1937 - Роговин Вадим Захарович (мир бесплатных книг .txt) 📗
Замалчивая протесты зарубежной общественности, «Правда» на протяжении нескольких месяцев после барселонских событий публиковала статьи об «очищении тыла от троцкистско-фашистских провокаторов и шпионов» [871]. В одной из этих статей сообщалось, что валенсийская полиция опубликовала список арестованных в течение июня, который включал имена «645 фашистов, троцкистов и лиц без документов» [872]. Ещё больше арестов было произведено в Каталонии.
На расправу с ПОУМом Троцкий откликнулся статьёй «Начало конца», в которой подчёркивал: «Методы амальгамы и подлога, выработанные в Москве, переносятся в готовом виде на почву Барселоны и Мадрида. Вожди ПОУМа, которых можно обвинить только в оппортунизме и нерешительности по отношению к сталинской реакции, объявлены внезапно „троцкистами“ и, разумеется, союзниками фашизма. Агенты ГПУ в Испании „нашли“ написанные ими самими химические письма, в которых связь барселонских революционеров с Франко устанавливается по всем правилам московского подлога. В негодяях для выполнения кровавых поручений недостатка нет» [873].
Не зная о ведущей роли, которую играл в провоцировании барселонского мятежа и в последующих преследованиях поумовцев Орлов, Троцкий называл другого активного участника этих кровавых событий, действовавшего под своим, к тому же широко известным именем. Им был бывший оппозиционер В. А. Антонов-Овсеенко, который в дни процесса 16-ти выступил с постыдной статьёй, где, в частности, сообщил о своём письме Кагановичу, в котором говорилось, что в отношении Зиновьева и Каменева он «выполнил бы любое поручение партии. Было ясно — да, вплоть до расстрела их как явных контрреволюционеров» [874].
Спустя несколько недель после появления этой статьи Антонов-Овсеенко был вызван к Сталину, который сообщил ему о назначении его генеральным консулом в Барселону. На этом посту, как ясно дал понять Сталин, Антонов-Овсеенко сможет загладить своё «троцкистское прошлое», т. е. участие в левой оппозиции 20-х годов.
«Бывший революционер Антонов-Овсеенко, покаявшийся в 1927 году в своих оппозиционных грехах и смертельно убоявшийся в 1936 году попасть на скамью подсудимых,— писал Троцкий,— заявил в „Правде“ о полной готовности „собственными руками“ душить троцкистов. Этого субъекта немедленно отправили, под маской консула, в Барселону и указали, кого именно душить… Такие ответственные поручения вершатся не иначе, как по прямому поручению „генерального секретаря“» [875].
Идеологическое «обоснование» кровавых расправ в Каталонии осуществлялось Михаилом Кольцовым. Выразительные свидетельства об этом мы находим в романе Хемингуэя «По ком звонит колокол», где Кольцов выведен под именем Каркова. Писатель изображает Каркова с нескрываемой симпатией, восхищается его умом и даже смотрит на него (глазами своего героя) как бы снизу вверх. Вместе с тем, читая роман, чувствуешь, как у Хемингуэя, не до конца разобравшегося в тогдашней политической мозаике, некоторые высказывания Кольцова, которыми тот доверительно делился с писателем, вызывали чувство не вполне осознанной тревоги. В этом плане характерно описание беседы Каркова с Робертом Джорданом (чей образ в известном смысле представляет alter ego автора). Когда Джордан слышит от Каркова слова о допустимости индивидуального террора, между ними завязывается острый диалог, в котором Карков чередует банальные штампы сталинистской пропаганды с циничными и лживыми высказываниями.
«— Я думал, что вы против метода политических убийств [,— говорит Джордан].
— Мы против индивидуального террора,— улыбнулся Карков.— Конечно, мы против деятельности преступных террористических и контрреволюционных организаций. Ненависть и отвращение вызывает у нас двурушничество таких, как Зиновьев, Каменев, Рыков и их приспешники. Мы презираем и ненавидим этих людей.— Он снова улыбнулся.— Но всё-таки можно считать, что метод политических убийств применяется довольно широко.
