Третий пол: Судьбы пасынков природы - Белкин Арон Исаакович (читать книги без .txt) 📗
Намерение манипулировать полом стоит в том же самом ряду. Природа пола кажется нам несовершенной. Но, слава Богу, есть кому поправить дело. Договоримся о частностях, составим программу и приступим…
В клинической практике мы постоянно сталкиваемся с больными, у которых по тем или иным причинам ослаблено чувство пола. Это влечет за собой тяжелейшие психические расстройства, патологические изменения всех структур личности. Возникают явления деперсонализации, потери своего «Я», своего места в сообществе. Рушится вся система отношений с другими людьми. Исчезает привязанность к близким, к родным местам, к любимой работе, к самой жизни. Ощущать себя вне пола – непереносимо! Не раз я видел, как одни ищут забвения в алкоголе и наркотиках, других отчаяние и эмоциональная неустойчивость толкают на преступления. Нередко эта несчастная, изломанная жизнь завершается самоубийством.
Даже врачу, располагающему средствами активной помощи, тяжело наблюдать эти страдания. А если знать еще впридачу, что беда запрограммирована чьими-то неуклюжими манипуляциями?
Лишь по счастливой случайности мы избежали страшной экологической катастрофы, которая неминуемо последовала бы за «проектом века» – поворотом сибирских рек. Но ведь были у него и пламенные защитники, небескорыстные энтузиасты и просто доверчивые люди, опьяненные иллюзорной верой во всемогущество человека. А главное – ничего невозможного, технически неисполнимого не было в этом проекте. Все уже было подготовлено, вступило в стадию рабочих чертежей…
И точно так же ничего неисполнимого не было бы в проекте половой унификации! Все бы зависело лишь от того, найдет ли эта идея достаточное число приверженцев…
Вот тут мы с вами и подходим вплотную к двери, за которой скрывается, на мой взгляд, главная тайна пола.
Обратная связь
В нашем традиционном представлении, философ – это, безусловно, гуманитарий. Он изучает общество, пересекаясь в своих интересах со «смежниками», исследующими те же явления под специфическим углом зрения социологии, политологии, социальной психологии… Человек его занимает как частица социума, включенная в многоярусную систему экономических, политических, гражданских и всех прочих отношений с другими людьми. Естественно поэтому, что и все волнующие нас вопросы, касающиеся глобальных проблем бытия, мы обращаем прежде всего к философам, обладающим и даром, и профессиональным аппаратом для крупных обобщений.
А может ли быть философом естествоиспытатель, биолог? Причем, не параллельно со своим основным занятием, а за счет прямого исполнения своих профессиональных функций? Способен ли он открыть нам глаза на ход социальных процессов, на важные явления общественной жизни?
Пример Ивана Ивановича Шмальгаузена, блистательного русского ученого-биолога, позволяет ответить на этот вопрос не просто утвердительно, но и с величайшим воодушевлением.
Возможно, вы улыбнетесь, если я назову темы магистерской и докторской диссертаций Шмальгаузена, защищенных им еще до революции, – замечу попутно, совсем еще молодым, просто юнцом, применительно к докторской степени. «Непарные плавники рыб и их филогенетическое развитие» и «Развитие конечностей амфибий и их значение в вопросе о происхождении конечностей наземных позвоночных». Рыбы, лягушки, тритоны – при чем ту мы? Но подождите иронизировать! Шмальгаузен был глубочайшим теоретиком эволюции. Перед его мысленным взором лежала вся картина развития жизни на Земле, все его вариации, все возникающие на этом пути биологические формы. Он стремился докопаться до общих законов эволюции, понять механизмы, определяющие соотношение индивидуального и исторического развития. И много, поразительно много ему удалось. По складу мышления, по масштабу задаваемых самому себе вопросов он был истинным философом, то есть человеком, проникающим в самую суть явлений и интерпретирующим их на основе сложнейших систем взаимосвязи. Он был настоящим энциклопедистом по широте кругозора, но весь этот ошеломляющий по объему фактический материал не просто складировался в его бездонной памяти, он питал энергию мысли, позволял ей подниматься к вершинам обобщения.
