Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача - Автор неизвестен (читать книги регистрация .txt) 📗

Волна смеха прокатилась по аудитории. Это была очередная шутка Вайнстоуна. При обсуждении больших неудач должна превалировать доброжелательная атмосфера. Чтобы выжить на своем высоком посту, председателю лучше быть добродушным и шутливым дядюшкой, нежели карающим судьей.

Рон улыбнулся и продолжил:

— В обсервационной операционного блока артериальное давление у больного упало до девяноста и шестидесяти. В связи с этим ему перелили два литра раствора Рин-гера. Гемодинамика стабилизировалась, через два часабольной был переведен на самостоятельное дыхание, затем экстубирован и доставлен в отделение интенсивнойтерапии. Уровень гемоглобина при этом был семь, в связис чем ему перелили один пакет эритроцитарной массы.

— Какова была частота сердечных сокращений? — спросил Бахус с места. — Какое было рН? Был ли у него ацидоз?

— Пульс был сто двадцать в минуту. Мы не исследовали газы артериальной крови, но насыщенность кислородом была хорошей, поэтому его и экстубировали.

— Но ведь мы никогда не экстубируем нестабильных больных, а ведь этот больной был нестабилен, не так ли? — уточнил Бахус.

— Доктор Бахус, у вас будет еще возможность высказаться. — Вайнстоун тронул Гавитуньо за локоть. — Ну и что же случилось дальше?

— В реанимации у больного опять упало давление, я снова назначил ему раствор Рингера и кровь…

— Вернемся в операционную, к тому моменту, когда вы закрывали его, я имею в виду, когда вы уходили из живота, там было сухо?

— Да, доктор Вайнстоун, абсолютно сухо.

— Вас устраивал результат операции? — спросил Вайнстоун. — А вы, доктор Бернштейн? Вы, я полагаю, тоже были довольны?

— Абсолютно, доктор Вайнстоун, все было хорошо. — Бернштейн вскочил на ноги. — Я поддерживаю доктора Гавитуньо, он принял правильные меры. Спленэктомия прошла без особенностей, несмотря на огромные размеры селезенки.

Бернштейн говорил громко и красиво, с едва различимым акцентом бруклинского еврея. «Ему бы так оперировать, как он выступает!» — подумал я.

— Хорошо, что же случилось потом? — обратилсяВайнстоун к резиденту.

Гавитуньо слегка замешкался, обдумывая ответ.

— Через несколько минут у пациента произошла остановка дыхания и сердечной деятельности. Сердечно-легочная реанимация проводилась одновременно с интенсивной инфузионной терапией, нам удалось восстановить сердечную деятельность и кровообращение. Доктор Бернштейн решил взять больного в операционную.

К сожалению, у пациента вновь произошла остановка сердца и он умер.

Башир Бахус наклонился ко мне, я почувствовал его возмущение случившимся еще до того, как он открыл рот.

— Я был в реанимации и говорил им, что началось вну-трибрюшное кровотечение. Я сказал Гавитуньо: «Бери Бернштейна и бегом в операционную!» Но Бернштейна уже не было, он удрал из госпиталя еще до того, как больного сняли со стола.

— Будут комментарии с места? Доктор Готахеди, что бы вы сделали по-другому?

Хирург Рахман Готахеди еще один уроженец Ирана. Худой, невысокий, прекрасно говорящий по-английски и всегда элегантно одетый. Готахеди — танцор на всех вечеринках, друг и сосед Сорки. У него хорошие отношения и с Вайнстоуном, поэтому он всегда нейтрален, если что-то задевает последнего.

Готахеди питал известную всем слабость к женщинам. На последнем вечере, посвященном выпуску шеф-резидентов, пьяный Готахеди подошел к шестифутовой жене Чаудри и попросил: «Встаньте, пожалуйста, я хочу положить мою голову на вашу грудь». Друзья и жена уволокли его во избежание дальнейших неприятностей. Всего две недели назад Готахеди запустил руку под короткую юбку Беверли и ущипнул ее за упругую ягодицу. Сказать, что она пришла в ярость, значит не сказать ничего. Замять скандал сумел Вайнстоун, никто точно не знает, как это ему удалось. Для всех нас это осталось смешной загадкой…

Готахеди кивнул Вайнстоуну и начал лекцию, он любил поговорить, задайте ему простой вопрос и вы его уже не остановите.