— Вы хотите сказать…
— Я ничего не хочу сказать. Но, конечно, мы казним и уничтожаем выродков, накипь человечества. Их мы ликвидируем. Но не убиваем. Вы понимаете разницу?» [876]
Из этого отрывка отчётливо видно: политические убийства без следствия и суда, широко практиковавшиеся в Испании, Карков с циничной усмешкой противопоставлял мнимым террористическим действиям «двурушников», попутно убеждая своего собеседника в разнице между «убийством» и «ликвидацией» по приговорам московских судов.
Ещё более двусмысленно звучали ответы Каркова на вопросы Джордана о «путче ПОУМа»:
«— Ну, это совершенно несерьёзно. Бредовая затея всяких психов и сумасбродов, в сущности, просто ребячество. Было там несколько честных людей, которых сбили с толку. Была одна неглупая голова и немного фашистских денег. Очень мало. Бедный ПОУМ. Дураки всё-таки.
— Много народу погибло во время этого путча?
— Меньше, чем потом расстреляли или ещё расстреляют… Бедный ПОУМ. Они так никого и не убили. Ни на фронте, ни в тылу. Разве только нескольких человек в Барселоне.
— А вы были там?
— Да. Я послал оттуда телеграмму с описанием этой гнусной организации троцкистских убийц и их подлых фашистских махинаций, но, между нами говоря, это несерьёзно, весь этот ПОУМ. Единственным деловым человеком там был Нин. Мы было захватили его, но он у нас ушёл из-под рук.
— Где он теперь?
— В Париже. Мы говорим, что он в Париже. Он вообще очень неплохой малый, но подвержен пагубным политическим заблуждениям.
— Но это правда, что они были связаны с фашистами?
— А кто с ними не связан?» [877]
Думается, что здесь Хемингуэй почти дословно излагает содержание своих бесед с Кольцовым о барселонском мятеже и его последствиях. С софистической изощрённостью Кольцов давал понять своему собеседнику разницу между тем, как он описывал события в Барселоне в своих корреспонденциях, и тем, как он действительно оценивал их. Официальная версия, состряпанная Кольцовым для печати, изображала ПОУМ «гнусной организацией наёмных убийц»; исходя из этой версии, поумовцев расстреливали в количестве, превышавшем число погибших во время путча. Хемингуэю же Кольцов заявлял, что путч представлял «просто ребячество», ПОУМ никого не убил, а Нин был «неплохим малым». Из его рассказа о судьбе Нина явственно вытекает: одной из функций Кольцова в Испании была дезинформация зарубежных журналистов и общественных деятелей относительно наиболее зловещих преступлений сталинистов.
Эту функцию Кольцов выполнял и на созванном летом 1937 года в Испании международном конгрессе писателей, где он говорил: «Наша страна полностью застрахована от авантюр больших и маленьких Франко. Она застрахована своей бдительностью и решимостью, застрахована тем, что при первом же шаге троцкистских Франко им преграждают путь органы советской безопасности, их карает военный суд при поддержке всего народа» [878].
После расправы с ПОУМом увеличилось число похищений и бессудных убийств «неподконтрольных элементов». Одной из жертв сталинистов оказался бывший секретарь Троцкого Ирвин Вольф, который в мае 1937 года прибыл в Испанию. Спустя два месяца он был арестован, но вскоре освобождён из тюрьмы. Через три дня после освобождения Вольф бесследно исчез.
Кабальеро и большинство других членов испанского правительства отказывались верить обвинениям, выдвинутым против поумовцев. Министр юстиции Ирухо заявил, что он ознакомился с делом ПОУМа и убедился: ни одно из представленных там доказательств измены и шпионажа не выдерживает критики, а документы, якобы подписанные Нином, являются подделкой. Ирухо утверждал, что полиция превысила свои полномочия и подпала под контроль иностранных коммунистов [879].
Сразу же после подавления барселонского мятежа стал выполняться второй пункт сталинского плана: смена правительственного кабинета. Испанские коммунисты, не довольствуясь роспуском ПОУМа, запретом его прессы, арестами его руководителей по клеветническим обвинениям, требовали от Ларго Кабальеро ликвидации всех антисталинских группировок и установления полного контроля над всеми газетами, радиостанциями и помещениями для собраний. После отказа Кабальеро выполнить эти требования, министры-коммунисты заявили о своём выходе из правительства. Решение об этом было принято на заседании Политбюро Испанской компартии, в котором участвовали представители Коминтерна Тольятти и Герэ (будущий глава правительства Венгрии, сметённый с этого поста народным восстанием в 1956 году).