В работе, к которой мы с вами сейчас обратимся, Шмальгаузен занят поиском глубинных зависимостей между двумя биологическими компонентами пола – гормональным и соматическим. Речь, главным образом, идет о тех особых телесных формах, которые охватываются понятием вторичных половых признаков. Первая же фраза – «у большинства животных половые железы имеют весьма яркое формообразовательное значение» – показывает, что как бы далеко ни намеревался исследователь уйти вглубь явлений, расширять поле анализа он не намерен. Постараемся избежать этого соблазна и мы – не будем проводить прямых аналогий между формами братьев наших меньших и нашей собственной психологией пола. Однако, не будем забывать и о том, что речь идет всего лишь о разных звеньях в бесконечной цепи эволюции. Это подчеркивает и сам автор, когда говорит о том, что половые гормоны не имеют видовой специфичности. В экспериментах над животными могут быть использованы гормоны любого иного биологического вида – организм птиц реагирует на гормоны млекопитающих («включая человека», – изящно напоминает Шмальгаузен) или на синтетические гормоны так же точно, как и на «родные». И это родство, пусть даже самое отдаленное, позволяет нам распространить главные закономерности, открытые этим блестящим теоретиком, во-первых, на себя, а во-вторых – на те чисто человеческие аспекты пола, которые нас сейчас и занимают.
«Развивающиеся под влиянием половых гормонов вторичные половые признаки особенно выразительны у многих птиц, а нередко и у млекопитающих, – читаем у Шмальгаузена. – Во многих случаях самцы и самки сильно отличаются по своей внешности – по общей величине и форме тела, окраске перьев или шерсти, различным придаткам и выростам (гребни, шпоры, перья у птиц; рога, бивни, клыки у млекопитающих), голосу, поведению и т. п.
Опыты кастрации птиц, а также эксперименты с пересадкой половых желез показали, что формы зависимости развития вторично-половых признаков бывают различными. Так, например, у домашних кур головные придатки петуха (гребень, бородки и сережки), его пение и поведение развиваются под влиянием мужского полового гормона,… а яркое оперение петуха и его шпоры развиваются и без влияния гормона… С другой стороны, женский половой гормон подавляет развитие мужских независимых признаков, т. е. шпор и петушьего оперения, и стимулирует развитие яйцевода, типичного головного убора и оперения курицы. Вместо пересадки желез можно производить инъекции вытяжки этих желез».
Шмальгаузен подчеркивает, что это – общее свойство позвоночных, от рыб до млекопитающих. Кастрированные самцы внешне уподобляются самкам. Самки, получающие «заряд» мужского полового гормона, начинают походить на самцов. Подобные явления прослеживаются и на более низких ступенях эволюции, у некоторых беспозвоночных – червей, ракообразных. Особняком стоят насекомые: половой диморфизм у них выражен отчетливо, но реализуется он независимо от половых желез. Ни пересадка желез, ни кастрация не ведут к изменению внешних половых отличий.
Но что делает возможными эти метаморфозы, сообщающие полу какой-то странный, зыбкий, изменчивый характер? Шмальгаузен объясняет и это, удивительным образом соединяя глубину истолкования с его лаконизмом и простотой: «В отношении половых гормонов нет качественных различий между полами. Как яичники, так и семенники продуцируют оба половых гормона, но только в разной концентрации. В результате у самки преобладает женский гормон, а у самца мужской. Признаки того или другого пола развиваются только под влиянием некоторого, необходимого для этого минимума концентрации гормонов, когда достигается пороговый уровень нормальной реакции данной ткани». Следовательно, потенциал двойного развития заключен не только в органах, секретирующих гормоны. Чтобы это биологически активное вещество подействовало, меняя женский род на мужской и наоборот, должны дожидаться наизготовке и воспринимающие ткани, ткани-мишени. Значит, и в поведении этих тканей «возможны варианты», как пишется у нас с объявлениях. Их принадлежность мужскому или женскому организму лишь наполовину исчерпывает заложенные в них потенциальные возможности роста и развития.
