировавших новую политическую структуру в Европе, находились в явном противоречии с позицией общественности, которая в целом ощущала лицемерие и эфемерность официального оптимизма. В этих условиях проекты XVIII–XIX вв. казались панацеей от зол, в них хотели найти средство переустройства Европы.
Но, вероятно, все эти искания в области европейской идеи оставили бы небольшой след в истории межвоенной Европы XX в., если бы не два реальных проекта, вызвавших широкую дискуссию и отразивших характерные черты и других предложений подобного рода. Особенность этих проектов состояла в том, что они были не просто выражены в научных, публицистических или литературных сочинениях, а стали предметом политического рассмотрения.
В 1922 г. австрийский граф Куденхове-Калерги выдвинул идею объединения Европы. В 1923 г. вышла в свет его книга “Пан-Европа”. В июне 1924 г. Куденхове-Калерги обратился к французским парламентариям с открытым письмом, в котором изложил свое видение европейской ситуации и предложения панъевропейского свойства. Как и многие другие адепты европейской идеи, он констатировал, что в Европе царит анархия и она стоит перед угрозой политической, экономической и культурной катастрофы [500].
Подобно другим авторам Куденхове-Калерги исходил из необходимости объединить Европу перед лицом трех сил — СССР, США и Великобритании. Россия, которой автор отводил роль некоего моста между Европой и Китаем, “не нравилась ему своими социальными экспериментами”. Далее Куденхове-Калерги совершенно недвусмысленно писал, что перед лицом постоянной угрозы с Востока Германия искала бы примирения с Францией и могла бы взять на себя роль организатора и авангарда отпора “агрессии с Востока”. Соответственно австрийский граф рассуждал о Рейне и Березине как о границах Европы.
В конце 1924 г. был обнародован манифест панъевропеизма, и с этого времени эта идея получила значительное распространение, будоража умы западноевропейской интеллигенции. В октябре 1926 г. в Вене состоялся первый “Панъевропейский конгресс”, на котором был представлен широкий спектр приверженцев европейской идеи и европейских проектов. Здесь были промышленники, желавшие экономической консолидации в Европе, писатели, ученые, деятели искусства, известные своими пацифистскими и гуманистическими взглядами и сочинениями. На конгрессе было объявлено о создании так называемого “Панъевропейского союза”, почетным президентом которого стал в 1927 г. А. Бриан. Членами союза были такие европейские политические деятели, как Э. Эррио, Л. Блюм, Э. Даладье и П. Бонкур (из Франции), Я. Шахт и К. Вирт (из Германии), Ф.Н. Бейкер из Англии, немецкие писатели Т. и Г. Манны, французский поэт П. Валери, испанский философ X. Ортега-и-Гасет, всемирно известные ученые А. Эйнштейн, З. Фрейд и др. Уже один этот перечень ясно показывает, что организаторы панъевропейского движения стремились привлечь под его знамена многих выдающихся деятелей общеевропейского и мирового масштаба.
Участники периодических встреч “панъевропейцев” апеллировали к традициям и взглядам Сюлли, Сен-Пьера, Канта, Руссо, Мадзини, Гюго и других подвижников европейской идеи и сторонников Соединенных Штатов Европы.
Наибольшего развития панъевропейские идеи достигли в проекте того же Куденхове-Калерги, который выдвинул в 1930 г. предложение о создании федерации европейских государств. Куденхове-Калерги декларировал, что его проект не ведет к какому-либо ущемлению прав отдельных стран, но предусматривает создание ряда федеральных общеевропейских органов: Федерального совета (составленного из представителей государств), Федеральной ассамблеи (члены которой должны направляться парламентами европейских стран), Федерального суда и Федерального казначейства. Предполагаемая федерация должна иметь свои финансы. Граждане европейских стран должны были быть и гражданами Европы.
Предложения, сформулированные Куденхове-Калерги, представляли собой первый в XX в. довольно конкретный и широкий план федеративного устройства Европы с сохранением системы и прав национальных европейских государств. Он был выдвинут на общественном уровне и в значительной мере использовал многочисленные проекты подобного рода XVIII и XIX вв. В условиях государственно-политической системы, которая сложилась и упрочилась в Европе, не могло быть уже и речи об ущемлении суверенных прав европейских стран.
Панъевропейские идеи и встречи их приверженцев в 20-х годах показали, что европейская мысль недалеко ушла от опыта прошлого столетия. Было совершенно очевидно также, что эти идеи, малореальные для XIX в., теперь, в 20-е годы XX столетия, оказались еще более далеки от действительности. Вместе с тем проекты и идеи панъевропеизма как бы создали некий психологический климат для инициативы политических кругов и официальных деятелей. Состав встреч, организуемых в рамках Панъевропейского союза, выявил еще одну примечательную особенность. Помимо деятелей общественности в них, как отмечалось выше, участвовали и официальные лица. Создавалось впечатление, что готовится какая-то инициатива и на уровне правительств.
В таких условиях в конце 20-х годов появился официальный проект европейского объединения, выдвинутый Аристидом Брианом — почетным президентом Панъевропейского союза и тогдашним министром иностранных дел Франции [501]. Большое влияние на позицию Бриана оказывала международная ситуация и положение Франции. За десятилетие, прошедшее после окончания первой мировой войны, Франция в значительной мере утратила лидирующее место, которое она занимала в Европе. Неудача Локарнской системы в полной мере вскрылась позднее, в 30-е годы, но и на исходе 20-х годов уже явственно обнаруживались ее изъяны. Германия набирала силу, что снова вызывало у французов страх за будущее.
В этих условиях французские политические деятели искали новые плацдармы для оживления своей активности и для возвращения Франции преобладающего положения в европейских делах. У руля французской политики и дипломатии в конце 20-х и начале 30-х годов, сменяя друг друга, стояли А. Бриан, П. Бонкур, Л. Барту и подобные им деятели. Они отличались более широкими взглядами и были известны своими связями с либеральными кругами европейского толка. И французская дипломатия решила попытаться разыграть европейскую карту. Она учитывала рост панъевропейских настроений, подключение к этому движению ряда известных деятелей науки, культуры и искусства, созыв нескольких панъевропейских конгрессов и встреч.
Так родился панъевропейский проект А. Бриана. Бриан слыл поклонником идей Сен-Пьера, Вольтера и Руссо, часто цитировал в своих речах и статьях европейских либералов XIX в. Конечно, Бриан был прежде всего политическим деятелем, его действия и проекты были пронизаны прагматическими интересами французских правящих кругов и дипломатии. Но он довольно умело использовал и европеистские настроения в различных странах континента.
Выступая в сентябре 1929 г. в Женеве, Бриан изложил некоторые наметки предполагаемого проекта. “Я думаю, — говорил он, — что между народами, которые географически могут называться народами Европы, должны существовать некие федеральные связи. Эти народы должны иметь возможность в любой момент войти в контакт друг с другом, обсуждать свои интересы, принимать общие решения, установить между собой солидарность, которая помогла бы в возможных серьезных обстоятельствах. Очевидно, ассоциация должна была бы преобладать в сфере экономической. Но я уверен, что с точки зрения политической и социальной федеральный союз, не посягая на суверенитет каждой нации, мог бы быть весьма полезным”.
