Эскадрилья ведет бой - Сухов Константин Васильевич (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
К вечеру, когда «рабочий день» завершился, услышали сообщение: Ченстохов взят!
Радуемся, конечно. Ведь в этом есть и частица нашего ратного труда.
Через день перелетели на аэродром Марьянка, что на окраине Ченстохова, и получили задание прикрывать наши войска в районах Краков и Крайцбург, переправы близ городов Оппельн, Бриг, Олау, Бреслау…
В Ченстохове не задерживаемся. Уже 18 января некоторым передовым отрядам 3-й гвардейской танковой армии генерала П. С. Рыбалко (а мы ее прикрываем) удалось выйти на прежнюю польско-германскую границу. На следующий день на линию старой границы вышли 5-я гвардейская армия А. С. Жадова, 52-я армия генерала И. А. Коротеева. И мы летаем уже над вражеской землей.
И опять своими крыльями прикрываем переправы. Только уже через Одер. Мы пришли!..
Одно мешает — погода. Снежные заряды словно состязаются в коварстве, в попытках удержать нас на земле. Но летаем, ходим четверками и шестерками.
24 января садимся в Альтдорфе. Нигде ни души. Брошены дома, опустел поселок. Ревет голодная скотина, визжат свиньи, гогочут гуси. В квартирах царит безмолвие. Впечатление, что хозяева только что вышли, сейчас зайдут. Но не идут: они бежали. Их запугали «зверствами красных» — и они, поверив гитлеровской пропаганде и заслышав близкие орудийные раскаты, бросили все, спасая собственные души.
Хоть бы одного немца увидеть, объяснить ему, что мы не воюем с народом, а несем ему избавление от гитлеровского фашизма. Пусть бы объяснил своим соотечественникам, своим землякам. И пусть возвращаются, пусть живут спокойно и не боятся нас.
Командир БАО мечется: если с размещением и питанием технического и летного состава вопрос решен, то с нежданно-негаданно оказавшимся на его попечении огромным хозяйством, хором, требующим еды, никак своими силами не управиться. Вон сколько недоеных коров на скотном дворе! Они уже не мычат — они ревут. Что делать? Уже и технический состав на помощь батальонным ребятам пришел: задают корм, принялись коров доить. Смотрю, Иван Михайлович машет мне, подает ведерко:
— Ну-ка, принимайся и ты, браток, за дело — надо буренок выручать.
Показал, как это делается. Присел я возле бурой коровенки, одной рукой кое-как подоил ее. Получилось! И у других дело пошло.
Но сделанное — лишь капля в море: скота здесь вон сколько — около четырехсот голов!..
Командир батальона аэродромного обслуживания все же нашел выход. Вышел на шоссе, а там колонны вызволенных из гитлеровского рабства людей идут. Остановил их, показал на скотный двор рукой, объяснил, что да как. Были в этой колонне люди разных национальностей. Русские, украинцы, поляки сразу же перевели просьбу советского офицера — и оживились бледные лица, заулыбались люди. Свернув с шоссе, толпой заспешили на помощь.
Поселили летчиков в замке, серой громадой возвышающемся в глубине большого, тщательно ухоженного парка. Прошлись по его аллеям, осмотрели территорию, увидели пруды с деревянными «шлюзами», а в секциях — взблескивающих серебристыми и золотистыми чешуйками карпов.
— Неплохо устроился барон! — сказал Вахненко.
— Барон — не барон, а фашист отъявленный! — добавил Руденко.
— Откуда тебе это известно? — Кутищев не сомневается, но хотел бы узнать «сам факт».
— Ты вон в замок зайди да погляди, сколько фашистских знамен там лежит! — вскинулся Руденко.
— Вот бы тебе тот фон-барон попался! — с подковыркой говорит Березкин.
— Да и ты б его не миловал.
— Выходит, лучше б ему не попадаться?..
— Понял это — удрал. Сообразительный, — констатирует Алексей Сеничев.
Вот так, беседуя, подошли к высокому темно-серому зданию в три этажа. Позади него — несколько флигелей.
Решительно ступили через порог. Большой светлый зал с высокими окнами. Люстра под потолком. Добротная мебель. Рояль. Картины в золоченых рамах. С тех картин удивленно смотрят на нас предки бежавшего хозяина. А мы уже ничему не удивляемся — ни этой гулкой тишине, ни этой роскоши, ни целой кипе фашистских знамен из плотного искусственного шелка, сложенных в углу.
Командир, собрав летный состав, сказал:
— Можно было бы и занятия провести, но лучше, думаю, вам дать сегодня отдохнуть. Летной погоды не предвидется.
Вернулись в замок. Обнаружили прекрасную библиотеку. Было здесь много разных изданий на различных языках. Увидели мы и наши книги и, бережно беря их в руки, с тревожным волнением думали о путях, приведших этих пленниц сюда, в мрачный, чужой замок, о судьбах людей, которым они принадлежали, об авторах, составляющих нашу национальную гордость.
…«Нет уз святее товарищества»…
Николай Трофимов негромко начинает читать своим боевым друзьям гоголевского «Тараса Бульбу», и мерцающий свет коптилки пламенем загадочного костра играет на задумчивых, немного усталых лицах летчиков, полукругом сидящих и стоящих возле товарища, пристроившегося на вращающемся стульчике у пианино, на котором стоит «осветительный прибор» — нехитрое солдатское изобретение — сплюснутая наверху снарядная гильза с зажженным фитилем.
— Почитай! Вслух почитай, Николай! Для всех…
И Трофимов стал читать. И потянулись ребята к неровному, трепетному, очень похожему на пламя свечи огоньку.
О чем задумался лейтенант Вячеслав Березкин? А что так встревожило-взволновало младшего лейтенанта Николая Кудинова? Или ведомого Покрышкина — старшего лейтенанта Георгия Голубева? Какие мысли владеют сейчас самим чтецом — Николаем Трофимовым?
Пожалуй, вспомнил каждый что-то очень свое, очень близкое, дорогое, родное. А может, встали перед глазами образы друзей, сгоревших в небе фронтовом?.. Они несли на своих быстрых крыльях освобождение людям, несли возмездие врагу, но не донесли его сюда — в чужое небо, в чужую страну, откуда выползла война.
Верные долгу, свято соблюдая закон боевого братства, живые дерутся теперь и за павших друзей-товарищей своих.
…Почти месяц «работаем» с аэродрома. Обжили замок. И тут пошел наш 1-й Украинский фронт в наступление. Да и не только он — три Белорусских и еще три Украинских тоже.
Висло-Одерская операция завершилась крупной победой наших войск. На западном берегу Одера захвачен важный плацдарм. Наши войска вышли на ближние подступы к Берлину.
