Шок будущего - Тоффлер Элвин (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
Верно, мы часто применяем новую технологию глупо и эгоистично. Спеша выдоить из технологии немедленную экономическую выгоду, мы сделали свою окружающую среду физически и социально легковоспламеняющейся.
Ускоряющееся распространение, саморазвитие технологии — каждый шаг вперед облегчает не один, а много дополнительных дальнейших шагов, — тесная связь между технологическими и социальными устройствами — все это создает «психологическое загрязнение», кажущееся неостановимым ускорение темпа жизни.
Это психическое загрязнение происходит одновременно с промышленным, загрязняющим наши небеса и моря. Пестициды и гербициды проникают в нашу пищу. Искореженные остовы автомобилей, алюминиевые банки, стеклянные бутылки, которые нельзя сдать, синтетические пластмассы формируют в нашей среде гигантские помойки, в то время как наш детрит все больше и больше сопротивляется разложению. Мы даже еще не знаем, что делать с нашими радиоактивными отходами — закачивать ли их в землю, выбрасывать в космос или сливать в океаны.
Наши технологические мощности растут, но побочные эффекты и потенциальные опасности тоже увеличиваются [319]. Мы подвергаемся риску термозагрязнения самих океанов, их перегревания, уничтожения бесчисленных морских видов, может быть, даже таяния ледовых шапок на полюсах. На суше мы концентрируем на маленьких урбанистических технологических островках такие большие массы населения, что возникает угроза использовать весь содержащийся в воздухе кислород быстрее, чем он может быть замещен, и в воображении возникают картины новой Сахары на тех местах, где сейчас города. Из — за такого разрушения естественной экологии мы буквально можем, говоря словами биолога Барри Коммонера, «уничтожить эту планету как место, подходящее для обитания человека» [320].
ТЕХНОЛОГИЧЕСКАЯ НЕБЛАГОПРИЯТНАЯ РЕАКЦИЯ
Когда результаты безответственного использования технологии становятся мрачной очевидностью, нарастает неблагоприятная политическая реакция. Случай, когда в результате бурения в открытом море было загрязнено 800 квадратных миль в Тихом океане, вызывает сокрушительную волну возмущения во всех Соединенных Штатах. Говард Хьюг, мультимиллионер — промышленник из Невады, готовит судебный иск, чтобы помешать Комиссии по атомной энергетике продолжать подземные ядерные испытания. В Сиэтле общественность протестует против намерения компании «Боинг» строить транспортные сверхзвуковые реактивные самолеты [321]. В Вашингтоне общественное мнение вынуждает пересмотреть политику в области ракет. В MIT (Массачусетский технологический институт), Висконсине, Корнэле и других университетах ученые оставляют приборы и логарифмические линейки во время «моратория на исследования», призванного обсудить социальный смысл их работы [322]. Студенты организуют «экологическое обучение», президент читает стране лекцию об экологической опасности. Дополнительная озабоченность нашим технологическим курсом внезапно возникает в Великобритании, Франции и других государствах [323].
Здесь мы видим первые проблески международного бунта, который будет сотрясать парламенты и конгрессы в ближайшие десятилетия. Этот протест против разрушений, которые производит безответственно используемая технология, может кристаллизоваться в патологическую, подобную фашизму, форму: страх перед будущим может привести к созданию концентрационных лагерей для ученых, как когда — то для евреев. Когда напряжение перемен сильнее давит на индивидуума и распространенность шока будущего увеличивается, этот кошмар обретает плоть. Примечательно, что лозунг, нацарапанный на стене бунтующими студентами в Париже, гласил: «Смерть технократам!» [324]
Однако нельзя допустить, чтобы зарождающееся всемирное движение за контроль над технологией попало в руки безответственных технофобов, нигилистов и романтиков руссоистов. Ведь мощь технологической гонки слишком велика, чтобы ее можно было остановить выступлениями луддитов. Хуже того, безрассудные попытки остановить технологию приведут к точно таким же результатам, что и безрассудные попытки продвинуть ее.
Зажатые между этими двумя опасностями, мы отчаянно нуждаемся в движении за ответственную технологию. Нам нужна широкая политическая группировка, рационально связанная с дальнейшими научными исследованиями и технологическими новациями, но только на селективной основе. Не нужно тратить энергию на публичные обвинения Машины или негативистскую критику космической программы, необходимо сформулировать набор положительных технологических целей на будущее.
Такой набор целей, если он понятен и хорошо проработан, мог бы внести порядок в область, где сегодня царит полный кавардак. По мнению Аурелио Печчеи [325], итальянского экономиста и промышленника, к 1980 г. объединенные расходы на исследования и развитие в Соединенных Штатах и Европе достигнут 73 млрд. долл. в год. Этот уровень расходов достигает трех четвертей триллиона долларов в десятилетие [326]. Когда речь идет о таких громадных суммах, можно подумать, что правительства тщательно планируют технологическое развитие своих стран, связывая его с широкими социальными целями и настаивая на строгой подотчетности. Нет ничего более ошибочного.
«Никто — даже самый блестящий из ныне живущих ученых — в действительности не знает, куда ведет нас наука, — говорит Ральф Лэпп, ученый, ставший писателем. — Мы находимся в поезде, который набирает скорость, мчимся по пути, где стоит неизвестное количество стрелок, ведущих к неизвестным пунктам назначения. В кабине паровоза нет ни одного ученого, а у стрелок могут оказаться демоны. Большая часть общества находится в тормозном вагоне и смотрит назад» [327]. Вряд ли обнадеживает то, что, когда Организация по экономическому сотрудничеству и развитию выпустила свой обширный доклад по науке в Соединенных Штатах, один из его авторов, бывший премьер — министр Бельгии, признался: «Мы пришли к выводу, что ищем что — то… чего нет: научную политику». Комитет мог бы искать еще упорнее и с таким же малым успехом что — нибудь, напоминающее сознательную технологическую политику [328]. Радикалы часто обвиняют «правящий класс», или «истеблишмент», или просто «их» в осуществлении контроля над обществом способами, неблагоприятными для благополучия масс. Такие обвинения в некоторых случаях правомерны. Однако сегодня перед нами даже более опасная реальность: многие социальные несчастья в меньшей степени являются следствием угнетающего контроля, чем угнетающего отсутствия контроля. Пугающая правда такова: за состояние технологии никто не отвечает.
ОТБОР КУЛЬТУРНЫХ СТИЛЕЙ
До тех пор пока индустриализирующееся государство бедно, оно склонно приветствовать любую техническую инновацию, которая обещает увеличить экономическую мощность или материальное благосостояние. В действительности это не выраженная словами технологическая политика, и она может дать направление чрезвычайно быстрому экономическому росту. Однако это отвратительно грубая политика, и в результате все виды новых машин и процессов изрыгаются в общество без учета их вторичных и долгосрочных воздействий.
Как только общество начинает свой взлет в сверхиндустриализм, эта политика «все годится» становится в целом рискованно неадекватной. Помимо возросшей мощности и спектра технологии, также множатся возможности выбора. Передовая технология помогает создавать избыточный выбор во всем, что касается доступных товаров, культурной продукции, услуг, субкультур и стилей жизни. В то же время избыточный выбор уже характеризует и саму технологию.
