Непознанное и невероятное: энциклопедия чудесного и непознанного - Кандыба Виктор Михайлович
– И он вас «благословил»?
– Напротив, встретил очень сухо и сказал, что «женщины факирами не бывают». И когда я ему показала все, что умела, он удивился: значит, вы будете исключением! Потом добавил: в вас есть артистизм, вы можете работать на сцене. Это для меня было важно – его одобрение, потому что мое увлечение стало серьезным, у меня появились книги по йоге, по психологии. Окончив медицинское училище, я поступила в филармонию, на отделение эстрадного искусства.
– Ас Лонго больше не встречались?
– Несколько раз еще приезжала к нему поговорить, посоветоваться. Особенных каких-то своих секретов он мне не раскрывал, а один совет, который я все время помню, дал.
«Перед выходом на сцену, – говорил он, – ты должна обязательно настроиться. Глубокий вдох… Представь, что ты цветешь вся, что тебе легко-легко, что выходишь радостной, чтобы на лице не было ни боли, ни грусти, ничего такого…» И я все время помню этот совет. Перед выходом на сцену – глубокий вдох… Расслабляюсь, глаза закрыты, еще глубокий вдох, почти одновременно выдох, улыбаюсь, и пошла…
– А почему Лонго вначале не проявил энтузиазма? Ведь его искусство – редкость, им у нас в стране почти никто не занимается.
– Вы знаете, раньше, в семидесятые годы, еще был как бы негласный запрет на все, что не укладывалось в рамки привычного: на гипноз, на номера типа «человек-каучук», на факирское искусство… Неофициальный, конечно. И Лонго понимал, что дело, которому он посвятил свою жизнь, исчезло. Поэтому мы сейчас не видим его учеников, хотя они были, я знаю. Будь у него какая-то перспектива, он и прожил бы больше. Его многое держало на земле, ведь он был не только факиром и фокусником, но и художником, страстным коллекционером – разносторонне развитой личностью… Мне тоже тогда запрещали работать. Но я продолжала заниматься и выступать. Я первая после Лонго вышла на сцену с факирскими номерами. А первой быть всегда очень трудно, потому что все ошибки – твои, помочь тебе некому, до всего приходится доходить самой. И я доходила. Теперь помощники у меня есть. Например, режиссер Р.Славский помог мне придумать номера с саблями. Причем мы решили, пусть они будут такими большими, чтобы зрителя впечатляло.
– Сколько лет вы готовили программу –"Невероятно, но факт!" ?
– Примерно год. До конца семидесятых годов я выступала на сцене с номером «чтение мыслей на расстоянии», и реакция зрителей укрепляла меня в уверенности, что я делаю то, в чем раскрываюсь полностью. Мне зрители присылали письма, рассказывали о том, что мои выступления помогли изменить отношение к себе, к жизни. Сейчас писем приходит еще больше. Одни просят вылечить, другие – научить преодолевать себя,третьи – прислать комплекс упражнений для тела и развития памяти. И я всем отвечаю: приходите на мой концерт, выходите на сцену, и, если ваше желание что-то изменить в своей жизни крепко, я дам вам толчок, вы откроете что-то в себе. Но тратить время на бездельника, который хочет получше устроиться за счет моей энергии, не хочу. Не так давно в Сочи, например, мне после концерта предложили: давай, мол, телепатируй, чтобы моего сына приняли в институт, мы тебе бешеные деньги заплатим… К сожалению, бывает и такое.
В зале я недоброжелательность ощущаю сразу, потому что это мешает мне работать. Иногда могу даже сказать, где сидят такие зрители. Вокруг них как бы возникают островки негативного излучения, своим недоверием они заражают и других.
– Выходит, что озлобленному человеку никакой гипноз не поможет, в то время как энергия добра способна творить чудеса?
– Может быть, и так. Знаю только, что чем искреннее и теплее настроены люди, тем увереннее я себя чувствую и тем легче мне работать. После концерта, в котором у меня хороший контакт со зрителем, когда мы помогаем друг другу, я почти не чувствую усталости. Но бывают концерты, в которых преодоления недоверия больше, чем сотрудничества. Вот тогда я чувствую себя смертельно уставшей.
