История Руси и русского Слова - Кожинов Вадим Валерьянович (читать книги онлайн полные версии txt) 📗
Став правителем Руси, Игорь решительно сменил политическую линию. Исследуя его договор с Византией 944 года, историк и археолог Д. Л. Талис так подвел итоги: «В нем (договоре. – В.К.) указывается, что русский князь будет препятствовать „черным болгарам“, т. е., в конечном счете, тем же хазарам („черные болгары“ являлись составной частью Каганата – В.К.), разорять Корсунскую страну (то есть владения Византии в Крыму – В.К.). В свою очередь, Византия берет на себя следующее обязательство: „если русский князь будет просить у нас помощи для войны, то мы окажем ему помощь, насколько ему будет нужно“. По смыслу предусматриваемых событий и исходя из общей ситуации… Византия обязывалась оказывать русскому князю помощь в борьбе против тех же хазар. Договор Игоря раскрывает, таким образом… совместные действия Руси и Византии… против общего врага – хазар… При этом следует подчеркнуть, – заключает Д. Л. Талис – что… обязательства, принятые на себя русской стороной, вовсе не были продиктованы Византией. Во всяком случае, что касается борьбы против хазар, то это обязательство отвечало коренным интересам русской политики…». [432]
Позднее союз Руси с Византией – несмотря на те или иные противоречия – становился все более прочным. Выше приводилось относящееся к 943 году сообщение арабского хрониста Масуди, согласно которому Русь «воюет с Румом» (Византией). Но всего через десятилетие, в 954–955 гг., – то есть уже во время правления Ольги, тот же Масуди сообщил, что многие из «племен ар-Рус… в настоящее время вошли в общность ар-Рум… И они (византийцы) поместили их (русских) гарнизонами во многих из своих крепостей… обратили их против… народов, враждебных им». [433] Исследователь этого текста, историк В. М. Бейлис, писал, что «указание ал-Масуди следует воспринимать именно в том смысле, что современное положение установилось недавно… о вступлении русов в союз (с Византией. – В.К.) ал-Масуди узнал лишь сейчас… Сообщение ал-Масуди об участии русов в борьбе Византии с ее внешнеполитическими противниками подтверждается и несколькими позднейшими, но зато более конкретными известиями» (цит. соч., с. 27, 28).
Начало же этого прочного союза с Византией В. М. Бейлис справедливо видит в действиях Игоря: «По договору 944 г. существуют уже взаимные обязательства. Византийские императоры дают войска русскому князю: «Аще просить вои у нас князь русский да воюеть, да дам ему елико будет требе». Русские воины в случае необходимости являются в Византию… «Аще ли хотети начнеть наше царство от вас вои на противящаяся нам да пишем к великому князю вашему, и поедет к нам, елико же хочем» (цит. соч., с. 29).
Игорь правил совсем недолго – с 941-го до конца 944 – начала 945 года, когда он был жестоко убит древлянами, разгневанными увеличением дани. Между прочим, Л. Н. Гумилев высказал предположение, что Игорь вынужден был увеличить древлянскую дань из-за необходимости платить большую дань Каганату (назначенную после поражения Олега II в войне с Песахом).
Вместе с тем договор с Византией недвусмысленно свидетельствует, что Игорь имел твердое намерение противостоять хазарам, и его сын Святослав через двадцать лет, в сущности, исполнил завет отца; поэтому негативная «оценка» Игоря, данная Л. Н. Гумилевым (он крайне возмущен Игорем и даже подвергает сомнению – без каких-либо аргументов, – что тот был отцом Святослава! [434]) несправедлива; другое дело – его предшественник, Олег II.
Ольга, фактически правившая Русью с конца 944 – начала 945 года от имени своего сына Святослава, которому было в момент гибели отца, по-видимому, не более шести-семи лет, продолжала политику Игоря.
