Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - Коган Галина Фридмановна (читаем книги бесплатно .txt) 📗

Уже в этой ранней попытке изыскания сходства у Достоевского и Ницше сказалась в полной мере несостоятельность такого подхода. Он несостоятелен потому, что "Преступление и наказание" рассматривается в отрыве от конкретной исторической действительности, которой оно обязано своим возникновением. Авторское отношение к герою полностью игнорируется, и, более того, автор растворяется в нем. Судя по рассуждениям Берга, для него Достоевский и Раскольников — одно и то же лицо [2099].

Наряду с тенденцией сопоставления, сближения Достоевского и Ницше в немецком натурализме возникает тенденция рассматривать их как антиподов. Эта точка зрения представлена той частью немецкой интеллигенции 80-90-х годов, которая восприняла философию Ницше как прямую угрозу гуманизму и объявила ей войну.

Так, Й. Видман, швейцарский писатель и драматург, выступая против имморализма Ницше, берет себе в союзники Достоевского.

Своей статье-рецензии (1886) на книгу Ницше "По ту сторону добра и зла" он предпосылает следующие слова из "Подростка":

"…у меня был товарищ, Ламберт, который говорил мне еще шестнадцати лет, что когда он будет богат, то самое большое наслаждение его будет кормить хлебом и мясом собак, когда дети бедных будут умирать с голоду, а когда им топить будет нечего, то он купит целый дровяной двор, сложит в поле и вытопит поле, а бедным ни полена не даст. Скажите, что я отвечу этому чистокровному подлецу…" [2100]

Один из вождей натурализма Иоганнес Шлаф в книге о Ницше (1907), над которой он работал в 80-90-е годы, указал на опасные последствия его философского нигилизма. При этом он ссылается на "великого Достоевского": в его романе "Бесы" он увидел "предупреждение грозящей опасности" [2101].

В 1902 г. один из крупнейших немецких литературных журналов "Neue deutsche Rundschau" (бывшая "Freie Buhne") опубликовал статью русского критика А. Л. Волынского "Современная русская литература", где проводилась мысль о том, что Достоевский "предвосхитил Ницше и возможно даже преодолел его". Хотя у него "демоническое начало в человеке изображено во всей его силе, но в то же время <…> показано, что последнее слово принадлежит не злу". "Сверхчеловеческие порывы в духе Ницше, — заключает Волынский, — побеждаются у Достоевского богочеловеческими экстазами, тихими восторгами сердца" [2102]. В предисловии к новому переводу "Преступления и наказания" ("Родион Раскольников", 1908), открывающему полное собрание сочинений Достоевского на немецком языке, его соиздатель Д. С. Мережковский подчеркивал, что "герои личного начала, как Иван Карамазов и Родион Раскольников" даны в художественном изображении и не являются носителями "сложившихся догм самого Достоевского" [2103].

Так создались в Германии противоречивые, если не сказать взаимоисключающие точки зрения на Достоевского и Ницше. А как воспринимал Достоевского сам Ницше?

Ницше познакомился с творчеством Достоевского в 1887 г., будучи уже зрелым философом. Впервые имя русского писателя упоминается в его письме к Овербеку 12 февраля 1887 г. "До недавнего времени, — пишет Ницше, — я даже не знал имени Достоевского <…> В книжной лавке мне случайно попалось на глаза произведение "L’esprit souterra in", только что переведенное на французский язык…" [2105]

В русской дореволюционной критике было принято считать, что Ницше знал о Достоевском гораздо раньше.

В доказательство неизменно цитировалось несуществовавшее письмо Ницше к Брандесу, где якобы сказано:

"Я теперь читаю русских писателей, особенно Достоевского. Целые ночи сижу над ним и упиваюсь глубиной его мысли".

Впервые эта апокрифическая цитата из Ницше появилась в одной из статей Д. Вергуна в издаваемом им журнале "Славянский век" без ссылки на источник [2106]. У Вергуна ее заимствует Н. Д. Тихомиров [2107], и она прочно входит в обиход критики [2108]. Слова, приписываемые Ницше, представляют собой явный домысел. Во-первых, он не мог писать Брандесу в 1873 г., потому что в это время они не знали друг друга. Во-вторых, в 70-е годы в Германии не знали Достоевского и фактически отсутствовали переводы его произведений. По-русски же Ницше не мог их прочесть, поскольку не владел языком.

К этому крайне сомнительному "свидетельству" прибегали и некоторые советские литературоведы [2109]. Оно фигурирует в недавно переизданной статье Г. Дзасохова "Достоевский и Ницше" без каких-либо оговорок в комментариях [2110].

Приведенному выше подлинному свидетельству Ницше о знакомстве с произведениями Достоевского противоречит также предположение Т. Манна о воздействии Достоевского на притчу из "Заратустры" о "Бледном преступнике", поскольку книга Ницше была закончена уже в 1885 г. [2111] Правда, и утверждение Ницше о том, что до 1887 г. он не знал даже имени Достоевского, также вызывает сомнение, если учесть его окружение: сначала Р. Вагнер с его обширными русскими знакомствами, потом Мальвида фон Мейзенбуг — воспитательница детей Герцена, Ольга Герцен и, наконец, Лу Саломе, которая позже много писала о русской литературе в немецкой прессе. К тому же Ницше вообще проявлял определенный интерес к русской литературе. В его личной библиотеке были сочинения Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Г. Данилевского [2112]. Поэтому вполне можно допустить, что Ницше так или иначе слышал о Достоевском. В подтверждение тому сошлемся на курьезный факт, приведенный в статье немецкого слависта В. Геземана, где, кстати, наиболее полно представлены свидетельства Ницше о Достоевском. В 1886 г. в швейцарском журнале "Bund" была опубликована упоминавшаяся ранее рецензия Видмана на книгу Ницше "По ту сторону добра и зла". Под эпиграфом, взятым из "Подростка", стояло имя его автора. Этого Ницше не заметил, хотя статью Видмана он хорошо знал [2113]. Однако эти соображения частного порядка не дают никаких оснований предполагать более раннее знакомство Ницше с творчеством Достоевского.

Письма Ницше к Овербеку (23 февраля 1887 г.) и к П. Гасту (7 марта 1887 г.) свидетельствуют о том, что первыми произведениями Достоевского, им прочитанными, были "Записки из подполья" и "Хозяйка" (озаглавленные во французском переводе соответственно "Лиза" и "Катя"). Со своей стороны Овербек рекомендует Ницше "Униженных и оскорбленных" — единственную книгу Достоевского, которую он знает, и посылает ему ее во французском переводе.

"Униженных и оскорбленных" Ницше читал, будучи в Сильс-Мария, что подтверждает гостившая у него в это время Мета фон Салис-Маршлинс:

"Там он читал такие книги, как "Бабье лето" Штифтера и "Humilies et offenses"".

Причем последнее, как якобы признался ей Ницше, "с глазами, полными слез" [2114]. В переписке, в некоторых работах немецкого философа довольно часто упоминаются "Записки из Мертвого дома", с которыми он познакомился по французскому переводу [2115] с предисловием Вогюэ, откуда почерпнул также биографические сведения о русском писателе [2116].