– Наверное, у вас есть особая «техника» внушения и запоминания, которая помогает вам независимо от обстановки… Как вы, например, запоминаете?
– Говорят, что я запоминаю образами, и, видимо, они правы. Когда называют «мяч», я ощущаю звон мяча, когда говорят «небо», я теряюсь в ассоциациях, потому что небо – это и облака, и туча, и даже молнии. Легко запоминать предметы:"книга", «стол», «стул», «шифоньер». А вот когда «осень», «зима», всякие определения и прилагательные, запомнить сложно. Мне, например, даже иностранное слово легче запомнить, чем «осень». В «Маленькой книге о большой памяти» психолога А. Лурии приводится пример с забором, который казался герою книги «шершавым и соленым». Мне, например, когда я слышу слово «забор», кажется, что я что-то занозила. Потому, наверное, мне и запомнить его легко.
– А с чем у вас ассоциируется такое конкретное слово, как «любовь» ?
– Любовь для меня как какой-то всплеск, и силуэт обязательно двоих. Когда я добегаю до этого слова, то невольно останавливаюсь – как от яркой вспышки света. Бывает, я даже выкрикиваю это слово.
– Простите, вы сказали «добегаю»…
– То, как я запоминаю, это не полка, и не лестница.., а будто нити какие-то висят, паутинка сверкающая, и я бегу, бегу по ней и вижу, что и в какой ячейке. – А цифры, которые ассоциируются с образами?
– Цифры запоминать легче. Не знаю, почему. Бывает, я их запоминаю большими группами, потом уже делю на маленькие. А в большинстве случаев просто их вижу. Ну да, на светлом фоне. Они как бы просвечивают. Этакий светящийся контур вокруг них.
– А когда вы внушаете тем, кто на сцене, что из зрительного зала поднимается вода…
– Я представляю себе, как будто она и в самом деле поднимается. Вижу ее совершенно реально. А когда говорю, что только мой взгляд проникает сквозь окружающий всех туман, то действительно вижу луч, пронизывающий все насквозь. Сейчас я веду дневник: все свои наблюдения записываю, слежу за собой. И хотя записи пока не систематизированы, одну закономерность я обнаружила. Например, в новолуние у меня почему-то ухудшается память. Раньше я на эту зависимость памяти от времени года, дня и ночи не обращала внимания. Теперь отмечаю в дневнике. В чем дело? Пока загадка.
– Судя по всему, работа поглощает вас целиком. А что же остается для семьи? И вообще – отличается ли ваш образ жизни от обычного?
– Конечно, работа накладывает свой отпечаток – почти нет свободного времени. Но в личной жизни мне повезло: муж меня понимает. Если же говорить об образе жизни в целом, то он не очень отличается от типичного.
– А диета?
– Никакой особенной диеты. Разве что в понедельник – всегда разгрузочный день.
– Возьмем для примера вторник…
– В восемь утра – подъем. Обливаюсь холодной водой. Когда есть время, сажусь на велотренажер, чтобы не полнеть (в роду у меня все полные). Потом готовлю завтрак: для себя, мужа и четырехлетнего сына Славика. Обязательно какую-нибудь кашу, масло, сыр. А вообще едим все подряд, за исключением мяса. Стараемся и мучного меньше есть, отдавая предпочтение хлебу грубого помола. Пьем соки. Часто едим овощи. Постоянно на столе у нас разные травы. Варим вегетарианские супы, щи.
Потом я куда-нибудь еду по делам или остаюсь дома – заниматься. Что делаю конкретно? Разучиваю новые номера, какие – секрет. Совершенствую память. Продолжительность занятий самая разная. В дни концертов не занимаюсь. Но, – помня наставление Лонго, в любом случае должна настроиться. Нужная для настроя тишина – за кулисами редкость. Но помогает другое. Перед концертом я обязательно должна привести в порядок голову, то есть расчесать буквально каждый волосок. Прическу в парикмахерской делать бесполезно – все равно всю ее перед концертом я потихонечку расчешу. Привычка, ритуал, как хотитназывайте, но только мне это помогает. Бывает, не успею расчесать волосы – сразу чувствую себя какой-то скованной.
– Говорят, чтобы концентрировать энергию, нужно садиться в позе лотоса и ждать, пока в тебя не устремится космическое излучение. Насколько это реально?
