Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 1 - Цветков Алексей Вячеславович
«Я начинаю с гипотезы, принимая за гипотезу самого себя... Я использую ее лишь для собственного удовольствия и удовлетворения... Я существую только потому, что я вскармливаю свое Эго... Тот факт, что я представляю поглощающий интерес для самого себя, означает, что я существую».
Естественно, что раскаленное добела воображение, которое порой помогало Штирнеру писать, иногда доводило его до парадоксальных умозаключений. Он позволял себе разражаться антисоциальными афоризмами и пришел к умозаключению, что жизнь в обществе невозможна:
«Мы выступаем не за общественную, а за отдельную жизнь». «Люди мертвы! Здравствуй, Я!» «То, что хорошо для людей, плохо для меня!» «Если это правильно для меня, это — правильно. Может быть, для других это и неправильно, так пусть они сами об этом позаботятся!»
Однако эти единичные выплески, вероятно, не являлись фундаментальной частью его мышления, и, несмотря на неистовство отшельника, он стремился к общественной жизни. Подобно большинству людей-интровертов, изолированный, замкнутый в себе, он переживал острую ностальгию по общению. Тем, кто спрашивал, как он может жить в обществе с этой его исключительностью, он отвечал, что только человек, который понял собственную «неповторимость и уникальность», может иметь какие-то отношения с другими людьми. Индивиду необходима помощь и друзья; например, если он пишет книги, ему нужны читатели. Он объединяется с другими людьми, для того чтобы умножить свою силу и более полно самовыразиться посредством их общей силы, чем они все могли бы сделать это в изоляции. «Если у тебя есть еще несколько миллионов за спиной, способных защитить тебя, вместе вы станете великой силой и с легкостью добьетесь победы», но при одном условии: эти отношения с другими должны быть свободными, совершаемыми по свободной воле, и их всегда можно было разорвать. Штирнер различает общество уже установившееся, которое ограничивает, и объединение, которое является проявлением собственной воли. «Общество использует вас, но вы используете объединения». Необходимо признать, что объединение подразумевает жертву, накладывает ограничение на свободу, но эта жертва приносится не для общественной пользы: «Меня приводит туда мой личный интерес».
Штирнер занимался современными ему проблемами, особенно когда рассматривал вопрос о политических партиях, в частности о коммунистах. Он сурово критиковал конформизм партий: «Человек должен следовать установкам своей партии везде и повсюду, полностью одобряя и защищая ее основные принципы». «Члены партии... склоняются перед ее малейшими желаниями». Программа партии должна «быть для них очевидна, свободна от вопросов... Человек должен принадлежать партии телом и душой... Любой переходящий из одной партии в другую немедленно воспринимается как ренегат». По мнению Штирнера, монолитная партия перестает быть объединением, оставляя от него лишь мертвую оболочку. Он отвергал подобную партию, но не оставлял надежду присоединиться к политическому объединению: «Я всегда найду достаточное количество людей, которые захотят объединиться со мной без того чтобы приносить мне присягу под знаменем». Он чувствовал, что смог бы вступить в партию только в том случае, если «в ней нет ничего обязательного», и единственным его условием была уверенность в том, что «он не позволит партии подмять себя». «Партия — это всего лишь то, в чем участвует человек». «Он свободно вступает в объединение и точно таким же образом может забрать назад свою свободу».
В аргументации Штирнера есть только одна слабость, хотя в той или иной мере она присуща всем его трудам: его концепция единства индивидуума не только «эгоистична», выгодна для «эго», но ценна также и для коллективности. Объединение людей плодотворно только тогда, когда оно не разрушает индивидуума, но, наоборот, развивает инициативу и творческую энергию. Разве сила партии не является суммой сил всех индивидуумов, которые ее составляют? Этот пробел в его аргументации обязан своим происхождением тому факту, что штирнеровский синтез индивида и общества остался незавершенным. В наследии этого бунтаря столкновение общественного и антиобщественного не всегда разрешается. Социальные анархисты были вынуждены совершенно обоснованно упрекать его за это.
