Третий пол: Судьбы пасынков природы - Белкин Арон Исаакович (читать книги без .txt) 📗
А что же, кстати, она, героиня этого романа, такого необычного, такого горького? Попытаемся поставить себя мысленно на ее место. Шесть лет ее связывала дружба с Аней, интересной девушкой, но не похожей ни на кого, и сама эта их дружба не вписывалась в существующие стандарты. Впрочем, чего только не бывает между девушками! Они выросли рядом, помнили друг друга еще подростками – а это всегда «замыливает» взгляд, он утрачивает зоркость, наблюдательность, не фиксирует даже явных несообразностей в облике и поведении близкого человека. Поэтому я готов поверить, что Марина оказалась самой доверчивой и самой недогадливой во всем окружении Алеши и не видела никакой разницы между ним и другими своими подругами.
Но тем большим потрясением должно было стать для нее открытие, что Аня – никая на самом деле не Аня, и мало того что этот новый для нее человек давно ее любит и связывает с ней все дальнейшие жизненные планы. Никакая «мыльная опера», при все изобретательности в нагромождении внезапных разоблачений, переодеваний и узнаваний, не дает такой резкости и остроты перехода! Алеша не знал, что лучше – подготовить девушку заранее или предстать перед ней уже преображенным, с новыми документами – законным претендентом на ее руку и сердце. И никто бы на его месте не знал, что лучше. Но он в конце концов выбрал для объяснения момент перед последней поездкой в Москву, уже на операцию. Реакцию Марины он не уловил – видимо, она была в настоящем шоке. Подозреваю, впрочем, что в те минуты он был поглощен самим собой. Зная, что все точки над «и» уже поставлены, пытался вести себя как мужчина, но еще не владел ни своим психическим, ни физическим аппаратом, понимал, что выглядит карикатурно, злился. Напряжение вылилось в одну из их обычных бессмысленных ссор.
И все же Марина приехала в аэропорт его провожать, когда он лежал у нас в больнице, они переписывались, он все говорил о ней как о невесте.
«Вскоре, – рассказывает он в своих записках, – она приехала ко мне. Я волновался, как всегда при встрече с ней, нет, гораздо больше – я не знал, как она меня воспримет. Предчувствия не обманули: когда я к ней вышел, она была поражена, казалось, вот-вот убежит. Позже она рассказала, что видеть меня ей было просто страшно, но на второй день она привыкла. Я спросил: почему так быстро? Она ответила (обратите особое внимание на эту красноречивую деталь! – А. Б.), что я вел себя с ней так же, как всегда и так же на нее смотрел, и выражение лица было прежнее.
Мы гуляли с ней по городу. Мне было хорошо. Впервые я мог не следить за собой, не бояться любопытных взглядов. Мы искали гостиницу, но не нашли. Поссорились, помирились и вернулись назад, на территорию больницы. Ночь просидели на скамейке. Я рассказал ей все: что такое я сейчас, что будет потом. Ее ничто не испугало, она проговорила: «Только бы быть вместе». Расставаясь обещала ждать, сколько будет нужно. Я верю, что мне не придется больше обижаться на свою судьбу. Цепь мучений прервалась. В письмах мы строим с Мариной планы на будущее, клянемся в вечной любви.»
На этой мажорной, оптимистичной ноте заканчивается тетрадь, исписанная крупным Алешиным почерком. Его повесть имеет продолжение, но с ним мы пока немного повременим. Сейчас на очереди – другие имена, другие судьбы.
О самом раннем детстве Юрий всегда вспоминал тепло. То ли матери удалось сохранить тайну, то ли сама эта «тайна» поначалу не бросалась в глаза, но только даже наиболее предубежденные жители деревни на Юлю – а именно так в семье назвали младшую «дочь» – не обращали никакого внимания. Девчонка как девчонка, к тому же из самых тихих, застенчивых. Никогда не тянулась к мальчикам, любила играть в куклы, в дочки-матери. Особенно близко сдружилась с двумя девочками. Вместе ходили в школу, учили уроки. Только одним отличалась Юля от своих подруг – своими мечтами. Одна девочка хотела, когда вырастет, стать учительницей, другая киноактрисой. Юля же уверяла, что станет летчицей. Неподалеку от деревни был аэродром, и летчиков детям приходилось видеть часто.