— Доктор Вайнстоун, коллеги, это была трудная селезенка, очень большая. Оба доктора — и Гавитуньо, и Бернштейн — убедили нас, что операция прошла хорошо, они добились полного гемостаза перед закрытием живота. Что случилось потом? Возможно, соскочила лигатура с одной из коротких желудочных артерий. Как вы вяжете артерии, доктор Гавитуньо? — Он сделал паузу, явно недостаточную для ответа. — Надеюсь, вы не пользовались вайкрилом? Я пользуюсь только шелком и не доверяю вайкрилу. Однажды, это было пять лет назад, я использовал вайкрил, он развязался, и больной закро-вил. Никогда больше я не брался за вайкрил.

Даже Малкольм Раск не выдержал и шепнул мне: «Ну что за дурак! Абсолютная ерунда. Вечно затянет: „Однажды у меня был случай…“ Пора бы его остановить».

— Что вы, доктор Готахеди, мы использовали шелк, — вставил Гавитуньо при первой же возможности.

Эта болтовня меня раздражала, поэтому я вмешался:

— Я пользуюсь только вайкрилом, и проблем не было. Если вы умеете вязать узлы, можно пользоваться чем угодно, а шелк — это Средневековье.

— Доктор Зохар, — рассмеялся Готахеди, — ваше открытие основано на исследованиях или это литературные данные? Как я сказал, это несчастный случай, нитка развязалась или случилось что-то другое — источником кровотечения была какая-то забрюшинная вена где-то в районе хвоста поджелудочной железы. Это могло случиться у любого из нас. У меня был аналогичный случай лет шесть-семь назад с пожилой женщиной…

— Спасибо, доктор Готахеди, — прервал его Вайнстоун. — Мы должны закругляться. Доктор Бернштейн, вы что-нибудь добавите? Ведь это ваша операция.

Бернштейн пошел по проходу, у него были длинные седые волосы, обрамляющие лысину, он все время носил один и тот же костюм, белую рубашку и невзрачный галстук. Я бы не удивился, если бы узнал, что он и спит в этом наряде.

— Доктор Вайнстоун, коллеги, я не могу спокойно спатьпосле случившегося. Снова и снова прокручиваю эту операцию в голове, пытаясь понять, что сделано неправильно. Как можно было предотвратить эту ужасную катастрофу?

Еще один спасительный трюк — всегда каяться, сокрушаться и каяться, как в синагоге: «Прости, Господи, мои прегрешения и ошибки». Бернштейн никогда прямо не признавал своей вины, осложнения бывают у всех, хирурги, как он говорил, — братья по оружию.

— Я согласен с доктором Готахеди, — подтвердил он, — должно быть, развязалась лигатура, что привело к внутри-брюшному кровотечению. Мы попытались вернуть больного в операционную, но, к несчастью, было уже поздно.

Башир съязвил:

— Когда Гавитуньо искал его, он уже делал другую операцию в госпитале Раби-Маймон.

— Доктор Раск, наше заключение, — попросил Вайн-стоун. — Пожалуйста, будьте кратким, у нас приглашенный лектор и время академического обхода.

Малкольм Раск сделал заключение: «Пациент умер в результате послеоперационного кровотечения. Надо признать, что была допущена техническая ошибка. В целом лечение было соответствующим».

— Соответствующее лечение! — прошипел я Баширу. — Еще одна жертва дурака Джо.

Башир в ответ только улыбнулся, к чему зарабатывать сердечный приступ, выслушивая истории смертей, их так много.

Я заметил удаляющегося Бернштейна тотчас после окончания М&М, он никогда не оставался на академический обход. Он и так все знает, как пороть и шить, как удалять органы, прекрасно обучен и аттестован, к тому же очень занятой человек. Больным и их родственникам нравится его спокойный характер, особенно популярен он среди хасидов, с которыми, наверное, обменивается цитатами из Талмуда. В скором времени он надеется попасть в список ведущих хирургов в «Нью-Йорк Мэгэзин». Манцур и Сорки уже были в этом списке, почему бы и ему туда не попасть.

Без сомнения, что, выйдя из зала, он тут же забыл про умершего больного. Один мой друг сказал как-то: «Я снова и снова убеждаюсь — в хирургии быстрей всего забываются умершие пациенты». -Правда, родственники умершего могут подать в суд, но это малоперспективно. Даже если они откроют судебное дело, пройдут годы, прежде чем его начнут рассматривать. Против Бернштейна всегда велось несколько судебных дел, но так было у большинства хирургов.