Эти упреки были еще более горькими, потому что Штирнер, возможно, по незнанию, совершил ошибку, включив Прудона в число коммунистов-авторитаристов, которые осуждают индивидуальные порывы, клеймя их от имени «общественного долга». Верно, что Прудон высмеивал «преклонение» перед индивидумом в штирнеровском духе (без прямого указания на Штирнера, чью работу он, таким образом, может быть, и не читал), но вся его работа была поиском синтеза или, скорее, даже «равновесия» между властью индивидуума и властью коллектива. «Как индивидуализм является первоначальным качеством человека, точно так же склонность к объединениям является его дополнением».
Некоторые думают, что человек ценен только через общество... и склоняются к втягиванию индивидуума в коллективность. Таким образом... коммунистическая система является обесцениванием личности во имя общества... Это тирания, мистическая и анонимная тирания, это не объединение... Когда человеческая личность лишается своих прерогатив, общество остается без своего основополагающего принципа.
С другой стороны, Прудон отрицал индивидуалистический утопизм, который объединяет индивидуальности, не имеющие органической связи между собой, и, таким образом, предает его неспособность разрешить проблему общих интересов. «У нас слишком много общих интересов, слишком много общего».
Бакунин также был одновременно индивидуалистом и социалистом. Он без конца повторял, что общество может достичь более вы- . сокого уровня, если начнет со свободного индивидуума. Когда бы он ни рассуждал о правах, которыми должны располагать группы, таких, как право на самоопределение или право собраний, он всегда подчеркивал, что индивидуум должен быть тем первым, кто выиграет от этого. Индивид чем-то обязан обществу только до тех пор, пока он свободно соглашается являться его частью. Каждый свободен объединяться или не объединяться и, если человек так захочет, «идти и жить в пустынях или в лесу с дикими зверями». «Свобода является абсолютным правом каждого человека не искать никаких иных санкций на свои действия помимо санкций собственной совести, определять эти действия исключительно по своей воле и впоследствии быть ответственным в первую очередь перед самим собой». Общество, которое индивидуум свободно избрал для того, чтобы стать его членом, является всего лишь вторичным фактором в списке ответственностей. Оно имеет больше обязанностей по отношению к нему, чем прав на него, и при условии, что индивид достиг совершеннолетия, общество не должно «ни приглядывать за ним, ни управлять» им; оно обязано ему лишь обеспечить «защиту его свободы».
Бакунин развил идею «абсолютной и полной свободы» очень широко: я могу распоряжаться своей личностью так, как считаю нужным, я могу ничего не делать, а могу и трудиться, могу честно жить своим собственным трудом, а могу бесстыдно эксплуатировать благотворительность или частные анонимные пожертвования. Все это возможно только при одном условии: эта благотворительность или поддержка должны быть добровольными и предоставленными мне индивидами, достигшими совершеннолетия. У меня даже есть право вступать в объединения, субъекты которых являются «аморальными» или выглядят таковыми. В своей увлеченности свободой Бакунин зашел так далеко, что позволил индивиду вступать в объединения, задуманные в целях коррумпирования и уничтожения индивидуума или общественной свободы: «Свобода может и должна защищать себя только посредством свободы; пытаться ограничить ее под предлогом защиты свободы означает впадать в опасное противоречие».
В вопросе этических проблем Бакунин был уверен, что «аморальность» является последствием порочным образом организованного общества. Это последнее должно быть, таким образом, уничтожено сверху донизу. Одна только свобода может принести улучшение моральных качеств. Ограничения, вводящиеся под предлогом улучшения нравственного облика, всегда оказывались вредными для него. Репрессии не только не контролируют распространение аморальности, они лишь расширяют и углубляют ее. Поэтому наивно противостоять ей строгим законодательством, которое посягает на индивидуальную свободу. Бакунин допускал только одну санкцию против бездельников, паразитов и злоумышленников — лишение политических прав, то есть тех гарантий, которые индивид должен получать от общества. Из этого следует, что каждый индивид имеет право распоряжаться своей собственной свободой через свои поступки, но в этом случае ему отказывается в праве обладать своими политическими правами на протяжении его добровольной службы.
