«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Кузнецов Феликс Феодосьевич (лучшие книги без регистрации txt) 📗
«За “Тихий Дон” я взялся, когда мне было двадцать лет, в 1925 году. Поначалу, заинтересованный трагической историей русской революции, я обратил внимание на генерала Корнилова. Он возглавлял известный мятеж 1917 года. И по его поручению генерал Крымов шел на Петроград, чтобы свергнуть Временное правительство Керенского.
За два или полтора года я написал шесть-восемь печатных листов... потом почувствовал: что-то у меня не получается. Читатель, даже русский читатель, по сути дела не знал, кто такие донские казаки. Была повесть Толстого “Казаки”, но она имела сюжетным основанием жизнь терских казаков. О донских казаках по сути не было создано ни одного произведения. Быт донских казаков резко отличается от быта кубанских казаков, не говоря уже о терских, и мне показалось, что надо было начать с описания вот этого семейного уклада жизни донских казаков. Таким образом, я оставил начатую работу в 1925 году, начал <...> с описания семьи Мелеховых, а затем так оно и потянулось»13.
Однако труд 1925 г. не пропал даром. Как сказал Шолохов своим читателям на вечере в Доме печати г. Ростова в 1928 г.: «— Все кстати пришлось <...> Так получилось: второй том написан раньше первого...»14.
Обнаруженный в рукописи отрывок прозы 1925 г. — очевидное доказательство правоты этих многократно повторенных шолоховских слов. Отрывок имеет собственную нумерацию страниц — с 11 по 20-ю — и состоит из двух глав: I и II15. Судя по нумерации глав, а также открывающему текст заголовку: «“Тихий Дон”. Роман. Часть первая», это — начальные главы романа, хотя нумерация страниц говорит, что этим главам, возможно, предшествовал еще какой-то текст.
Содержание рукописи этих глав подтверждает слова Шолохова, что он начал «Тихий Дон» с описания корниловского мятежа и похода генерала Корнилова на Петроград.
В первой главке отрывка 1925 года, написанной в шолоховской манере густой, зримой образности, изображено убийство главным героем «Тихого Дона» немецкого солдата, лакомившегося ежевикой. Главное здесь — переживания писателя, связанные с немотивированным, необязательным убийством человека. Подспудная тема, которая глухо звучит в I главе отрывка, чтобы в полный голос зазвучать в главе II, умонастроения казаков-фронтовиков во время корниловского мятежа:
«— Четвертый год пошел, как нас в окопы загнали. Гибнет народ, а все без толку. За што и чево? Никто не разумеет... К тому и говорю, что вскорости какой-нибудь Ермаков бзыкнёт с фронта, а за ним весь полк, а за полком армия! Будя...» — говорит своим однополчанам Федот Бодовсков.
Здесь действует не только знакомый нам Федот Бодовсков, но и другие персонажи будущего романа: казак Меркулов, есаул Сенин, безымянный офицер-ингуш, а также знакомые нам по биографии Шолохова, а не по «Тихому Дону» казаки Сердинов и Чукарин. Главный герой здесь не Григорий Мелехов, а Абрам Ермаков, являющийся, как будет показано далее, прообразом Григория Мелехова.
Он, как сказали бы сегодня, — неформальный лидер той части казаков-фронтовиков, которые не хотят идти с Корниловым на Петроград и ведут ожесточенные споры с начальством, пытающимся снять полк с фронта и направить его на подавление революции. По приказу начальника дивизии полк должен поступить в распоряжение генерала Корнилова.
«Абрам послал Федота созвать [казаков] вторую сотню, а сам подошел к группе казаков, разместившихся с кисетом над краями вырытой снарядом воронки. Сосредоточенно слюнявя цигарку, говорил председатель полкового комитета — казак Вёшенской станицы — Чукарин.
— Нет и нет! Нам это не подходит. В Петрограде стоят казачьи части, и они отказываются [от] выступать против рабочих и Советов. Мы не можем согласиться на предложение генерала Корнилова...
...Затушив цигарки, казаки толпой пошли к месту, где собирался полк. Под вязом, с сломленной снарядом засохшей вершиной, за трехногим столиком на табурете сидел командир полка, рядом командиры сотен и члены полкового ревкома. [Разместились сзади. Ермаков с Чукариным подошли с] Позади, скрестив руки на суконной нарядной черкеске, поблескивая из-под рыжей кубанки косо прорезанными маслинными глазами, стоял офицер-ингуш, представитель дикой дивизии...».
Столкновению Абрама Ермакова с представляющим дикую дивизию офицером-ингушом и посвящена глава вторая. В поддержку офицера-ингуша выступает есаул Сенин, Абрама Ермакова поддерживают все остальные казаки: Федот Бодовсков, Меркулов, Сердинов, председатель полкового ревкома Чукарин.
А. Венков в своей «антишолоховской» книге «“Тихий Дон”: источниковая база и проблема авторства», к подробному разбору которой мы еще вернемся, находит в этом раннем шолоховском отрывке много несообразностей. Он судит об этом отрывке с позиции исторического буквализма: Харлампий Ермаков, если он прототип Абрама Ермакова, не мог быть в данных частях, поскольку находился в это время уже на Дону; он никогда не служил с Чукариным и Сениным в одном полку; генерал Шумилин, который провожал казаков на фронт в 1914 г., генеральский чин получил только в 1918 г. и т. д. ...Скажем, поминается в отрывке местечко Райброды, — но под «Райбродами дрался 12-й Донской полк, а полк, описываемый в отрывке, явно не 12-й — там не было Сенина, Чукарина». Таким образом, заключает А. Венков, «с точки зрения источниковедения исторический фон рассматриваемого отрывка является неумелой компиляцией с достоверного исторического фона канонического текста»16.
Как видим, обоснование мифа о существовании некоего, якобы не принадлежащего Шолохову «канонического текста» выглядит в высшей степени неубедительно. Автор не задумывается над тем, что «Тихий Дон» невозможно понять и объяснить лишь «с точки зрения историка», что Шолохов не писал историю 12-го Донского полка, а создавал роман об участии казачества в революции, и имел полное право на домысел и фантазию, включая свободное перемещение своих героев во времени и пространстве, тем более, что в цитируемом отрывке вообще не указывалось на то, что это 12-й Донской полк, поскольку и в самом деле 12-й Донской полк в это время находился совершенно в другом месте.
Факт существования этого отрывка в рукописи «Тихого Дона» со всей очевидностью доказывает: Шолохов действительно начал писать «Тихий Дон», точнее — его первый вариант, осенью 1925 г., о чем он неоднократно заявлял; и начинал Шолохов свой роман, как он много раз подчеркивал, с описания корниловского мятежа.
А это значит, что реально существовало два пласта шолоховской прозы, отразивших два варианта начала работы над «Тихим Доном»: предварительный и окончательный. Причем ранний вариант, посвященный корниловскому мятежу, в своем преобладающем составе, но в переработанном виде вошел во вторую книгу романа. Можно согласиться с тем, что не все здесь было успешным, — не случайно широко распространено мнение, что вторая книга «Тихого Дона» — не самая большая удача Шолохова. Думается, именно в сочетании и переплавке в единый цельный художественный текст двух пластов шолоховской прозы и таится реальный, а не мифический ответ на вопрос о некоторых неувязках, которые как шолоховеды, так и «антишолоховеды» находят во второй книге романа.
Не проблема «соавторства», как нам пытаются внушить «антишолоховеды», а проблема соединения двух авторских текстов — предварительного и «окончательного» — является реальной проблемой «Тихого Дона», которую придется решать, когда мы перейдем к анализу второй, наименее совершенной книги шолоховского романа.
Здесь же заключен и ответ на вопрос о той загадочной таблице, которую Шолохов записал на одной из страниц черновых заготовок к роману. Страницы эти в рукописи не пронумерованы, на них занесены различного рода наброски, вставки, отдельные фразы и т. п. Среди них оказалась и эта таблица, которую опубликовавший ее Л. Колодный определил как «план романа»17. «План» этот был записан Шолоховым в процессе работы над четвертой частью второй книги романа. Вот он (в квадратных скобках — вычеркнутые слова):
