Стратегия Русской доктрины. Через диктатуру к государству правды - Аверьянов Виталий (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
Все больше людей осознает абсурдность существующей системы выборов, в которых отчуждение избирателей от избранников становится катастрофическим. По существу и для власти, и для народа выборы становятся тягостной формальностью, добровольно взятым на себя ритуалом поддержания демократических приличий.
На такие вопросы не может быть «метафизических» ответов, здесь нет однозначного мерила и критерия абсолютного социального блага.
От Думы к Собору [8]
Политологическая фантастика ближнего действия
Русский неофундаментализм – пока туманно просматривающая, но уже ощутимая государственная идеология, которая позволит по-новому вписаться и в международную ситуацию. Государственность все больше осмысливает себя в качестве носительницы самостоятельной цивилизации, освобождающейся от остаточных явлений «переходного» (постсоветского) периода. Этот сдвиг является не капризом элиты и не капризом электората, а современным и своевременным (скорее даже запаздывающим) ходом в развитии нашей политической системы.
Вообще нужно вести речь о «фундаментализмах» во множественном числе, поскольку можно найти разные фундаменты реставрации и реституции традиционных ценностей. Либо же можно говорить о комплексном неофундаментализме. Главным итогом выборов в Думу я бы назвал наметившийся в государстве Российском сдвиг к именно такому комплексному неофундаментализму, который видит Россию более автономной, более дистанцированной от Запада и в этом смысле менее жестко привязанной к внешней политике. Новая политическая система России будет строиться исходя из внутренней политики к внешней, а не наоборот (наоборот было при главенстве идеи «мировой революции», «обгона Америки», натужного «вхождения в круг цивилизованных государств»).
В то же время происходящий сдвиг имеет ярко выраженные внешнеполитические основания. Так, в частности, США все дальше перемещаются в зону идеологического неофундаментализма, подавая тем самым пример всем иным цивилизациям.
Постсоветский (он же постмодерный) период заканчивается, наступает время собственно новейшей русской истории, когда государственность будет находить органичные формы, отвечающие долгоиграющим константам нашей политической и жизнеустроительной культуры. В новейшей политической системе России будут свои крылья, своя голова, свое туловище политического организма, не похожие на западные образцы.
Несмотря на пугающее название, фундаментализмы могут быть определены в широком смысле как серьезное, вдумчивое отношение к традиционным ценностям. Неофундаментализм в отличие от просто фундаментализма строится как преодоление модернистского проекта, как осознание исчерпанности и внутренней опустошенности этого проекта. Для неофундаменталистов модернизм перестает быть актуальным социально-политическим мировоззрением, уходит «на пенсию» идеологий. Если же он сопротивляется, то сегодня это означает уже не былую здоровую агрессивность, но злонамеренную и ядовитую профанацию, негативную фазу пустотного, паразитического постмодерна, лишенного духовных и идейных ресурсов, цепляющегося за внешние рамки своего существования.
В XX веке русская цивилизация была то и дело вписываема в некий универсальный интернациональный проект (марксистской революции, социал-демократического переустройства мира, «нового порядка» Третьего Рейха, позднесоветского мутирующего двуполярного «сдерживания», неолиберальной глобализации). Могут быть проекты менее масштабные, которые, тем не менее, остаются по своей природе модернистскими: жесткое согласование внутренней экономической политики с институтами Бреттон-Вудс, контроль за нераспространением атомного оружия, соблюдение экологических протоколов, несение ответственности перед институтами, следящими за соблюдением прав и свобод, жесткое участие и своего рода «круговая порука» в антитеррористической коалиции и т. п. Все эти сети еще крепки и могут даже казаться сетями, оплетшими мир (особенно это относится к «антитерроризму»), однако на деле они являются сегодня рудиментами интернационализма XX века. Настоящий неофундаментализм может частично участвовать в некоторых из этих малых модернистских игр, но только на взаимовыгодных условиях и не слишком серьезно. В случае необходимости он проигнорирует мнение как крупных чиновников международных институтов, так и ближних и дальних соседей.
Противостояние НАТО и Варшавского договора были последним и предельным выражением модернистского двуполярного проекта. После крушения этой системы произошло хотя и не молниеносное, но реальное распадение модернистского проекта в целом. Это был распад не в постмодерн (или постсовременность, как считали мыслители-проповедники «конца истории»), а распад через постмодерн к новой истории, к новому «началу» истории.
Неофундаментализм является аллегорией самодостаточной цивилизации, суверенитет которой не подлежит сомнению. Есть суверенитет юридический, существующий для удовлетворения правовых амбиций малых государств-наций, но есть суверенитет, наполненный более существенным содержанием – цивилизационный, основанный не на воле наций к самоопределению, а на доказавшей себя идентичности существующих больших историко-культурных миров.
Сегодня распад модерна закончен и начинается движение к неофундаментализму всех участников мировой жизни. Впереди идут Америка и Европа, за ними идут уже Китай, Россия, Япония, Индия, исламский мир. Однако все мы пойдем за ними на этот раз не как западники. Потому что в отличие от модернизма неофундаментализм у каждого свой, он не терпит подражаний (консерватизм, традиционализм, ортодоксию с Запада не позаимствуешь, это могут пытаться делать только в кабинетных условиях).
Самым существенным и мало замеченным фактом последней избирательной компании стало то, что в парламенте не только не осталось партий, навязчиво присваивавших себе имя «правых», но и осталось очень мало тех, кто по традиции именовался «левыми». Иными словами, определение «правых» и «левых» в отношении парламентского расклада сил устарело. Это связано с глубоким кризисом парамасонской политической традиции в России. Собственно «лево-правые» ориентации в отношении политики идут вовсе не от первых европейских парламентов, а от тайных организаций, в которых левые и правые крылья существовали изначально и рассматривались как внутренне единые и необходимые друг другу диалектические полюса социальных преобразовательных движений. В этом собственно и состоит ключевая парадигма модернистского проекта.
Хочу оговориться, что, на мой взгляд, теория масонского заговора слишком сильное, слишком параноидальное объяснение происходящего и происходившего в России. Запад в Смутные времена в России всегда поддерживает раздробляющий государство олигархизм, «семибоярщину», «семибанкирщину», режим многовластия. Было бы странно, если бы Запад не поддерживал подобные институции и не преследовал через них соблюдения своих интересов.
Дело не в заговоре, а в реальном наполнении интеллектуальной жизни, в том числе жизни русской интеллигенции, просветительскими и якобинскими архетипами. Сила этих архетипов в том, что они до сих пор действуют бессознательно и через бессознательное. Однако, традиционализм и неофундаментализм внутренне не описываются в категориях «правое-левое», поскольку для них различные органы единого политического целого выстраиваются по принципу открытой иерархии, а не по принципу «винта», «симметрии», «равенства полюсов».
Сегодня проиграли партии-носители архетипа политического масонства. Так, КПРФ и «Яблоко» – классические партии масонской традиции (загадочное родство между этими двумя фракциями многими ощущалось, но не формулировалось ясно, обычно искали в «Яблоке» социал-демократические нюансы или в КПРФ – либеральную закваску, но все это было не слишком зорко и чересчур приблизительно). КПРФ на сегодня остаточное явление старой системы, осколок советского айсберга, последний инертный оплот модернизма в России.