И вдруг все изменилось. Девочку стали останавливать на улице, задавать ей какие-то странные вопросы. За ее спиной начались перешептывания. Дальше – больше: обеим подружкам родители запретили дружить с Юлей. Те расстроились, но подчинились: «нам сказали, что это может плохо кончится». С чьей-то легкой руки пошло гулять по деревне непонятное никому толком, но тем более страшное слово – «гермафродит» (строго говоря, к Юле не имевшее прямого отношения). Старухи принялись всех пугать, говоря, что соседство с таким человеком не к добру. Что бы плохого ни случилось – там дом чуть не сгорел, тут корова перестала доиться, – тут же вспоминали про Юлю: «мы вас предупреждали!» Беременным женщинам твердили, чтобы обходили ее стороной и уж во всяком случае поменьше на нее смотрели – «не то родишь такого же».
Лет в 15 Юля сама подлила масла в огонь. Стремясь «утвердиться в женском поле», начала рассказывать про себя всякие небылицы женщине, которая слыла одной из самых заядлых сплетниц. Что у нее роман со взрослым мужчиной, офицером, что она ездит в город с ним встречаться, иногда даже остается ночевать. Для большей убедительности попыталась даже имитировать беременность, подкладывая под одежду старые платья, но вовремя сообразила, что хватила лишнего. Тогда спряталась на неделю в городе, а потом через тот же транслятор оповестила деревню, что сделала аборт. Но в итоге стало только хуже – сплетни не затихли, а сделались еще более злобными и грязными.
Может быть, рассуждала Юля, беда в том, что придуманного ею офицера никто не видел, а если это будет известный всем мужчина, это реабилитирует ее в глазах деревни? Юля наметила одного из парней и предприняла на него отчаянную, но крайне неумелую атаку. Однако из попытки близости ничего не получилось. И что самое ужасное – парень проболтался другу, тот еще кому-то, и теперь уже о том, что она не девушка, а «настоящий мужик», стали говорить со ссылкой на конкретный источник. Два месяца Юля не выходила из дому, но все равно все деревенские кумушки судачили только о ней.
Мать не выдержала и сказала: «Езжай в город». Юля послушалась, подала документы в торговый техникум. Когда проходила медкомиссию, надеялась, что врачи ей хоть что-то объяснят, но ничего не услышала. Решила сама пойти посоветоваться к гинекологу. Приговор был суров: месячных не будет, половой жизнью лучше не жить, помочь этому врачебными средствами невозможно, поскольку «это все врожденное» (?!). В тот же вечер Юля купила в магазине пузырек уксусной эссенции и выпила. «Чем так мучится, лучше совсем не жить».
Умереть Юле не дали. Врач «скорой помощи» оказался человеком участливым, внушал, что таких людей много, все они как-то живут и находят в жизни радостные моменты, советовал взять себя в руки. Но, между прочим, в том, что перед ним такая же «девушка», как и он сам, тоже не разобрался.
Юля попробовала последовать совету, но безуспешно. Снова начались гонения – может быть, и не такие злобные, как в деревне, но ведь и болевой порог после всего пережитого резко понизился. Учебу пришлось бросить. Вернулась домой. Деревня заволновалась, зашипела. И мать сдалась окончательно: «не позорь семью, уезжай, куда хочешь».
Несколько лет Юля скиталась, где придется. Иногда пыталась вернуться домой, но родители были непреклонны, и снова приходилось уезжать, куда глаза глядят. Об образовании бросила и думать, нанималась на стройки, на самую тяжелую работу. Повсюду ее преследовала злая молва, гнала с места на место. Бывали периоды, когда Юля просто бродяжничала, ночевала на вокзалах, голодала – ни нищенствовать, ни воровать она была органически не способна. Но стоило ей где-то устроиться, получить койку в общежитии, заработать немного денег, как снова о ней «начинали говорить», и она опять бросалась на вокзал и брала билет на первый же поезд. Была еще одна попытка самоубийства, к счастью, безуспешная.
А время шло, мужские черты все резче проступали в ее облике, теперь уже даже нелюбопытные люди начинали при встрече с удивлением рассматривать эту странную женщину. От полной безысходности Юля совершила поступок, сродни тому, как в 15 лет она симулировала беременность. Пошла в парикмахерскую, сделала короткую стрижку, потом купила мужскую одежду. Знакомясь, называла свое новое имя: Юрий. Она не стала считать себя мужчиной. Для нее это была игра, причем, игра достаточно опасная: ведь паспорт оставался прежним, и время от времени его приходилось предъявлять. Тем не менее поразительно долго, целых 3 года, это сходило. Но однажды при попытке вселиться в очередное общежитие возникло подозрение, что паспорт подложный. Пригласили консультанта в погонах. «Надо с тобой разобраться», – сурово сказал он. «Вот и разбирайтесь», – с готовностью откликнулся подозреваемый.