Согласно летописи, где замужество Ольги датировано 903 годом, ей к тому времени было по меньшей мере пятьдесят пять лет (а Святослава она родила в пятидесятилетнем возрасте…). Это, вне всякого сомнения, не соответствует действительности. Сведения самой же летописи об Ольге говорят о ее поистине молодой энергии и, между прочим, даже прямо опровергают представление о ней, как о пожилой женщине: ее сватает после гибели мужа древлянский князь Мал, а еще позднее в нее чуть ли не «влюбляется» византийский император Константин Багрянородный, родившийся в 905 году – то есть бывший по меньшей мере на пятнадцать лет моложе ее (если верить летописной дате замужества Ольги).
Сведения летописи о правлении Ольги открываются пространным рассказом о ее жестокой мести древлянам за убийство мужа, наверняка поражавшей воображение и летописцев, и их читателей, – в особенности потому, что ни с чем подобным они в современной им жизни Руси XI–XII веков не сталкивались. Разумеется, те или иные акты мести совершались на Руси и позже, но изощреннейший и в то же время приобретающий характер своего рода монументальности ритуал, изображенный в летописи, как говорится, не имеет никаких аналогов в последующей русской истории. И есть все основания полагать, что этот ритуал мести был продиктован германской – скандинавской – традицией.
Имя Ольги свидетельствует об ее скандинавском происхождении, хотя имеются и летописные сведения о том, что она была славянкой и первоначально звалась «Прекрасой», но, по мнению (конечно, не лишенному тенденциозности) В. Н. Татищева, Олег, просватавший ее Игорю, «от любви переименовал ее в свое имя Ольга». Однако и Ольга, и ее супруг Игорь уже, без сомнения, «обрусели», что непреложно явствует из имени их сына – Святослав. До него правителей звали Рюрик, Олег, Игорь, а после него – Ярополк, Владимир, Святополк, Ярослав и т. д. (правда, и позднее представители династии Рюриковичей нередко «вспоминали» имена родоначальников и называли своих сыновей Рюриками, Олегами, Игорями). Так что «границей» между еще сохранявшими скандинавское сознание правителями Руси и уже обрусевшими можно считать время рождения Святослава (по всей вероятности, конец 930-х), и есть основания полагать, что Ольга уже была в большей мере русской, чем скандинавкой.
Но в начале ее правления ведущую роль играли воевода Свенельд (это своеобразно доказал выдающийся польский историк Руси Анджей Поппэ [435]) и «кормилец» (воспитатель) Святослава Асмуд, то есть скандинавы, которые, по летописи, непосредственно руководят походом возмездия против древлян (впоследствии – о чем ниже – оба они находились в Северной Руси, а в Киеве Ольгу в 968 году спасает от печенегов воевода со славянским именем Претич). И, по-видимому, именно эти скандинавы, а не сама Ольга, продиктовали тот впечатляющий ритуал возмездия древлянам, который позднее никогда уже не имел места на Руси.
Такое умозаключение подтверждается и тем, что Ольга через некоторое время приблизила к себе плененных и превращенных в рабов детей древлянского князя Мала – Малушу и Добрыню. Это вроде бы противоречит рассказу о самой жестокой расправе с древлянами, однако в «Повести временных лет» есть сообщение о том, что после захвата древлянского города Искоростень Ольга «старейшины же града изънима, и прочая люди овых изби, а другия работе предасть», – то есть: «городских же старейшин забрала в плен, а других людей убила, третьих отдала в рабство…».
А. А. Шахматов привел целый ряд аргументов в пользу мнения, что рабыня-ключница Ольги Малуша и ее брат Добрыня были детьми древлянского князя Мала. [436] Правда, эта версия оспаривалась, но иначе трудно объяснить «карьеры» этих лиц: как могла рабыня стать супругой Святослава и матерью Владимира, а ее брат – наиболее важным воеводой последнего? Гораздо достовернее, что перед нами в самом деле «прощенные», в конце концов, за вину их отца дети князя Древлянского…
Летописные сведения о Малуше и Добрыне являют собой в своей совокупности своего рода драматический роман. После убийства Игоря древлянский князь Мал дерзко сватает его вдову Ольгу, но терпит поражение, а дети его становятся рабами Ольги. Но затем Ольга не только прощает этих детей – в сущности, отменяя тем самым завет неотвратимой мести, – но и делает их судьбу достойной их княжеского происхождения. Вполне возможно, что это прощение было порождено и принятием Ольгой христианства.
