Кто и куда ведет Россию? От харизмы до маразма - Фортунатов Владимир Валентинович (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
Среди отечественных авторов нельзя не обратить внимания на книгу не историка, но доктора медицинских наук Д. В. Колесова. «По существу у Сталина было только три существенных отрицательных черты: подозрительность, безжалостность, злопамятность. Но все три – в превосходной степени: крайняя подозрительность, чрезвычайная злопамятность, абсолютная безжалостность (здесь и далее подчеркнуто Д. Колесовым. – В. Ф.). К тому же неутомимость в проявлении этих качеств. С течением времени они лишь обострялись, а не смягчались, как бывает у некоторых (пример – Каганович). Уникально и сочетание этих качеств: подозрительность делает неограниченным пространство, а злопамятность – время проявлений безжалостности; злопамятность в сочетании с безжалостностью порождает мстительность», [24] – пишет этот автор.
Свое изложение Д. В. Колесов завершает следующими обобщениями: «Мы имеем перед собой весьма цельную личность, качества которой взаимно дополняли одно другое и определяли успешность деятельности. Исключительная наблюдательность и широкий круг восприятия + способность видеть и учитывать и общее, и единичное + внимание даже к мелочам и способность оценить системное значение любой из них + системообразующий, упорядочивающий характер творчества + тревожность, которая заставляла не терять головы при успехах + способность вырабатывать твердое решение в сочетании со способностью продолжать поиск наилучших способов его реализации…
У Сталина постепенно сформировались амбиции такого масштаба, что в реальной, повседневной жизни им действительно не было адекватного выражения. Это было предельно чистое воплощение власти: никакой коррупции, протекционизма, фаворитизма, создания особых условий для семьи.
Находясь у руля власти, Сталин не спал, стоя на ее вершине. Не занимался блатмейстерством. Не держал возле себя пусть и очень лояльных, но бесполезных. Не пристраивал на теплые места родственников. Обладая абсолютной властью, никаких дивидендов с этого не имел и не искал». [25]
А ведь многие в нашей стране пока еще помнят, что в «лихие» 1990-е годы страной «рулила» небезызвестная Семья во главе с приснопамятным Б. Н. Ельциным. После Сталина стало считаться нормальным, что руководство страны подбирается в основном по земляческому принципу. Вокруг Н. С. Хрущева было немало «хохлов», которым был подарен Крым. Л. И. Брежнев пополнял кабинеты на Старой площади «запорожцами», «молдаванами», «казахстанцами». При Б. Н. Ельцине пошли во власть «свердловские», затем «екатеринбургские», а при В. В. Путине – «питерские».
После смерти Ленина Сталин стал новым харизматическим лидером. Находясь над всеми группировками, он заставлял их работать в общих интересах страны (сообразно собственному пониманию этих интересов). Сталин сохранил харизму вплоть до самой смерти, а в 2008 г. выяснилось, что и навсегда. С этим, похоже, придется жить. Например, живут же люди с диабетом, с какими-то больными органами… Соблюдают диету, проявляют умеренность и аккуратность. И часто умирают совсем от других болезней.
Ай да Пушкин, ай да молодец!
Пушкин – наше все.
«А вот у Пушкина, похоже, нет никаких шансов стать „именем России“. Разумеется, и стар и млад в нашей стране на вопросы бесхитростного теста ответят однозначно, хоть разбуди ночью: „животное – корова, фрукт – яблоко, поэт – Пушкин“. Конечно, все слышали, что Пушкин – „наше все“. Но последний раз его широко «пиарили» по телевизору почти 10 лет назад, во время празднования 200-летия со дня рождения. Тогда имя Пушкина не звучало разве что из утюга, тогда его именем и именами его персонажей называли конфеты, макароны, одеколоны и спиртные напитки. Тогда народ в течение чуть ли не года читал с телеэкрана по строчке его „Евгения Онегина“, а зловещий дикторский голос в каждой рекламной паузе оповещал население, что до дня рождения Пушкина осталось столько-то дней. По окончании юбилейных торжеств многие, похоже, вздохнули с облегчением: Пушкиным перекормили. Если честно, то перекормили, конечно, не Пушкиным, а его разнузданным пиаром, не имеющим никакого отношения ни к личности, ни к творчеству великого поэта, но эту разницу мало кто почувствовал.
