Галиция против Новороссии: будущее русского мира - Ищенко Ростислав Владимирович (е книги .TXT) 📗
Кстати, и здесь нельзя не отметить, что ту же тенденцию мы наблюдаем в современной Украине, когда слабо оформленное, в значительной степени маргинализированное, но востребованное в массах избирателей пророссийское движение, по мере нарастания противостояния с националистами, радикализируется (как радикализируются и сами националисты) и становится проводником идеи восстановления единого государства, даже несмотря на то, что сегодня эта идея не поддерживается официальной Москвой.
Одни и те же предпосылки приводят к одним и тем же последствиям. И это особенно тревожно в связи с тем, что в 1914 году в Австрии развитие конфликта и (на определенном этапе) невозможность достижения компромисса между сторонами, ввиду слишком глубокого расхождения позиций, привело к Талергофу, ставшему символом первого европейского геноцида XX века, навсегда изменившего этническую карту Галиции и давшего толчок дальнейшей украинизации Малороссии.
Можно ли было избежать развития событий по негативному сценарию? Наверное, в идеальных, лабораторно чистых условиях можно. Однако особенность политики заключается в том, что идеальные условия практически всегда отсутствуют. Далеко не идеальные люди, не самым совершенным образом оценивают сложнейшие обстоятельства, выстраивая на основе этой не идеальной оценки такую же неидеальную политику.
Мы видим, что, начав с относительно безобидных попыток культурной ассимилияции галицких русинов, при всей своей лояльности, казавшихся имперским властям подозрительным в связи со своей осознанной культурно-исторической близостью к государствообразующему русскому народу Российской империи, с каковым русины считали себя единым целым, австрийское правительство сравнительно быстро перешло к административному давлению, а затем и к политическим, и к уголовным репрессиям. При этом нарастающее давление австрийских властей вызывало рост не только национального самосознания русинов, но и русофильских настроений среди них.
То есть австрийские власти в определенной степени спровоцировали то, против чего, как им казалось, боролись. В результате если в 1848 году русины были едва ли не самыми надежными подданными империи, то к 1914-у году они уже, в своей массе, были настроены откровенно пророссийски. Произошло это, не в последнюю очередь потому, что, осознавая этническую подоплеку австрийских репрессий, русины именно в переходе под власть Всероссийского Самодержца видели возможность от этих репрессий избавиться. Австрийцы сами подтолкнули их к этому выводу.
Итак, не сумев решить проблему лояльности галицких русинов ни путем административной поддержки русинского украинофильского движения, ни путем нарастающего на протяжении пяти десятилетий административно-полицейского и политического давления на русин-русфилов, австрийское правительство к 1914 году накалило ситуацию в Галиции настолько, что решение проблемы нелояльности русин-русофилов без применения вооруженного подавления, на основании законов военного времени, представлялось уже совершенно невозможным.
До сей поры можно говорить не о вине, но исключительно о политической ошибке правительства, выбравшего неадекватные средства решения реальной проблемы, в результате чего проблема была лишь усугублена. Нельзя упрекать государство за то, что предвидя (пусть и ошибочно) возможную опасность от некоего общественного (пусть и мирного) движения, оно пытается эту опасность упредить и предотвратить (пусть и негодными средствами). Глупость не определяет виновность.
Вина же австрийского правительства заключается в том, что в 1914 году оно практически сразу и в широких масштабах вышло даже за рамки законов военного времени, развязав фактически войну против населения собственной провинции, широко применяя внесудебные расправы, включая казни.
Дополнительную остроту данному конфликту придало внутреннее гражданское противостояние русинских фракций, которое в условиях вооруженного противостояния двух империй быстро приняло характер гражданской войны на полное уничтожение идеологического противника. Единые до сей поры русины внезапно ощутили себя двумя разными народами, один из которых хранил традиционную верность австрийскому императору, а другой как избавления ждал прихода армии Николая II.
По сути дела дорогу к геноциду, движимые благими намерениями (защиты государственных интересов) австрийские политики и их украинофильские союзники начали еще в 60-е годы, а Талергоф поставил в ней кровавую, но неизбежную точку.
Глава 4
Трагедия галицких русинов
Первые аресты среди русинского населения были предприняты властями еще до официального объявления войны России. Это важный момент, свидетельствующий о том, что австрийская власть начала превентивную войну с галицкими русинами исключительно на основании подозрений, поскольку перейти на сторону противника до начала боевых действий они явно не могли. Таким образом, все последующие случаи нелояльности галицких русинов, включая их активную помощь русским войскам, оправданы тем, что они подверглись нападению со стороны собственной власти и вынуждены были защищаться. В той же логике (не измена, но защита от произвола) действовал Богдан Хмельницкий. Поднимая в 1648 году восстание против польского короля, он собирался бороться не за независимость, а за справедливость.
С началом боевых действий аресты, а вслед за ними и казни стали массовыми. Как свидетельствовал видный галицко-русский деятель Осип Марков, аресты «осуществлялись на основе заранее подготовленных списков «русофилов». Арестовывали крестьян, священников и светских интеллигентов; молодых и старых, часто целые семьи. Арестованных часто водили по улицам городов (например, по улицам Львова, Перемышля), а толпы фанатичных людей издевались над ними, а временами и убивали арестантов» [56].
Сегодняшнее международное право трактовало бы действия австрийских властей, как применение насилия, неадекватного угрозе, приведшее к гуманитарной катастрофе. Опыт Косово, Абхазии и Южной Осетии свидетельствует, что подобная квалификация становится достаточным основанием для признания за населением права на восстание, как способ самозащиты от неадекватной власти, для иностранного (не обязательно международного) силового вмешательства и легимизирует отторжение переживших гуманитарную катастрофу по вине собственного правительства провинций.
В то время, однако, подобные нормы еще не действовали, к тому же Австрия все равно уже вела войну именно с тем государством, которое теоретически могло вмешаться в события на стороне преследуемых русинов. Поэтому правительственные репрессии продолжались по нарастающей, расширяясь географически и становясь все более жестокими. В свою очередь, в качестве средства самозащиты галицкие русины использовали бегство на занятую русскими войсками территорию, а также оказание помощи русским войскам, вплоть до прямого перехода на их сторону. Как это всегда бывает в подобных случаях, раскрутка маховика террора привела лишь к радикализации и непримиримости сторон конфликта.
«Через наше село вели несколько арестованных священников. Их били кулаками, швыряли в них камнями и обломками кирпичей, ругали невозможными словами, забрасывали грязью, – вспоминал очевидец. – …Многих калечили до крови. Некоторые из жертв не дошли до Львова, например старенький 80-летний священник из Стоянова, который погиб по дороге вместе со своим дьяком» [57].
«Галицию усеяли мадьяры виселицами. Тогда считали каждого украинца предателем, и кто попался в их руки с самой маленькой тенью подозрения, погибал на виселице как предатель», – признавал и украинский деятель Андрей Чайковский, именуя «украинцами» всех русинов [58]. В данном случае характерно, что административно-политически Галиция входила в состав Австрии, а не Венгрии. Королевство Венгрия после 1867 года было связано с австрийскими землями в рамках двуединой монархии лишь личной унией: император Австрии был одновременно и королем самоуправляющейся Венгрии. При этом в ведении центрального правительства оставались вопросы лишь внешней, военно-морской и финансовой политики. Поэтому карательные акции венгерских войск в Галиции прямо указывают на их инициатора – центральное правительство, ибо правительство Венгрии не было полномочно осуществлять военную политику и не имело никаких административных или полицейских полномочий на землях австрийской короны [59].
