О геополитике: работы разных лет - Хаусхофер Карл (читать полную версию книги .txt) 📗
Как представляется, важным спорным пунктом является, однако, преобладают ли централистские или федералистские главные черты в структуре, в образовании панидей, и тут кроется препятствие в строительстве фундамента: идеолог обожествления государства — по самой своей природе централист! Затем во всяком случае следует, по его мнению, “децентрализованное единое государство” — contradictio in adjecto — противоречие в самом себе, которое сталкивается с огромными практическими помехами, коренящимися в повадках и своенравии человеческой натуры. И все же в так называемом территориальном вопросе (Landerfrage) имеется богатый опыт Великого Китая, США, Австралийского сообщества, Британского имперского объединения (которое движется в направлении, противоположном централизму), Советского Союза; и, строго говоря, факт состоит в том, что во всяком случае все эти планетарные образования в пространственном оформлении складывались по необходимости как федералистские, а сама Лига Наций и инициативы Бриана по созданию Соединенных Штатов Европы были также задуманы на основе ясно выраженного федералистского принципа .
Лишь романские жизненные формы и Японская империя — эта после длительного федералистского прошлого, при мощных федералистских процессах в структуре, — отдали предпочтение централизму, поступая весьма щедро в отношении государственного устройства новых встраиваемых пространств.
Но кто не может хотя бы единожды создать и поддерживать собственное государство по образцу водонепроницаемой системы (Schottensystem), будет ли он способен участвовать в играх в системах союзов и структур, охватывающих крупные пространства, — или же к присоединению даже благосклонных сопредельных пространств, не говоря уж о сопротивляющихся?
Здесь обнаруживается то, на что указывает уже Ратцель в своей “Политической географии”, и это мы должны учитывать, говоря об эллинском и европейском жизненном пространстве, также для индийского: что для строительства панобразования Эллады, Центральной Европы и Индии имеются особые родственные трудности, связанные с территориальным вопросом [с.326] (Landerfrage), которые в другом месте будут совсем непонятны, не могут быть полностью осознаны, ибо в истории других жизненных пространств отсутствуют как предпосылка к этому [т.е. строительству панобразования ] ограниченность и узость пространства. Из концентрации слишком большой духовной энергии на слишком малом пространстве выросли исторически обремененные образования, каждое из которых имеет столь различные основы, как если бы животных девонского и силурийского периодов собрали в одном зверинце вместе с животными каменноугольного, юрского и ледникового периодов и с современными — не говоря уже о различиях между травоядными и хищными. Так, фактически в стесненных условиях находились греческие города-государства, на более крупных землях — страны Центральной Европы и на еще более крупных — 562 политических ландшафта индийской народной почвы. Уходящие в глубь тысячелетий древние племенные государства (Stammstaaten), сложившиеся на базе дружин, сопровождавших вождя, наряду с образованиями последнего столетия (Спарта с двумя царями и демократические Афины, древняя Бавария и новый Баден , феодальный Удайпур-Мевар и “выскочка” Хайдарабад ). Как совершенно по-иному были расположены в сопредельном пространстве внутренне одинаковые 49 штатов США, тем не менее с каким трудом завладели они надежным предохранительным клапаном от центральной власти президента в лице несгибаемого, влиятельного сенатского корпуса, в котором и самое большое, и самое малое государственное образование представлено двумя голосами с равным правом.
В действии включенных в конституции Соединенных Штатов и Австралийского сообщества уместных предохранительных положений, с одной стороны, во взаимопереплетении монархических, аристократических и демократических мотивов в становлении римской церкви — с другой (причем в двухтысячелетием опыте их было бы невозможно обосновать показанными Рошером (“Естественная история монархии, аристократии и демократии”) симптомами перерождения: тиранией, исключительностью или массовым гнетом), все составители новых программ могли бы найти много исходных пунктов и для образования панидей. В противопоставлении с этой возможностью был законным вывод Ратцеля, что победитель при таких идейных сражениях, равно как и побежденный, когда-нибудь с огромным рвением предпочитал вступить на землю противника. Так, победители в мировой войне, якобы настроенные на преодоление милитаризма, не говоря уже о всеобщей воинской повинности, подражали по эту сторону многим другим запрещенным по ту сторону организациям (генеральные штабы, военные академии), в то время как побежденные были обязаны спешно копировать политические организации победителей, испытанные в совершенно иных обстоятельствах, в надежде, что — несмотря на большое различие в структурах — вместе с таким буквализмом будет приобретен необходимый опыт. Самое [с.327] простое соображение политической географии подсказывает, например, что некоторые учреждения, прекрасно действующие в островных государствах и у островных народов в силу их изолированной замкнутости и значительной удаленности от частей Света, для проницаемых [государств], сплошь да рядом не защищенных нигде надежными естественными границами в переходных областях внутри частей Света, могут оказаться роковыми. Доказательством этого являются полезная игра двухпартийной системы в Японии и США по британскому образцу XVIII в., но ее полная осечка в Центральной Европе, особенно в мировоззренчески разобщенных пространственных организмах с шизофреническим (умственнорасколотым) состоянием народной души. Это несоответствие едва ли будет понято, например, японцами, которые весьма далеки от мысли, что их островное чувство единения с родным ландшафтом может быть подорвано различиями в мировоззрении. К тому же действует и инстинкт безопасности, с помощью которого островная империя нащупала к настоящему времени свой путь между пятью пандвижениями: паназиатским, пантихоокеанским, соглашением с Советами и — при многих разногласиях, но все же без опасных для жизни столкновений — с Китаем, не испытывая полного разочарования и в будущности малайской идеи в Nan-Yo.
Но еще Гильдебранд сослался на эту свойственную и японцам, и англосаксам способность быть наготове в отношении сосуществующих бок о бок политических движений, тогда как немец приспособлен лишь к движимой страстью перемене, вдобавок причиняющей вред из-за исповедания радости, если не сказать тяги к исповеданию, в то время как англосаксонская и японская партийные программы, равно как и программы пандвижений, в значительной мере преднамеренно настолько близки, что могут уклоняться от преждевременных обязательств и подменять друг друга.
Такое различие в святом усердии, с которым обсуждаются основы писаных конституций на одной стороне, вплоть до неспособности приспособиться к жизни, и в биологической приспособляемости, которая сегодня позволяет Британской империи даже без конституции, главным образом благодаря социокультурной общности, выходить из положения, должно, естественно, глубоко влиять на законность форм панобразований, более всего на прочность уз между наиболее крупными среди них, а именно стремящихся к планетарному сообществу, к чему наиболее близко подходит Лига Наций. Не содержится ли, как полагают в Женеве, в панъевропейской инициативе Бриана точно такой же разлагающий фермент для гуманитарных основ мирового сообщества, как во враждебном отношении к нему паназиатских и панафриканских, вообще цветных расовых элементов, и в равнодушии носителей панамериканских, пантихоокеанских идей?
