Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали - Кагарлицкий Борис Юльевич (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Хотя экономический рост Китая создавал определенные проблемы для центров мирового капитализма, он, по крайней мере в 1980—1990-е гг. XX в., не являлся для них стратегическим вызовом. Обладая промышленностью со средним уровнем технологии, Китай, несмотря на все свои успехи, не мог радикально изменить соотношение сил в мировой системе. В то же время, несмотря на все противоречия, интеграция в мировую экономику сопровождалась увеличением промышленного потенциала, реальной модернизацией, ростом жизненного уровня. В данном случае приоритеты международного капитала в значительной мере совпадали с национальными интересами Китая.
С Россией все обстояло по-другому. Обладая огромной территорией и сырьевыми ресурсами, она имела (по своим масштабам) небольшое население. Рабочая сила была высокообразованной, но не очень дисциплинированной и «избалованной» социальными гарантиями. Технологический потенциал страны был очень высок, хотя использовался совершенно неэффективно. К тому же наиболее развитые в технологическом отношении отрасли были связаны с военно-промышленным комплексом и, соответственно, «дублировали» такие же отрасли в странах Запада (авиастроение, машиностроение и т. д.). Таким образом, реальный интерес для «центров» капиталистической миросистемы Россия представляла лишь как поставщик природных ресурсов и рынок сбыта. В ином качестве Россия была Западу не только не нужна, но даже опасна.
«Избыточные» ресурсы России могли быть либо поглощены странами «центра», либо использованы для экономической, политической и военной экспансии самой России. Иными словами, в рамках капиталистических «правил игры» наша страна может быть либо сверхдержавой, либо полуколонией, третьего не дано. Разумеется, логика капитализма не является единственно возможной, но коль скоро российские элиты включились в процесс глобализации и стремились действовать в соответствии с его требованиями, альтернативы у них не было.
Реформа, которая повысила бы эффективность промышленности и позволила бы успешно использовать в рыночных целях накопленный в советское время технологический потенциал, привела бы к конфликту с Западом не менее острому, чем во времена холодной войны. Перманентная «торговая война» была бы совершенно неизбежна, а в определенных ситуациях могли бы начаться и локальные войны. К такому конфликту и народ России, и ее элиты были политически и психологически не готовы.
В сложившейся ситуации избранный российскими элитами курс на уничтожение собственной промышленности, разорение населения (удешевление рабочей силы), разрушение науки и превращение отечественной экономики в полуколониальную был совершенно логичным и по-своему «правильным» ответом на вызов глобализации. Во всяком случае иного способа безболезненно вписаться в «открытое общество» и «мировую цивилизацию» у них просто не было. Другое дело, что включив Россию в капиталистическую миросистему в качестве полуколонии, Запад, возможно, создал условия для новых глобальных потрясений в будущем.
Победа над «русским коммунизмом» может оказаться для западного капитализма пирровой. В результате произошедшего со страной в 1990-е гг., отмечает Тамаш Краус, «не поддающаяся интеграции» Россия снова становится «слабым звеном», «больным человеком» мировой капиталистической системы в конце XX века, как и в его начале [411]. Россия должна экспериментировать или погибнуть. Она не просто должна отстоять свою автономию по отношению к капиталистической миросистеме, но, изменив себя, изменить и мировой экономический порядок.
Вырваться из состояния отсталости можно, лишь покончив с логикой периферийного капитализма (а другого капитализма в России при данных обстоятельствах быть не может). Инвестиционный кризис в сочетании с кризисом государственности и культурным кризисом не может быть преодолен иначе как на основе новой мобилизационной модели. Опасность состоит в том, что до сих пор мобилизационная модель у нас ассоциируется со сталинским опытом, который повторить в современных условиях невозможно — к нашему величайшему счастью. Однако новый вариант мобилизационной модели должен быть найден, иначе стране предстоит десятилетиями прозябать на периферии мировой системы. Задача состоит в том, чтобы, отказавшись от имитационных моделей «догоняющего развития», сделать ставку именно на те технологии и структуры, которые станут лидирующими в XXI в. Экономист Александр Бузгалин называет это «опережающим развитием». Мобилизация финансовых ресурсов должна задействовать главный потенциал — человеческий. Вместо того чтобы экономить на науке, необходимо превратить ее в ведущую отрасль экономики. Новая экономическая модель потребует экспроприации олигархов в сочетании с реформой государства, резким повышением вертикальной мобильности для низов общества за счет доступа к образованию, здравоохранению и престижным рабочим местам. Воссоздание сильного государственного сектора, ориентированного на передовые технологии, вполне может сочетаться с ростом свободного предпринимательства «снизу». И наконец, ориентация на Запад должна смениться усилением хозяйственных, политических и культурных связей с большинством человечества — «третьим миром».
Проблема в том, что любые модели экономического развития в конечном счете упираются в вопрос о социальной природе государства. Какой класс, какие социальные группы станут опорой власти? В чьих интересах и чьими руками будет проводиться политика? Как будет обеспечена демократия в ее первоначальном смысле слова: власть народа?
Главный урок, который мы должны извлечь из событий 1990-х гг. ушедшего века, прост: нет капиталистического решения для проблем России. Но это еще не значит, что любая успешная попытка преодоления кризиса неизменно приведет к социализму (тем более что на самом деле социализм вообще возможен лишь как новая мировая система, приходящая на смену нынешней). Это лишь значит, что экономическая и социальная политика, которая сможет вывести страну из кризиса, должна подчиняться другим принципам, другим социальным интересам и другой логике, чем при капитализме. Сколько бы ни говорилось про «смешанную экономику», «регулирование», «приоритет национальных интересов», все это ничего не даст до тех пор, пока ядром этой смешанной экономики не станет общественный сектор, живущий по собственным, некапиталистическим правилам. Точно так же невозможна в России эффективная экономическая политика, не основывающаяся на экспроприации олигархии и возвращении народу отнятого у него достояния.
Перемены конца 1980-х и начала 1990-х гг. лишь подготовили почву для новых потрясений, создавая объективную потребность в новом политическом проекте — не только для России, но и для всего региона. Это проект национальный и одновременно последовательно антинационалистический. Национальный постольку, поскольку речь идет о собственных приоритетах развития, о том, чтобы преодолеть зависимость от Запада и поставить экономику на службу собственным интересам. Антинационалистический постольку, поскольку национализм — это идеология местных элит, заинтересованных в сохранении своих привилегий, а следовательно, и в консервации периферийного капитализма. В современном мире за национальную независимость невозможно бороться в одиночку. Народы Восточной Европы не раз проявляли солидарность, отстаивая свои права перед советским «Большим Братом». Солидарность еще более необходима, когда на место московского «Большого Брата» приходит вашингтонский или брюссельский. Несмотря на все старые обиды, без региональной интеграции никаких надежд на самостоятельное развитие нет. Точно так же народам Восточной Европы рано или поздно придется отбросить расистское самодовольство и осознать, что историческая судьба объединила их не с Западной Европой, не с Соединенными Штатами, а с Латинской Америкой, Азией и Африкой.
Интеграция в Европейский союз — последняя надежда, последняя великая иллюзия восточно-европейского потребителя. Этим надеждам не дано оправдаться ни для тех, кто останется за бортом, ни для тех, кто будет принят. Первые не получат ничего, вторые в очередной раз получат не то, что ожидали. Политический цикл завершается. На смену мечтам об интеграции в «клуб богатых» придет понимание того, что свои интересы надо защищать. Потребитель должен стать гражданином и пролетарием.
