Криминальные Аборты - Ломачинский Андрей Анатольевич (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
До школы дошли без приключений, и едва все сели, как они оказались перед дверью класса. Глаза Сан-Сюзаны удивленно расширились, чего-чего а увидеть Толика и Лариску вместе, да еще и за ручку, она никак не ожидала. Кивком головы предложила пойти сесть на свои места. Даже не стала метать свои гневные речи по поводу опоздавших. Опоздавших она не любила, и поэтому к ней опаздывали редко. У АА луче прогулять, чем опоздать.
Лариска сидела от Толика довольно далеко, через ряд. Хрупкая и маленькая она никогда не вылезала с первых парт, а вот рослый Толик всегда сидел на «камчатке». Однако если подвинуться на нужную позицию, то Лариску ему было хорошо видно между застывших голов одноклассников. Первую половину урока она что-то там писала в своей тетрадке, наклонялась за линейкой в портфель и иногда грызла ручку. А вот потом. Потом минут десять она сидела неподвижно, а после ее скрутило. Она положила руки на живот и грудью оперлась о парту. Очкастая Алка Федорова, дебелая бабища, что сидела от Лариски через ряд и прям перед учительским столом из-за своего плохого зрения, небрежно швырнула на Ларискину парту какую-то конвалютку с таблетками. По серебристой фольге похожи на баралгин, Толику мать такие от зубной боли давала. Любят бабы друг друга «от месячки» лечить. Лариса отрицательно помотала головой и передала таблетки назад Федоровой. Движение ее руки показалось Толику каким-то слабым. Потом Лариса подняла руку и сконфуженным голосом произнесла:
— Извините, Александра Александровна, я выйду.
Вставала Лариса как-то медленно и излишне долго — уже весь класс вперил в нее глаза. Сан-Сюзана нервно подскочила к полускорченной Лариске и уставилась ей в лицо своими колючими рентгеновскими глазами. Затем АА заговорила привычным властным голосом:
— Немедля иди на первый этаж в медпункт! Сама дойдешь, или пусть тебе Федорова поможет?
— Сама, сама. Спасибо, мне уже лучше.
Стараясь выглядеть бодрой и по своей привычке закусив криво губы, Лариска вышла из класса. Математика на втором этаже, до медпунка один лестничный пролет. На первой ступеньке с Лариской неожиданно что-то случилось — в глазах не то внезапно потемнело, не то страшно посветлело, в ушах раздался нестерпимый звон, переходящий в высокочастотный писк, после чего ее мышцы полностью ослабли, и она отключилась. Все случилось так внезапно, за какие-то доли секунды, что Лариса не успела даже сесть на ступеньку — так и грохнулась на лестнице. Все что она успела — это лишь чуть-чуть развернуться, поэтому хоть и полетела она строго вниз, но удар о край бетонной ступеньки пришелся не в лицо, а за ухом. Техничка Ивановна, что мыла вестибюль услышала страшный хлюп с хрустом — очень характерный звук разбиваемого черепа. На ее вопли прибежала медичка и АА, потом завуч, потом Крючок — трудовик, его мастерские на первом этаже рядом… Потом вообще все, кому не лень. Когда Лариску занесли в медпункт, она не дышала. Хотя она и на лестнице уже не дышала. «Скорая» приехала. Два больших дядьки с носилками, ящиком и каким-то аппаратом бегут в медпункт. Торчат там минут двадцать, потом один устало выходит перекурить. Появляются менты, начинают ходить вверх-вниз, чего-то мерять. Наконец Лариску несут на выход под белой простыней вперед ногами.
Толик это видит и ему страшно. Первый раз по настоящему страшно. Нет, Лариска блядь и ее не жалко, но ведь впереди жизнь, институт… Нет, надо молчать, молчать и молчать! Тогда ничего не будет. На переменке Толик запирается в туалетной кабинке и спускает оставшиеся таблетки в унитаз. Потом выходит на школьный двор, прячется за старой елкой и нервно прикуривает сигарету. Тут же сжигает коробочку и оставшуюся пустую конвалюту. Все, следов нет. Ничего не знаю — будут менты чего спрашивать, скажу что ебать-ебал, но любил. Скажу жениться хотел, а что беременная не знал.
Прозектор Серега тронул меня за плечо:
— Шеф, там похоже токса с черепной травмой. По Вашей части, вроде, может глянете? Габриэлян просит, его труп.
