Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - Коган Галина Фридмановна (читаем книги бесплатно .txt) 📗

"Толки ходят сбивчивые, одни говорят, что виною пожаров множество скопившихся сюда людей без дела и рассчитывающих жить грабежами, другие же, что у поджигателей главная цель производить беспорядок и довести жителей столицы до крайности…"

Даже в полных самых фантастических слухов о петербургских пожарах "Письмах Петербургского старожила" и "К редактору газеты", печатавшихся в " Нашем времени" с 30 мая по 15 июня, в первом номере ничего нет о политических поджогах и лишь 5 июня впервые сообщается о том, что "целый город" толкует о "правильно организованной, многочисленной шайке поджигателей, имеющей связь с последнею гнусною прокламациею…", а в номере от 9 июня, что "во всех сословиях обвиняют в поджогах политических деятелей — уверенность в том общая!" [68]

Что касается исследователей, то они подходили к этому вопросу по-разному.

Б. П. Козьмин писал:

"Слухи о студентах-поджигателях проникли в печать" [69].

Источник слухов, правда, здесь не указан; неизвестно, подразумеваются ли тут городские массы или, по выражению "Искры", "читающие"?

М. М. Клевенский уже точно фиксировал источник:

"Среди обывателей с самого начала пожары приписывались поджогам. Больше всего винили в поджигательстве студентов-революционеров. Эти слухи проникли и в печать" [70].

М. К. Лемке держался противоположного мнения:

"Правительство обезумело первое, за ним — масса общества, за ними — городская народная масса, в которую уже были брошены провокаторские указания на молодежь студенческую…" [71]

Тут вопрос разрешен четко и ясно: слухи шли сверху в массы, а не обратно.

Так же считал М. Н. Покровский, говоря об "общественном мнении", приписавшем немедленно поджоги студентам:

"Есть все основания думать, что такое убеждение было созданием не одной только человеческой глупости, но что природе тут помогло искусство" [72].

Странно, что Лемке в примечании к заметке Герцена "Зарево", говоря о прокламации "Молодая Россия", сам себе противореча, писал:

"Она вышла накануне пожаров — левая интеллигенция виновата в них! "Студенты — вот поджигатели!!" — кричала масса, а за нею и часть печати".

Так ли это? Не вернее ли повернуть фразу и сказать: "Кричала часть печати, а за нею и масса?" [73].

Конечно, и до появления газетных статей с обвинениями город был полон самых разнообразных слухов о поджигателях; винили и студентов, и поляков, и офицеров, и помещиков, и др. Иначе и быть не могло во время такой паники. Но до появления газетных статей эти обвинения не носили политического характера. Пантелеев, повторяя слова "Северной пчелы", № 157, отмечал, что "в высших классах почти единогласно пожары связывают с последней прокламацией" [74]. Баллод подчеркивал, что толки о студентах и революционерах-поджигателях велись "с ведома царской полиции" [75].

Известно огромное число откликов на пожары (подробнее см. о них в статье С. А. Рейсера "Петербургские пожары 1862 года"); ниже мы публикуем ряд еще не известных откликов, почти все они полны обвинений против "западных пропагандистов" и студентов, но стоит всмотреться в даты этих писем, дневников и воспоминаний, как станет очевидно, что все они, за редчайшим исключением, писаны после появления обвинений в печати. Единственный, кто уже 24 мая упомянул о связи пожаров с прокламацией, был А. В. Никитенко, но его запись ("Толкуют о поджогах. Некоторые полагают, что это имеет связь с известными прокламациями…" [76]) никак нельзя отнести к толкам городских масс. Не следует также забывать, что Никитенко как редактор "Северной почты" был близок к Министерству внутренних дел, дневник его за май и июнь пестрит записями о встречах с помощником министра и министром [77]. Вспомним также о дружеских отношениях Никитенко с А. К. Гедерштерном, видным сотрудником III Отделения [78].

Проследим дальше его дневник. 30 мая он записывает:

"Рассказам, слухам, толкам нет конца".

31-го — уже после появления в печати определенных обвинений — Никитенко приходит к выводу, что "несомненно, кажется, что пожары в связи с последними прокламациями".

И лишь 4 июня появилась запись:

"Народ толкует, что поджигают студенты, офицеры и помещики" [79].

Ставился вопрос о связи пожаров с прокламацией и в двух запрещенных цензурой статьях журнала братьев Достоевских "Время", которые мы публикуем ниже.

То же, но еще более резко высказала "Искра" в № 22 от 15 июня. В заметке с характерным заголовком "Не всякая кучка людей — народ и не всякой кучки голос — голос народа", говоря о связи пожаров с прокламацией, "Искра" писала: "Народ не только не мог иметь такого мнения, а не имеет, конечно никакого понятия о самих прокламациях. Подобная мысль могла родиться в кружке людей, читающих и знающих о прокламациях. Здесь эта мысль родилась, здесь она и умерла бы. Оглашение ее посредством печати было верным средством к ее распространению".

Баллод вспоминал:

"Стали говорить, что поджигают революционеры. В подтверждение своих предположений стали указывать на "Молодую Россию", где говорится, что поводом к взрывам революций обыкновенно бывают какие-нибудь народные несчастья и что несчастья эти революционеры хотят вызвать массовыми пожарами" [80].

Неужели городские массы могли быть источником таких сложных выводов?

Наглядным примером того, что мысль о связи пожаров с прокламацией — и тем самым, что поджигают революционеры, — родилась, как писала "Искра", "в кружке людей читающих" и оттуда лишь проникла в массы, могут служить и публикуемые ниже три письма М. Г. Карташевской к В. С. Аксаковой 26-27 мая, 3 и 10 июня. Все три письма полны слухов и толков, все они говорят о поджогах, но в первом нет ни слова о политическом характере, вторые два, написанные после появления газетных статей, полны бранью по адресу Герцена и "левых".

Нельзя не отметить также, что прокламация "Молодая Россия" была адресована не простому люду Петербурга — мастеровым, фабричным, ремесленникам, лавочникам, а передовой студенческой молодежи. Она толковала о конституции, о Ледрю-Роллене, Луи Блане, Блюмере, Орсини, якобинцах, 48-м годе и т. д., пересыпана иностранными словами: антагонизм, диаметрально, централизация, федерация, радикализм, инициатива, эшафот, элемент и проч.

Трудно не согласиться с запрещенными статьями журнала "Время", что до обвинения студенчества "дошел не сам народ, а очень может быть, они перешли в него извне". Остается лишь выяснить, что следует понимать под словом "извне"? Была ли это "читающая публика" или правительство? Посмотрим, как было дело.

14 мая появилась прокламация, а 18-го Долгоруков писал Валуеву: