В поисках «Американской мечты» — Избранные эссе - Лаперуз Стивен (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Я был глубоко поражен, когда обнаружил, какая живая и не по-западному глубокая русская душа часто скрывается за мрачными лицами советских людей. Не меньшее удивление у меня вызывало то обстоятельство, что большинство американских и британских туристов, с которыми я прожил здесь пять месяцев, почти не замечали эту новую душевную атмосферу. Разумеется, гостиница «Интурист» и западная психология мешали им разглядеть новую реальность, но лучше всего эта проблема выражена в словах Гете: «Каждый видит то, что носит в своем сердце».

Очень скоро я понял, что в Советском Союзе слово «философия» официально означало марксистско-ленинскую философию. Помню, как я приобрел одну из тех книг, которые издательство «Прогресс» выпускало специально для иностранцев. Книга называлась «Что такое философия?» С первой же страницы можно было догадаться, как обстоит дело с мудростью в Советской России. Там было напечатано: «Слово «философия» состоит из двух греческих слов — «филео» (мудрость) и «софия» (любовь), и, таким образом, означает «любовь к мудрости». Принимая во внимание то огромное влияние, которое греческая и византийская культура оказала на Россию, эта случайная ошибка с перепутанными греческими словами показалась мне весьма характерной для тех духовных и интеллектуальных условий, при которых стремление к мудрости было официально разрешено после семи десятилетий советской власти.

Конечно, марксистко-ленинскую «философию» скорее следует называть антисофией, как и многое из моего «философского» опыта на Западе. Каким же наивным и глупым молодым человеком я был, когда искал мудрость там, где ее и быть не могло! В американском академическом мире почти невозможно разглядеть истинно пифагорейское знание, мудрость и высшие истины о человеке и космосе среди этих ограниченных, вежливо-абстрактных интеллектуальных игр и спектаклей, часто настолько запутанных и узкопрофессиональных, что простому человеку в них ни за что не разобраться. Можно годами блуждать в этом интеллектуальном зеркальном лабиринте [19], изучая символическую логику, лингвистический анализ, семиотику, феноменологию, герменевтику, позитивизм, методологию и т. п., но в конце концов утратить последние остатки мудрости.

Как ни странно, после двадцати лет изучения современной философии древняя мудрость двадцатипятивековой давности кажется мне более полезной для поиска знаний и истины, чем весь мой опыт, начиная с вводного курса «Антисофия 101». Сегодня философия скорее означает любовь к научному знанию, чем поиск человеческой и вселенской мудрости. Однажды я спорил с одним американским студентом, выпускником философского факультета, с которым мы вместе учились в Тюбингене. Когда я заявил, что философия теперь ограничивается простой систематизацией рациональных идей, не замечая или отвергая все разнообразие жизни и всю полноту человеческого сознания, он ответил решительно: «Философия — это бизнес». Весьма характерный ответ! Такая «философия» может обеспечить блестящую академическую карьеру, вот только сомневаюсь, чтобы после этого осталось место для настоящей любви к чему бы то ни было, будь то богатство, слава или мудрость. Но при этом наверняка сохранится любовь к абстрактным, отвлеченным интеллектуальным построениям. Даже не знаю, каким «антисофским» словом это можно назвать…

А что бы сам Пифагор подумал о таком «философском бизнесе», если бы попал в наше время?

Часть 7

Религия науки

После того, как мы рассмотрели положение на философских факультетах, где преобладают не пифагорейские любовь и стремление к человеческой и вселенской мудрости, а интеллектуальный «антисофский бизнес», следует обратиться к религиоведческим факультетам, где религия подвергается критическому научному анализу, в отличие от церквей, где мировоззрение человека прежде всего определяется верой.

Специализация, царящая в научном мире (не только в естественных, но и в так называемых социальных и гуманитарных науках), отражает то историческое, интеллектуальное и духовное состояние, в котором пребывает современное человечество. Теперь вся жизнь, весь мир и даже человеческий разум разделены на «дисциплины», и студенту кажется, что он должен мыслить и работать только в одной области знания, в рамках одной «профилирующей дисциплины» (так ее стали называть лишь с 1885 года [20]). Помню, как через два года после завершения базового университетского курса [21] с очень высокими оценками и получения степени бакалавра я беседовал с одним широко образованным и независимым европейским ученым. Его научные интересы легко охватывали различные периоды мировой истории [22] и такие обычно раздельные предметы, как религиоведение, философия, космология, литература, искусство, естественные науки и история идей, в то время как мое образование приучило меня к мысли, что смешивать столь разные области знания недопустимо. Мне пришлось перейти на специальное отделение университета только для того, чтобы совместить изучение религии и философии! Общение с человеком, который просто и уверенно говорил о мировой истории как о цельном и связном повествовании, поначалу сбивало меня с толку. Его идеи не укладывались в мои привычные рамки и категории!

Лишь через несколько лет я начал понимать, что история человечества при всей своей сложности есть единое целое, и хотя научный ум способен все ловко разделить на различные периоды, категории, специальности, факультеты и дисциплины — сама жизнь, мир и человеческая история не поддаются разделению. Теперь я уверен, что наука и рациональный ум едва ли могут адекватно объяснить этот мир и уж никак не способны выйти за его пределы — какой бы всемогущей и всезнающей подчас ни казалась наука, она всего лишь составная часть этого мира. Если считать человеческую жизнь и вселенную непостижимыми тайнами, то эти тайны превосходят все академические дисциплины, все естественнонаучные исследования и открытия вместе взятые. Другими словами, университеты и исследовательские институты могут в некотором смысле считаться наивысшим достижением человечества или, по крайней мере, человеческого рационального ума; но даже это достижение (независимо от духовного или материального происхождения человека) не выходит за пределы жизни этого мира. Величайшие научные достижения человечества все же меньше, чем тайна Жизни и Мира (кто не согласен с таким утверждением, тот, скорее всего, не согласится и с большей частью «Американских размышлений»).

На факультеты религиоведения в типичных американских университетах студенты обычно приходят уже с определенным интеллектуальным багажом и теми убеждениями, которые приобретают в семьях, социальных группах, общинах и, конечно же, в церквях. Хотя большинство колледжей и университетов на заре американской истории были основаны религиозными общинами, ко второй половине XIX века новые учебные заведения в США по большей части создавались либо властями штатов (которых к концу века насчитывалось 46), либо богатыми спонсорами. В этих светских заведениях стал преобладать дух рациональной науки, а в академической жизни все больше внимания уделялось практическим нуждам граждан. Вот что писал великий американский историк Пейдж Смит (1917-1995) в своей книге «Убийство духа: высшее образование в Америке» (1990):