— Ладно, а что о теле у нас почитать есть? Не густо, писульки «Скорой» со слов уборщицы… Ну пошли, проведаем Габриэляна с его мадам.
Да, похоже токса на лицо. В желудке четыре полупереварившиеся белые капсулы. Мозг и печень малокровны, а вены и артерии малого таза расширены до предела. Да я тут особо и не нужен, Габриэлян и сам дока, меня позвал больше из вежливости, хотя может чего ему надо… Все пробы крови и других биожидкостей, печени, сальника и, разумеется, желудочного содержимого он уже взял. Остатки капсулок лежат по отдельным пробиркам. С головой все ясно — на черепе громадный перелом, трещина проходит через основание. Так Велозиев круг, это серьезно, латеральный синус, ерунда. А вот и вклинение продолговатого мозга — ясно, это и есть непосредственная смерть. Теперь капнем на шажок в сторону — что еще интересного? О, матка беременная, стенки сжавшиеся. Плодное яйцо почти из зева вышло. Аборт в ходу.
— Слышь, Арсен. Распотроши это красиво, я пойду фотоаппарат принесу. Похоже грохнулась малолетка от ортостатического коллапса, судя по перераспределению крови. Да плюс аборт… А на стенки матки посмотри! Короче, на отравление пахикарпином похоже. Придется труп с неделю в холодильнике подержать. Пробы я в ИВС и в нашу лабораторию пошлю, случай не срочный, раньше не сделают.
Глаза Арсена Акоповича в мольбе уставились на меня:
— Анатолич, закончи ты. Мне надо с дочкой на гимнастику, а жена дежурит. Ну закончи, а? Долма с меня!
Я долму люблю, особенно ту, что Наира готовит. Я холостой, мне всегда жрать хочется, поэтому согласен. Поделил пробы, кое-что для верности закинул в жидкий азот. Раз столько работы подвалило, то можно не торопится, теперь все равно в общагу поздно попаду. Пойду ка я покурю на улице, такой день хороший. Из прозекторского зала надо выходить осторожно. Хоть прозектура судебная, военная, да режимная, никогда не знаешь, когда на родственников нарвешься. И как они умудряются все узнать и сюда через КПП пробраться? Сейчас все вроде спокойно. Я усаживаюсь за только что зазеленевшими кустами и с наслаждением прикуриваю беломорину. Через прозрачную салатную кисею однодневной листвы вижу серую ментовскую форму, а за ним балахонистый пиджак следака. Это не родственники, все свои, присаживайтесь ребята, покурим. Начинаются стандартные вопросы, что нашел, да что думаю. Вот что мне не нравиться в их братии, так это то, что они готовы всем и вся устраивать допросы. Ну подождали бы чуть-чуть — получили бы официальный протокол предварительного заключения, а через недельку и окончательного. Я небрежно помахиваю вычурно согнутой папиросой, манерно пускаю дым, закидываю ногу за ногу. Рисуюсь немного перед следствием. Да мол, чего там искать — пока стопроцентно утверждать юридического права не имею, так как результаты анализов не получил, но дело похоже ясное — отравление пахикарпином при попытке неудачного медикаментозного криминального аборта.
Следак достает записную книжку и просит написать название лекарства по-латыни и по-русски. Я пишу. Краем глаза замечаю, что к нам подходит какая-то женщина. Почему-то мне кажется, что это Николаевна, следачка с «железки». Наверное идет по поводу того алкаша на четвертом столе, что вчера ночью поцеловался с электричкой. Дописал, поднимаю лицо. Нет, не Николаевна. Красные сухие глаза, черная шаль на плечах, руки бессмысленно теребят какой-то детский альбом для рисования с выглядывающим из него белым бутафорским цветком из тюля с блестками. Да, влип. Это МАТЬ, и судя по возрасту, это ЕЕ мать. Я нервно швыряю окурок и торопливо встаю. Конечно, от матери много чего полезного можно узнать, да только пусть с этим следователи возятся. А у меня здоровье не железное. Я вон и работу выбрал, где даже «больные» не жалуются. Однако быстро слинять не получилось. Она меня взяла ЗА РУКУ. Никогда ИХ родственники не берут НАС за руку. Мать заговорила, вроде бы по делу и вроде бы в пустоту:
— Когда мне отдадут Ларису? Она платье себе придумала. Красивое, подвенечное. Не знаю, успею ли…