Следующие девять лет о Пушкине вспоминал разве что канал „Культура“. Да канал „Россия“ показал художественный фильм Натальи Бондарчук „Пушкин. Последняя дуэль“, где роль поэта сыграл „наше все“ Сергей Безруков, столь обильно „оволошенный“ гримерами, что был похож на „городошника“ Илью Олейникова, пародировавшего Пушкина в рубрике „Жизнь замечательных людей“. Этот „Пушкин“ ласкал жену, сюсюкал со своими детишками, читая им строчки из своих произведений, ставших хрестоматийными, и почитал царя-батюшку, демонстративно презирая интриганов-царедворцев, жадною толпой стоящих у трона. Вклад в пушкиниану, мягко говоря, сомнительный…» [26]
Но Александр Сергеевич взял да и вышел на четвертое место!.. Как говорил герой фильма «Офицеры», оценивая мишень по дыркам от пуль: «Кучность-то, кучность какая!»
Автор разделяет множество критических замечаний, высказанных в адрес участников телевизионного обсуждения «к вопросу о Пушкине».
Пушкин предстал чуть ли не верным слугой самодержавия, человеком, который отказался от юношеских свободолюбивых заблуждений и, особенно после восстания декабристов (1825), пересмотрел свои взгляды. Всем россиянам предложено считать, что Пушкин не был вынужден вести себя по-другому под давлением суровых обстоятельств жизни, а превратился в однозначного ренегата, предателя своих друзей, жалкого приспособленца.
Следует согласиться с тем, что Пушкину, одному из самых ярких представителей российской интеллигенции, действительно пришлось выбирать модель поведения в изменившихся исторических условиях. При этом положение Александра Сергеевича не представляется таким же трагическим, как выбор российской интеллигенции после 1917 г. или выбор советской интеллигенции после 1991-го. После 14 декабря 1825 г. никакой смены государственного строя не произошло – поменялся лишь стиль управления страной. Такое бывает: после Хрущева страной руководил Брежнев, после Ельцина пришел Путин.
Возникает другой вопрос: нужно ли было Александру Сергеевичу вообще что-то менять в своей жизни, приспосабливаясь к новой «метле»? Делал ли он что-нибудь для этого? Что у него в конечном счете получилось?
Можно с достаточной уверенностью утверждать, что ни сама власть не требовала, чтобы Пушкин что-либо коренным образом поменял в своей жизни, ни у него самого не было такой потребности. Откуда же у историка (не литературоведа, не пушкиниста) такая уверенность?
Она вытекает из интереса к истории интеллигенции, истории русской культуры, к самому Пушкину, наконец. Дело в том, что в бытность еще аспирантом автору довелось вместе с аспирантами-литературоведами послушать едва ли не первый специальный курс, который читал в ЛГПИ им. А. И. Герцена ныне всемирно знаменитый Ю. М. Лотман. Вряд ли сейчас имеет смысл сверять сохранившийся конспект этих лекций с тем, что сам Юрий Михайлович позже счел возможным опубликовать. Но замечательные образы, которыми оперировал ученый из Эстонии, всплыли своевременно.
Почти сорок лет назад замечательный лектор четко различал стиль поведения, духовный строй тех, кто стал позже известен как декабристы, и тех, кто на Сенатской площади по разным причинам не оказался. (Всем известно, как важно оказаться в нужном месте в нужное время. И наоборот.) «Если Пушкин мог предложить„пойти к девкам“ и часто ходил, то среди будущих декабристов такое поведение не принималось», – примерно так на протяжении десятилетий помнилась автору данная ситуация.
Пушкин сказал в беседе с Николаем I, что, будь он в Петербурге 14 декабря 1825 г., непременно был бы на площади. Но, как известно, не случилось. Почему? По этому поводу существует масса версий, однако здесь важно подчеркнуть другое. В нашей стране деятель культуры может быть бабником, игроком, пьяницей, даже наркоманом, устраивать иногда скандалы, уходить от налогов и т. д. Главное не это. Деятель культуры не должен путаться у власти под ногами, не должен призывать эту власть свергнуть – и тем более участвовать в попытке такого свержения.
